Гаухаршад

– Не искушайте, моя ханбика, прошу, пощадите. – Голос мужчины дрожал от едва сдерживаемого желания. – Моё падение станет и вашим падением. И если мне не страшно наказание за мои грехи, то ваши проклятья, госпожа, станут для меня горше и жгучей плодов адского дерева.

Но Гаухаршад словно и не слышала его, протянула нетерпеливые пальцы к поясу юзбаши, а другой рукой коснулась шеи мужчины, лаская его обнажённую кожу. Турыиш простонал и, стиснув зубы, опрокинул соблазнительницу в траву. Она испугалась его нежданного порыва, но через мгновение уже загорелась под обжигающими поцелуями, задрожала от неизведанного предчувствия того, чего так боялась и так страстно желала.

– Отец! – Этот громкий крик в ночи внезапно отрезвил их обоих. Турыиш поднялся на ноги, сжимая рукоять сабли, вслушался в темноту. Поднялась вслед за ним и Гаухаршад, принялась приводить в порядок одежды.

– Где вы, отец? – раздалось уже неподалёку. Юзбаши наклонился, торопливо нашарил в траве чадру ханбики.

– Позвольте, моя госпожа. – Турыиш накинул на голову девушки покрывало, скрыл от постороннего взгляда растрепавшиеся косы, опасно блестевшие глаза и губы, предательски хранившие следы его поцелуев.

Он отступил от своей повелительницы на почтительное расстояние и вынул саблю из ножен. Грозно звякнула сталь, и так же грозно он вопросил ночь:

– Кто здесь? Выходи!

– Отец! – Юноша, вынырнувший из темноты, кинулся в объятья юзбаши. – Это я, ваш сын Геворг!

– Геворг! – Турыиш с радостным изумлением разглядывал сияющее лицо сына. Он ощупал его плечи, руки, словно и не верил, что перед ним человек из живой плоти, а не джин, посланный Иблисом, дабы посмеяться над человеком. – Но как ты оказался здесь? Как нашёл меня?

– О отец! Об этом расскажет ваш брат.

– И Хыяли здесь? Поистине эта ночь полна неожиданностей. – Юзбаши вдруг поперхнулся, опомнился, что за радостью встречи совсем забыл о ханбике, безмолвно стоявшей в стороне.

– Простите, госпожа, позвольте представить вам моего сына. Если прикажете, ханбика, Геворг отправится с нами в Казань и будет служить вам так же верно и преданно, как служу я.

Гаухаршад шагнула вперёд, с холодностью взглянула в лицо юноши:

– Ваш сын не похож на вас, юзбаши, но… он красив.

Геворг опустился на колено, склонил голову:

– Благодарю, милостивая госпожа, за благосклонный взор, что вы обратили на меня. Но осмелюсь, как и отец мой, молить о большей милости: позвольте служить вам, светлейшая ханбика!

Гаухаршад хоть и сердилась на юношу, который нарушил таинство их свидания, решила сменить холодность на снисходительность:

– У вашего сына, юзбаши, изысканная речь. Я буду рада, если он станет служить мне. Пусть будет так!

– Благодарю, госпожа. Отныне мы ваши вечные рабы! – Почтительно поклонился Турыиш.

– Встретимся позже, – шепнула она, едва шевеля губами. Гаухаршад улыбнулась, она ожидала восторженного блеска в глазах мужчины, но увидела взгляд полный смятения.

– Всевышний уже спас нас, повелительница, – отвечал он. – Я более не позволю Иблису искушать меня.

Часть II

Глава 1

За окном слышалась неумолчная песнь дрозда. И трели эти, а следом за ними и голос муэдзина, который ворвался в покои вместе с певучим азаном, разбудили Гаухаршад. Девушка потянулась в своей постели, обвела недоумённым взглядом комнату. За многие дни путешествия ей пришлось ночевать в караван-сараях, домах аульных баев, а несколько раз прямо в кибитке. Когда их путь лежал по рекам, ханбика засыпала в походном шатре, раскиданном на большом струге. И она до сих пор помнила, как в разыгравшийся шторм страшно хлопали над головой туго натянутые полотнища. А сейчас её взор скользил по сводчатому потолку, расписанному голубыми и зелёными узорами, по прозрачному муслину, спадающему красивыми складками вокруг её ложа. Она откинула стёганое шёлковое покрывало и опустила ноги на пол. Вездесущая Жиханара мгновенно появилась перед ней, видимо, дожидалась пробуждения своей госпожи неподалёку. Рыхлое, блестевшее от пота лицо няньки и её бесконечные поучения опротивели ханбике, и она уже не могла видеть перед собой старую прислужницу.

Пробудившись окончательно, Гаухаршад вспомнила всё. Вчера вечером она прибыла в Казань и сейчас находилась в дворцовых покоях повелителя. Эти комнаты отныне принадлежали ей как единственной сестре хана Абдул-Латыфа. Здесь она была хозяйкой и ещё вчера, засыпая, поклялась, что поменяет всех слуг, напоминавших ей о ненавистном Крыме. В первую очередь ей не терпелось отправить в отставку Жиханару. Гаухаршад давно уже перестала нуждаться в няньке, а старуха всё пыталась поучать её – высокородную ханбику.

– Час молитвы настал, госпожа, – возвестила Жиханара. Она величественным жестом подозвала невольниц, принёсших чеканный кумган, серебряный тазик и расшитое полотенце.

Гаухаршад выпятила нижнюю губку, приготовилась поперечить няньке, но не осмелилась отказаться от молитвы. Ханбика благополучно достигла цели своего долгого путешествия и не могла не возблагодарить за это Всевышнего. Ритуальное омовение и молитва заняли не более получаса.

Ханская дочь подошла к овальному зеркалу, но плеск воды, раздавшийся сквозь неплотно прикрытые створки дверей, привлёк её внимание. Она толкнула резное дерево и восхищённо ахнула, сразу за её покоями располагался небольшой, но восхитительный садик. Его украшал маленький фонтан, облицованный чёрным мрамором, в прозрачных струях плавали рыбки, лениво шевелили золотыми плавниками и хвостами, напоминавшими роскошное павлинье оперение. Прекрасные лилии раскинули на поверхности воды свои крупные белоснежные лепестки, а в центре фонтана каменный цветок выбрасывал вверх кристальные струи, которые сверкали в робких лучах солнца. Воздух был необычайно свеж и наполнен благоуханием. В этом маленьком садике она насчитала несколько видов роз, лилий, анемонов, жасминов. Как маленький ребёнок, Гаухаршад захлопала в ладоши. «Это будет моим Пристанищем Любви, – тут же решила она. – И ничто не помешает мне! Остались позади нравоучения няньки, осуждающие взгляды крымских ханш! Здесь я сама себе хозяйка!»

Девушка рассмеялась, окинула победным взглядом сгрудившихся в дверях прислужниц. Среди них наверняка есть наушницы матери, те, кто будет докладывать в Крым великой валиде о каждом шаге её дочери. Но она прогонит их всех и попросит у брата новых рабынь. Женская половина дворца пустовала. Молодой хан ещё не был женат, а его наложницы не осмеливались показываться на верхнем этаже гарема, и теперь здесь будет царить она.

– Вам нечем заняться, бездельницы? – строго прикрикнула ханбика. – Разложите мои одежды, в этих сундуках всё пропахло сыростью!

Гаухаршад вернулась назад, в покои, опустилась в широкое кресло. Она сидела, сурово сдвинув брови, хотя душа и пела от восторга, но прислужницам, преданным её матери, своей радости показывать не хотела. Невольницы облачили её в ярко-зелёный кулмэк из тонкого муслина, а поверх надели тёмно-шафрановый казакин, расшитый серебряным шитьём. Жиханара с благоговением открывала ларцы с драгоценностями, предлагала то одно, то другое. Гаухаршад едва поводила насурьмлёнными глазами, казалось, ей было всё равно, какие драгоценности украсят нынче казанскую ханбику. Она всё же выбрала самые дорогие и роскошные серьги, подвески, а ещё украшения для кос и яркий калфак. Гаухаршад порадовалась тому, что строгая чадра осталась для неё в прошлом. В Казанском ханстве женщинам было достаточно покрывала, прикрывавшего нижнюю часть лица. Сестре повелителя приглянулось самое тонкое и прозрачное, почти не скрывавшее её черт. Полюбовавшись на себя в зеркало, госпожа обернулась к прислужницам. Под руководством Жиханары они уже накрывали столик для лёгкого завтрака.

– Оставьте это, – нетерпеливо промолвила Гаухаршад. – Пригласите ко мне начальника охраны. Я должна дать ему особые распоряжения.

Служанки во главе с Жиханарой с поклонами удалились из покоев, а Гаухаршад устроилась на низком диване, обитом золотой парчой. Она нетерпеливо постукивала по пёстрому ковру мягкой туфлёй, ждала, когда распахнётся дверь и перед её взором предстанет Турыиш.

Никому, даже самой себе, она не могла признаться, какие отношения связывали её с молчаливым военачальником, от которого так и веяло силой и мужественностью. Юной ханбике не забылась та волшебная ночь, когда она наслаждалась страстными объятиями и поцелуями юзбаши. Он умел быть совсем другим, не суровым воином, а нежным возлюбленным с пылкими речами на устах и горящим взором. Гаухаршад откинулась на резную спинку, сладкая истома разливалась по телу, словно она предчувствовала ожидавшее её наслаждение. Улыбка застыла на разомкнутых губах. С этой улыбкой она и встретила начальника охраны, который склонился перед ней, ожидая приказов.

– Мы одни, Турыиш, – тихо сказала она. – Не трать убегающие мгновения на изъявления уважения и покорности. Лучше поспеши сказать, как ты любишь свою ханбику. Иди же сюда!

Она откинула прочь муслиновое покрывало, открывая горевшее любовной негой лицо, и поднялась ему навстречу:

– Я не могу принимать пищи, не в силах пригубить живительной влаги. Не могу ни спать, ни видеть чужие мне лица, пока не услышу слова любви от тебя. Хочу любоваться губами, произносящими признание, хочу испить твои слова…

– Госпожа, – сдавленный глухой голос юзбаши остановил её горячий порыв. Гаухаршад с недоумением заглянула в глаза мужчины, стоявшего перед ней. В них не было равнодушия и презрения, которые однажды она прочла во взгляде солтана Мухаммад-Гирея, в этих глазах металась отчаянная мольба.

– Это безумие, госпожа моя. Я молю Аллаха, дабы дал он нам твёрдости и мудрости! То, что случилось когда-то, не должно повториться. Забудьте о моих словах, забудьте всё недостойное, что связывало нас!

– Забыть?! – Гаухаршад едва перевела дух. Невыносимая боль унижения, муки которой она уже стала забывать, с новой силой обрушилась на неё. «Как это могло случиться? – раненой птицей метались в голове разрозненные мысли. – Отчего все мужчины отвергают меня, почему бегут прочь, как от прокажённой? Я знала женщин старых и уродливых, но познавших в своей жизни любовь и ласки мужчин. Тысячи людей в этом мире смотрят с вожделением друг на друга! Но стоит мне выбрать мужчину для себя, как он отвергает меня! Моими чувствами пренебрёг самый красивый, первейший вельможа Крыма, и я пережила этот позор. Но сейчас! Быть отвергнутой своим подданным? Никогда! Да он – ничтожество, недостойное лобзать пыль у моих ног! Как мне пережить это унижение, как забыть этот позор?!»

А разочарование уже сменялось гневом. Ярость чёрной волной подымалась в душе, готовая обрушиться со всей своей ужасающей силой на дерзкого сотника. Она больше не желала слушать его объяснений. Что ей почтительные слова, которые он облачил в одежды оправданий и извинений! Он не был так прям, как калга-солтан Мухаммад, но лишь потому, что она его госпожа, повелительница, от которой зависит его жизнь и благополучие.

Гаухаршад отступила на шаг от мужчины, застывшего, словно каменное изваяние, резко вскинула голову:

– Охрана!

Ледяным взором она следила за побледневшим Турыишем. В голове её зрели мстительные мысли: «Я добьюсь для него казни! О! Нет! Он не умрёт так просто! Прежде я велю предать его пыткам в зиндане, поставлю его к столбу наказаний!»

Вбежавшие на её зов мангыты остановились в ожидании приказа.

– Юзбаши оскорбил вашу госпожу! Повелеваю бросить его в зиндан до моих особых указаний!

Стражи с удивлением воззрились на своего начальника. Видя их нерешительность, ханбика возвысила голос:

– Я приказываю вам!

– Внимание и повиновение! – отозвался старший из воинов.

Турыиш медленно повернулся к ним. Пока телохранители скручивали ему руки и связывали их кожаной верёвкой, он оставался безучастным, и лишь когда его толкнули к выходу, оглянулся на госпожу. Гаухаршад в оцепенении глядела на захлопнувшиеся створки дверей. Она достойно отомстила Турыишу, который дерзнул презреть её чувства, но отчего сердце снова переполнилось болью? Отчего всё ещё виделся его печальный взгляд? Что было в этих миндалевидных глазах? Она знала точно: не ненависть и даже не страх, а нечто иное, что мучило и терзало её все последующие дни.