Дарственная на любовь

– Отдыхаю, разве не видно?

– Очень смешно!

Теар прошел к шкафу, дернул оттуда первый попавшийся наряд.

– Одевайся. У нас мало времени.

Он швырнул мне платье и, сложив руки на груди, выжидающе прислонился плечом к стенке шкафа.

– Я жду, Мел. Не заставляй меня повторять дважды.

Опять он за свое… Только и умеет, что приказывать!

– Может, для начала объяснишь, куда мы собираемся?

– Мы поедем к пику Хэджи, – бесстрастно ответил итару, а у меня беспокойно застучало сердце.

– Зачем?

– Я хочу проверить состояние защитного купола. А тебе не помешает… увидеть все своими глазами.

– Я если я не поеду?! – Теперь настала моя очередь упрямо скрещивать руки на груди.

Теар недовольно скривился.

– Я не хочу заставлять тебя Мел, но ты не оставляешь мне выбора…

Шаг, второй. Легкий поворот кисти. И злосчастные невидимые путы сковали тело по рукам и ногам, превращая меня в безвольную куклу.

– И в кого ты такая упрямая, а, Мел? – Вопрос Лунного явно был риторическим, а посему отвечать я не стала. Лишь, скрипя зубами, наблюдала, как Теар стаскивает с меня одеяло, ощупывает потемневшим взглядом мое полуобнаженное тело.

Теплая ладонь прошлась вверх по ноге, длинные пальцы скользнули за край сорочки. Я возмущенно запыхтела, и Теар тут же отстранился, тряхнул головой и схватил платье. Наскоро одел меня, стянул шнуровку корсета на спине.

– Смотрю, ты здорово управляешься с женскими нарядами, – не удержалась я от колкости. – Может, наймешься ко мне в прислуги?

Теар резко дернул шнуровку, и я охнула. Весь воздух разом выбило из легких, и шутить мне расхотелось. Зато ругаться захотелось вдвое сильнее.

Хорошо, что перегибать палку Лунный не стал и ослабил шнуровку, позволяя нормально дышать. Потом развернул меня и одернул подол. Осмотрел с ног до головы и удовлетворенно кивнул.

– Пойдешь сама? Или предпочитаешь, чтобы весь двор пялился на то, как я тащу тебя на руках? – Лунный угрожающе шагнул навстречу, а я отшатнулась.

Вот еще!

Я, может, и упрямая, но отнюдь не дура, чтобы в первый же день во дворце создавать себе подобную сомнительную репутацию. Уж если поездки все равно не избежать, то лучше я пойду на эшафот своими ногами…

– Пойду, – ответила я от безысходности и почувствовала, как растворились невидимые путы.

В завершение Теар порылся в шкафу и вытащил теплую шерстяную шаль:

– Возьми, пригодится, – сказал Лунный и, ухватив меня под локоть, потащил прочь из покоев.

* * *

Издалека темная земля казалась неуместным пластом чернозема посреди каменного плоскогорья. Вблизи же оказалась черной золой, покрывалом укрывшей выжженную землю.

Пепелище – вот все, что осталось от горняцкого поселения, расположившегося на склоне. Домов здесь не было, как и деревьев и даже остовов строений, которые обычно торчат кривыми обрубками на местах пожарищ. Деревенька выгорела дотла, рассыпалась прахом, превратившись в золу, в которой утопали каблуки моих сапожек.

Мы остановились у серой каменной плиты, и я застыла, в недоумении глядя на девственно чистую поверхность. Ни имен, ни дат, ничего, что свидетельствовало бы о том, сколько людей здесь захоронено.

Или, может, вовсе не захоронено.

Если даже дома рассыпались на мельчайшие частицы, то и люди, оказавшиеся в поселении во время несчастья, стали прахом, смешавшись с пылью и древесным углем.

Я в ужасе посмотрела себе под ноги, и мне стало дурно.

– Зачем ты привел меня сюда? – через силу просипела я. Дышать здесь было почти невозможно. Висевшая в воздухе пыль забивала нос. От едкого дыма слезились глаза.

Я урывками хватала ртом воздух, чувствуя оседающую на языке горечь.

– Затем, что это не единственное пострадавшее поселение. И если мы ничего не сделаем, такой станет вся Долина. Превратится в огромную выжженную пустыню.

Теар взял меня под руку и повел туда, где дышать было не в пример легче. Вот только глаза все равно продолжали слезиться, и я терла их свободной рукой, не зная, как унять непрекращающееся жжение.