Джеки Чан. Неистовый Дракон: личность, фильмы, эпоха

Он захотел сделать трюк ещё раз, так как чуть оступился, когда приземлялся. Это его желание было встречено восторженным криком товарищей.

История красивая. Теперь посмотрим, как всё выглядит на самом деле в фильме «Хапкидо». Во-первых, Чан не дублировал никакого главного героя – он сам был в роли одного из подлецов, которые группой нападают на героя Саммо Хуна. В какой-то момент они один на один оказываются не на балконе, а просто на верхней площадке, находящейся не так уж и высоко от земли, и Саммо, входя в раж, избивает и загоняет злодея к поперечной перекладине, через которую тот и опрокидывается назад. В кадре не виден пол и, скорее всего, там всё-таки существуют картонные коробки или ещё что-нибудь, что смягчает удар о землю. Вот так. Быть может, мы не всё знаем и однажды увидим ещё какой-то фильм, обстоятельства съёмок эпизода в котором действительно соответствуют обстоятельствам превращения Чана в «из Тигра в Дракона».

***

1971 год. Чану 17 лет. Вместе с «братьями» из Академии он проникает в зал кинотеатра, где идёт картина «Большой Босс». По отношению к новоявленному герою, Брюсу Ли, ребята настроены если не враждебно, то настороженно – за короткое время весь Гонконг сошёл с ума и готов носить на руках этого выскочку. Платить за билеты «братьям» не пришлось, поскольку они влезли через окно, но всё равно были готовы возненавидеть этот фильм.

Действительно, каждый день получая шрамы и синяки на съёмочной площадке, утратив надежду на то, что это положение когда-нибудь изменится к лучшему, трудно не ожесточиться. Тем более, когда неизвестно откуда появляется человек, к которому сразу приходит всё. Им хотелось возненавидеть его, но они не смогли. Это был совершенно новый тип героя: живой человек, обычный парень, а не летающий по воздуху сверхбоец. Чан отмечает, что, помимо этого, зрители увидели и новый стиль боевых искусств. Что-то вроде молниеносного укуса кобры. И всё сводилось к минимуму движений, которые, однако, и были самыми важными.

Вскоре юному Дракону случилось встретиться с Брюсом Ли на съёмках, где он получил возможность отличиться. Было это на картине «Кулак ярости» (1971). Брюс Ли, исполнявший здесь главную роль, планировал следующий трюк: японец Судзуки, его соперник, от удара, который нанесёт ему Ли, должен был пролететь через двери, снеся их, на двадцать футов (более шести метров). В момент удара каскадёра должны были рвануть назад с помощью всё того же стального троса. «Трудность заключалась в том, что трос не мог поддержать каскадёра в воздухе, ведь трюк должен выглядеть как настоящее падение, а не как номер! Итак, каскадёру предстояло оттолкнуться ногами в самый момент удара, а затем пролететь в воздухе от рывка натянутого троса. После этого он ударится о пол, ощутив всю силу падения после двадцатифутового полёта. Такого трюка ещё никто не выполнял, а бетон, на который предстояло приземлиться каскадёру, отнюдь не выглядел мягким»[6 - Там же. Стр. 130]. Никто не решался пойти на это. Вперёд вышел Чан. «Надев крепления, я оценил возможные варианты. Этот трюк ничуть не походил на тот прыжок назад, который я когда-то выполнил. Трос дёрнет меня очень резко, и я никак не смогу предугадать, насколько быстро и в каком направлении меня понесёт. В свободном падении мне не удастся изменить положение тела, и, кроме того, сама идея заключалась не в том, чтобы безопасно приземлиться, а в том, чтобы жёстко рухнуть на землю. Желательно так, чтобы не убиться. <…> Когда тяжёлая нога Брюса коснулась моей почти не защищённой груди, я напрягся, а стоявшие позади нас каскадеры изо всех сил дёрнули за трос. Крепления стиснули мою грудную клетку так сильно, что из лёгких тут же вылетел весь воздух, и я полетел назад. Когда я врезался в двери, раздался треск рвущейся бумаги и деревянных планок. А потом…

Падаю, падаю, падаю…

Нечто вроде внутреннего радара подсказало мне, что я вот-вот ударюсь о землю. Я расслабил все мышцы, слегка свернулся, чтобы не приземлиться на позвоночник, шею или одну из конечностей»[7 - Там же. Стр. 130—131]. Сразу после падения он ненадолго потерял сознание, а когда пришёл в себя, над ним стояли Брюс, Саммо Хун и Ло Вэй. Ли похвалил его и улыбнулся.

Ещё одна встреча с Брюсом на съёмочной площадке произошла в картине «Выход Дракона». Ли ударяет концом шеста Чана по лицу, и тот отлетает в сторону. В фильме можно наблюдать этот момент, длящийся менее секунды. Это сцена в убежище злодея, когда Ли сражается с толпой его приспешников.

«Как только заработал мотор, у нас обоих, похоже, произошёл всплеск адреналина: я помчался на него, он завертелся на месте, и – бах! БАХ! – его палка врезалась мне прямо в лицо. Пока он позировал перед камерой, я лежал на полу, пытаясь не издать ни звука и не позволить рукам обхватить раскалывающуюся голову. Вы не поверите, как мне было больно! Вспоминая этот случай, я ощущаю ту боль даже сейчас, десятилетия спустя. Но Брюс прекрасно понимал, какую ошибку он сделал. Как только камеры были выключены, он отбросил оружие, подбежал ко мне, поднял с земли и сказал:

– Прошу прощения, прошу прощения!

До самого конца дня он то и дело посматривал на меня и повторял: «Прошу прощения», так как мое лицо распухло, как морда бурундука… Из всего, что он сделал, из всех совершённых им чудес, я больше всего восхищаюсь той добротой, какую он проявил в тот день»[8 - Там же. Стр. 132].

***

Так проходило время, так протекала жизнь каскадёра. Чан испытывал на себе школу жизни. По описанным эпизодам ясно, что, несмотря на молодость, он уже сформировался как человек незаурядного мужества и находчивости, обладающий острым и гибким умом, принимающий нужные решения быстро и вовремя. Серьёзно рискуя (даже несмотря на неточности, которые он допускает в рассказах, мы признаём это), он получал в то же время и плоды от этого риска, заслуживая репутацию и одобрение каскадёрского братства. Впрочем, эти обстоятельства вовсе не предвещали выдающейся карьеры и славы. Предстояло пройти ещё через массу испытаний и событий, показать себя в очень разных качествах и, самое главное, интуитивно почувствовать, кем же является он сам, найти индивидуальные черты и приёмы, которые полюбили бы и ждали бы от него все.

***

В 60-70-е годы в кинематографе Гонконга, в силу движения в определённом направлении, которое это искусство приняло в тот период, стал складываться своеобразный тип исполнителя: мастера боевых искусств и драматического актёра в одном лице. Наряду с требованиями безупречного владения приёмами боя, всё более явственно ощущалась потребность именно в актёре. Но до 1971 года это существовало ещё подспудно. В полной силе по-прежнему был жанр уся – жанр фантастического фильма с элементами боевых искусств и историческими мотивами – и здесь, как и везде, были свои удачи и провалы. Снималось большое число картин, где герои выглядели ходячими манекенами. Всегда побеждающие борцы за справедливость с непроницаемым выражением лиц, злодеи, на протяжении всей картины носящие условную маску, символизирующую злость. «Масочность», которая в традициях китайского искусства всегда занимала место почётное, здесь зачастую приобретала вычурные формы и неестественные черты. А кино нуждалось в трансформации. Крупный план требовал настоящих человеческих эмоций. Обобщённость, характерная для образов Китайской оперы, обобщённость, являющаяся уникальной в традиции китайского театра, здесь уже постепенно отторгалась. Необходим был новый шаг.

Ли Сяолун. Голос маленького дракона

В кадре – чуть будто бы стесняющийся и немного зажатый молодой человек. Ему неловко в костюме и галстуке. Он внимательно слушает вопросы того, кто не виден нам, и старается как можно более полно, но вместе с тем лаконично на них отвечать. В каждый такой момент ответа, в конкретный момент, когда вопрос касается интересной и важной для него темы, молодой человек начинает чрезвычайно любопытно раскрываться. Он не просто увлечён тем, о чём говорит – это его существо. Он уже (ему 21 год) понял и чётко сформулировал для себя основы своего метода, философию боевых искусств. Уже формулирует свой знаменитый постулат о неуловимости и невероятной мощи воды. Всё делает внятно, красиво, элегантно. Реагирует на просьбы, ни секунды не мешкая – вежливо, но с большим достоинством. Интересно показывает стиль и походку одного из персонажей Китайской музыкальной драмы. В эти моменты в нём читаются умение и мастерство. Движения точны, узнаваем характер персонажа. Перед нами артист. Его просят показать несколько элементов стилей кунг-фу, что он прекрасно выполняет. Затем в кадр входит доброволец-партнёр, и начинаются чудеса. Те самые чудеса, которые до сих пор никто в подобной степени не в состоянии воспроизвести. Что бы кто ни говорил.

Так называемое «Потерянное интервью», запись 1971 года. Уже иной человек, нежели тот, которого мы увидели и узнали по первой кинопробе. Здесь – «гуру». Чуть напоказ эстетствующий, несколько вызывающе себя подающий и даже дерзкий молодой учитель. В то же время все основные формулы и постулаты – те же.

Да, в своё время он усвоил правило и принцип: всегда делай то и так, как будто это в последний раз. Выложись полностью, донеси свою мысль исчерпывающе, нанеси удар такой силы и точности, чтобы уже ничего не оставалось делать после тебя другим.

В 2017 году в Гонконге, в Музее культурного наследия, проходила посвящённая Брюсу Ли выставка. Личные вещи, записи, фрагменты фильмов, оформленные в стиле героя зоны, уголки. Всё было сделано так, как это понимали и чувствовали жена Брюса Линда, дочь Шеннон – так что, думается, связанное с этим человеком было донесено до посетителей максимально точно. Снимать, к сожалению, на выставке было нельзя, но те, кому представилась счастливая возможность побывать там, думаю, не забудут выставку. Помимо прочего, там существовало то самое ощущение присутствия, близости человека. Хорошо удалось показать ряд периодов в его жизни, когда он был ещё вполне рядовым китайцем, получившим образование в Америке и перенявшим и стиль поведения, и манеру одеваться по-американски. Танец ча-ча-ча (на выставке демонстрировался отрывок из забытой сегодня картины «Сирота», где Ли работал очень интересно), первые кинопробы, фотографии, записи из тетрадей, какие-то мелочи – всё это свидетельствует о периоде, если можно так выразиться, «пред-Брюс Ли». Вполне можно было таковым и оставаться. Симпатичным парнем с чёрными глазами и немного округлым лицом. Но нет. Не захотел.

***

Самому великому мастеру боевых искусств и каскадёру никогда не стать заметным актёром, если не найдено то, что называется индивидуальностью. Он это понял чётко и достаточно рано. На сегодняшний день абсолютно ясно, что присутствие этой личности в кинематографе придало тем фильмам особое качество и значение. Но как формировался актёрский облик? В картинах, где Ли снимался ещё мальчиком, мы можем, наблюдая за ним, отмечать, что это был довольно подвижный и смелый перед камерой подросток. Мимика, которую он использовал в то время в качестве своего главного оружия, была также чрезвычайно динамична. Он ещё мало что умел в актёрском смысле, и единственным средством стать заметным было взять на себя как можно больше внимания. Он растёт как актёр, обретает всё больше уверенности и выразительных средств. Не сразу, но с течением времени всё отчётливее вырисовывается одна тенденция, установка его характера и деятельности: необходимость быть победителем всегда и во всём.

Он серьёзно увлекается боевыми искусствами и преподаёт философию в одном из университетов Лос-Анджелеса. «Преподаёт» – это его собственное определение по отношению к себе и тому периоду жизни вообще. На самом деле, скорее всего, это был факультатив, куда его приходили послушать студенты в свободное от лекций время. Послушать и посмотреть на него. Он уже познал вкус к публичному пребыванию, владению чужим вниманием. И формирует вокруг себя первые местные клубы поклонников и учеников. Постепенно занимая положение лидера, Ли всё сильнее ощущает потребность постигать тонкости боевых искусств в контакте со своими слушателями и открывает свою школу, которая, однако, просуществовала недолго.

Как же складывается его карьера? Он приезжает в Гонконг и направляется на студию Shaw Brothers, где предлагает неприемлемые, с точки зрения хозяев киностудии, условия. Студия отказывается от работы с ним, и Ли, уходя, бросает через плечо: «Вы об этом пожалеете». Они пожалели. Существует даже мнение, что именно отказ от сотрудничества с Брюсом Ли, в конце концов, привёл Shaw Brothers и некоторые другие кинокомпании к банкротству – ведь фильм «Большой Босс» (1971 год, режиссер Ло Вэй), снятый на киностудии Golden Harvest, стал самой кассовой картиной за всю предыдущую историю кинематографа страны, что автоматически вывело компанию в лидеры в ущерб другим.

Цепкой своей рукой взяв Гонконг, а затем обретя поклонников и в Америке, Ли не собирался отпускать завоёванное. Картина «Кулак ярости» (тот же счастливейший для Брюса Ли 1971 год хотя вышел фильм в 1972 году; режиссёр Ло Вэй) становится хитом, а молодой и дерзкий деятель получает возможность диктовать режиссёрам, продюсерам и прокатчикам свои условия. Заняв это положение, Ли в 1972 году делает картину «Путь Дракона» («Возвращение Дракона»), а в 1973 – «Выход Дракона». Незаконченная и, судя по всему, имевшая шансы быть гораздо лучше, чем оказалась в доснятом впоследствии варианте после смерти Брюса, картина «Игра смерти» (1978) была последней. Ли скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах, предположительно от обширного отёка мозга, в результате редкой аллергической реакции на сочетание нескольких препаратов.

***

Молодой мастер Брюс Ли избирает великую и утопическую доктрину Дао-Пути и как основу своих уроков, и как искомую точку в наставнической деятельности. В записях, беседах, лекциях, первых интервью он во главу угла ставит известный принцип одной из ветвей даосских школ о недеянии. О «безразличии» и пустоте. О несопротивлении. О полном спокойствии и растворённости в происходящем. В данном случае речь, безусловно, идёт о непротивостоянии оппоненту в бою. Сколь парадоксально, столь и завораживающе. Как это – о непротивлении и несопротивлении противнику, который готов вас убить? Как, не сопротивляясь, противостоять ему? У Ли готов ответ: «несопротивление» не означает «бездействие». Это означает лишь то, что вы, оставляя свою голову и тело пустыми, готовы их в долю секунды наполнить любым содержимым. Следуя за противником, вы, в конце концов, победите его за счёт умелого манипулирования его же собственной жёсткой и грубой энергией, противопоставляя ему мягкую и текучую энергию, а уловив его слабость, тут же противопоставите ей свою собственную силу. Хитрость Брюса – в том, что и выполнить (ведь само слово «выполнить» – уже в данном случае неприменимо) это невозможно, но и забыть, если однажды уже услышал, нельзя.

Брюс Ли, как он сам транслировал это, становится на путь постижения собственной Истины. И разрабатывает свой собственный и неповторимый (опять-таки, как утверждает сам) стиль «Джит Кун До» («Путь опережающего кулака» или «Прервать первым»), главная особенность которого заключается в возможности изучения психологических свойств противника, что позволяет всегда предупредить его атаку. Познание самого себя и освобождение от всех «установок» и рефлексий – задачи, которые формулирует Брюс Ли, создавая этот стиль. Истинная свобода, незримое общение человека лишь со своим собственным природным и духовным началом – подтекст метода.

Жизнь его была исполнена самоотверженного труда. Да, с элементами легенды, да, с вкраплениями фантазийных, фантастических элементов, а как же! Но, в конечном счёте, думаем, что согласятся все: это оказался действительно достойный и интересный путь. Брюс был умён. Обретение Пути и Истины в китайской культуре – своего рода постулаты. Это не просто нравственный вопрос, это составляющая крови. Простота и естественность Брюса и одновременно та высокая миссия, которую он нёс, и лидерство, которое он завоевал, сделали его национальным героем на Востоке и учителем определенного круга людей Запада. Учительствование, наставничество – сознательная установка Брюса Ли. Ему важно было так построить свои отношения с обществом, чтобы общество признало и его особую миссию. В этом заключалась главная его идея. Его саморежиссура. Его расчёт. Это удалось…

Чему же, в конце концов, учил Ли? И учил ли? Учил, утверждаем. Но не способу и не приёму. То, что он открыл в боевых искусствах (вслед за своим учителем, который его, в конце концов, кажется, всё-таки отверг), является не чем иным, как его собственным методом. Перенять стопроцентно любой метод невозможно. На этом он и строил свою карьеру, свои постулаты, свои взаимоотношения с людьми. Никто и никогда в исчерпывающей степени не сможет освоить его Джит Кун До. Потому что каждому, кто хочет познать самого себя, нужно создать свой стиль, подобно тому, как создан был и сам стиль Джит Кун До. Но именно это в методе Ли и было главным. «Если утром ты познал истину, вечером можно умереть», – сказал Конфуций. Если ты познал самого себя, чему ещё учиться? – подразумевал и транслировал Брюс Ли. Но в том-то и дело, что ни познать истину, ни познать самого себя до конца невозможно, потому учиться нужно всю свою жизнь. А метафорическое суждение Конфуция как раз и подразумевает, что невозможность познания истины даёт нам стимул жить как можно дольше. А что ещё нужно, чтобы твой метод, твоё учение вошли в историю? Так и произошло. И с Конфуцием, и с Брюсом Ли. Несмотря на то, что мы ощущаем множество противоречий, мы готовы отринуть их, как только нам говорят: «Истина неуловима и непознаваема, познавай самого себя всю жизнь, и тогда, быть может…» И достиг ли той самой искомой Истины сам Брюс? Конечно, нет. Иначе не было бы на последнем этапе жизни ни марихуаны, ни измен, ни конфликтов, ни его странного взгляда, который был запечатлён во время документальных съёмок. Брюс – среди почётных гостей на каком-то поединке. Поединок завершён, и король боевых искусств сидит рядом с поверженным. Что-то говорит, подбадривает («Ничего страшного…») человека, лежащего на сцене. Спрыгивает с неё. И вот тут-то мы, за доли секунды, можем оценить состояние его самого. Он очень печален и пуст внутри.

Был он, на самом деле, противоречивой фигурой. Чего стоит его, по сути, очень некрасивый уход от своего учителя Ип Мэна. Фактически это выглядит как предательство, и факт этот до сей поры замалчивался и его родными, и окружением. Далеко не из всего можно сотворить легенду. Хотя… Брюс с такой завидной последовательностью и так искусно создавал, ткал её, что даже сегодня многие безоговорочно, безоглядно и с огромным удовольствием в неё погружаются.

***

Джеки Чан, которому в течение, по крайней мере, тридцати лет (в последнее время тема всё-таки не поднимается так настойчиво) приходилось отвечать на одни и те же вопросы, сводящиеся к похожести или непохожести на Брюса Ли, сохраняет неизменную позицию: он всегда будет уважать этого человека, но никогда не будет стремиться быть на него похожим.

Джеки Чан – совершенно иной, чем Ли, характер и иной режиссёр своей публичной жизни. Конечно, он строит отношения с миром, также как Ли, по максимуму. Но он хочет от общества, прежде всего, любви и отнюдь не берёт на себя роль учителя. Бывает, конечно. Но всё рано или поздно обращается в шутку, в тот стиль и род взаимоотношений, когда ты чувствуешь, что перед тобой – вполне равный тебе человек. Он может с детской непосредственностью обратиться к своему коллеге на съёмочной площадке: «Старший братец!», может легко оказаться в центре внимания группы совсем юных девушек и молодых людей на тех же съёмках, которые, как бы ни были тяжелы, становятся лёгкими и интересными благодаря его присутствию. Всё это действительно есть в его натуре. Он – равный среди людей, он друг, с которым можно запросто поговорить. В то же время он – лучший. Ему очень важно сохранить это мнение о себе. Он подчёркивает это в интервью, в своих рассказах о событиях своей жизни, простодушно, с детской непосредственностью. И с детским упрямством («А я сделаю!») идёт на съемочную площадку и ставит очередную драку без применения компьютера, драку, которой действительно трудно найти равную и сегодня – и по динамичности, и по сюжетному развитию.

Сравнивать их, конечно, неправомерно. Сама идея сравнения – поверхностна и принадлежит журналистам, которым необходимо что-то сотворить и как-то на этом заработать. В силу определённых обстоятельств своей жизни, в ранней молодости Чан не впитал в себя того, что удалось уже в юном возрасте узнать, понять, пропустить через себя Ли. Китайская культура, философия, в той степени, в которой они были ценны для Ли, для Чана долгое время оставались вообще вопросом неизвестным и закрытым. Он не осознавал и не мог осознать для себя потребность поиска своего пути на внутреннем уровне, так как вынужден был постоянно совершенствоваться в основном в техническом отношении и в замкнутом пространстве Академии, а когда подошло время выступлений на сцене, в спектаклях Китайской оперы – в средствах выразительности. Он не мог, во всяком случае, в начале своей карьеры, осмыслить боевое искусство как средство нравственного роста. Не только внешние условия не способствовали этому, но и характер. И, тем не менее, он тоже нашёл себя. Предметом его внимания явились стили животных в кунг-фу: стиль змеи, тигра, обезьяны, журавля. Актёрская природа подсказала ему, что эти стили не просто можно развивать, но они служат хорошим подспорьем в плане внешней выразительности. Он стал играть в эти стили. И подошел к стилистике боевых искусств, так сказать, «от противного». То, что у Ли выглядело и являлось серьёзным, в руках Джеки Чана превратилось в шутку. Специалисты не считают стиль Чана направлением боевых искусств. «Это что угодно, только не боевые искусства в их традиции», – говорят они. В этих словах и заключается суть, которая так близка нам в Чане, несмотря на всю парадоксальность.

Боевые искусства Ли в своей методике выставлял как средство постижения Истины и сам Путь. Он демонстрирует в своих фильмах совершенную технику, и техника эта – одновременно видимая глазу внутренняя суть личности. А что такое боевые искусства для Джеки Чана? Игра. Демонстрация характера персонажа, но не глубина, как у Ли. Это средство самовыражения, но не философия, как для Ли, а озорство. Чан не становится на путь мучительного поиска истины. Для его героев истина заключается просто в радостном и беззаботном бытии. Она ясна для них, как то, что солнце встаёт на востоке, а не на западе. И потому стиль Джеки Чана вообще имеет мало общего с классическим боевым искусством. Это акробатические номера, это танец, это веселое, через край, насыщенное и оптимистичное существование.

***

Общались ли они вне съёмочной площадки? Чан утверждает, что был такой случай. Однажды, выходя из студии, он услышал за спиной голос Брюса. «Куда ты идёшь?» – спросил он. Чан сказал, что идет в боулинг-клуб. Брюс пошел с ним. Сам он не играл, а сидел и смотрел, как играют другие. Чан отмечает, что он смотрел в пространство тем своим странным взглядом, который говорил о том, что в голове его созревает какой-то план. Через шесть дней Чан узнал о его смерти. Есть очень точное наблюдение, которое молодой каскадёр и дублёр сделал в отношении Маленького Дракона. Он сказал как-то, что Брюс обладал способностью, которая на девяносто процентов гарантировала ему победу в любом поединке: он умел говорить. Это действительно так. Тот, кому доводилось слышать его, знает, какой необычайный магнетизм исходил от этой личности, как обыгрывалось и словно вкладывалось им в сознание собеседника каждое слово. Некоторые считали это позёрством, однако, подобно тому, как избегали его в поединках на кулаках, немногие решались сойтись с ним и в беседе один на один. Многосторонне образованный человек, стопроцентно убеждённый в своей правоте, он чудесным образом умел переубедить даже самого заядлого спорщика. Он не был многословен, просто после нескольких фраз собеседник чувствовал, что ритм разговора поменялся, принял ровный и спокойный ход, что нет смысла скоропалительно принимать решения, а нужно не спеша и внимательно разобраться в деталях. Брюс хорошо умел владеть ситуацией, а аналитические способности ему помогли развить книги по философии, в частности записи бесед и труды его любимого философа Джидду Кришнамурти.

Ученики, школа, передача приёмов и способов. По большому счёту, несмотря на то, что и Ли, и Чан – каждый в своё время и на своём уровне – занимались этим, у каждого из них нет среди учеников личностей ярких и внятных. Все они оставались и продолжают оставаться в тени «учителей».

Каскадёр и актёр или актёр и каскадёр?

Чан Кон Сан дебютировал в кино, когда ему было семь или восемь лет. Это был подвижный и непоседливый ребёнок, что очень понравилось звезде азиатского кинематографа Ли Ли-Хуа, которая и выбрала его и ещё нескольких воспитанников Академии Учителя Ю для участия в съёмках. Картина называлась «Большой и маленький Вон Тинь Бар» (1962). Фильм сегодня можно увидеть целиком в интернете, на одном из видеоресурсов и, вероятно, вы сумеете даже разглядеть и узнать среди одетых в традиционные костюмы, бегающих и прыгающих детей, нашего героя. Хотя это и сложно.

Гораздо более занятной и содержательной оказалась другая роль: маленького сына героини картины «История Цинь Сян Лянь» (1963). Ли Ли-Хуа, судя по всему, полюбила артиста по первой с ним работе в кино, и то, что он снова оказался с ней на съёмочной площадке, было, вероятно, её решением. В фильме Кон Сан уже практически работает рядом со взрослыми артистами, его видно, у него есть несколько интересных сцен, где он не просто кричит «мама, мама» или старательно вытирает кулачком слёзы, но, хоть и выполняя указания, живёт в кадре. Чувствуется, что, несмотря на несколько сковывающую обстановку производства картины, процесс ему нравится. В особенности – что-нибудь делать: бегать, снимать и надевать дорожный мешок, падать, проходить туда и сюда. Девятилетний большеголовый, коренастенький и крепкий мальчик, он уже притягивает внимание, что его взрослая и опытная наставница не замечать не могла. Кроме того, вероятно, он был ребёнком открытым, общительным и добрым. При случае непременно посмотрите этот фильм, он есть в доступе.

В 1966 году на экраны вышла блестящая и во многом новаторская картина режиссёра Кинга Ху, сделанная на студии братьев Шао, «Выпей со мной» («Пойдём, выпьем со мной»). Классика жанра уся (своеобразного национального фэнтези, с необычными персонажами, обладающими уникальными качествами и способностями, сценами драк и боёв – также с налётом необычности происходящего). Высококлассная стилистика боевых сцен, интересный сюжет. Исполнительница главной роли, Золотой Ласточки, Чжэнь Пэйпэй, вполне заслуженно оказалась среди фаворитов жанра, наряду с мужчинами. Она обладала богатым содержанием и как актриса, и как мастер боевых искусств, и как личность. Успех, который сопровождал фильм «Выпей со мной», вдохновил режиссёра и актрису на продолжение, и следующая картина – «Золотая Ласточка» (1968) – также заняла достойное место и среди фильмов того периода, и в истории гонконгского кинематографа. Что делал в фильме будущий Джеки Чан? Кажется, выходил в компании других детей в нескольких сценах, изображая участника свиты нищих, сопровождавших одного из героев картины – бродягу и певца, который помогает главной героине. На некоторых интернет-ресурсах можно увидеть и кадры из фильма, где стрелочками указано: вот он. Честно говоря, в том, что это именно Кон Сан, имеются большие сомнения. Но момент этот с лёгкостью может быть опущен по одной простой причине: даже если это действительно Кон Сан, он не делает в этом фильме практически ничего – в особенности по сравнению с «Историей Цинь Сян Лянь».

***

Фильм «Маленький Тигр из Квантунга» («Тигрёнок из Гуандуна»), съёмки которого проходили в 1971 году (в прокат картина вышла в 1973-м), признаётся первой серьёзной работой-дебютом в кино Джеки Чана (тогда – Чань Юнь Лун). Судьба картины, которая, в целом, выдающейся не является, оказалась интересной. Дело в том, что спустя несколько лет после её выхода стало ясно, что Чан набирает хорошую скорость в плане обретения известности. Тогда режиссёр Ло Вэй (ему будет посвящена отдельная глава в этой книге) выкупил права на неё и сделал собственный фильм, в котором изначальный вариант безнадёжно исказил и испортил. Чуть ниже мы скажем о том, что получилось.

Чан говорит, что искомый вариант – «Тигрёнок из Гуандуна» – был низкобюджетным, что съемки проводились в ужасных условиях, а режиссёр предоставлял ему, Чану, «полную свободу» действий перед камерой, т.е. вообще не работал с ним. И действовал начинающий артист, не обладавший опытом, соответственно, так, как на тот момент мог. Однако, обращаясь к этой картине сегодня, мы замечаем, что, вопреки и мнению его самого, и отзывам со стороны, актёр не выглядит здесь таким уж беспомощным. Для ситуации съёмок, для той минимальной степени опыта, которой обладал исполнитель, он сумел самостоятельно и, скорее интуитивно, нежели сознательно, нащупать характер героя и даже некоторые способы, которые в дальнейшем станут основой основ его метода. О методе, безусловно, говорить ещё очень рано и, тем не менее, штрихи уже заметны. Прежде всего, он сумел понять чрезвычайно важную вещь: необходимо быть самим собой. Если бы он пошёл тогда по пути характерности (хотя понятие «характерность» кинематографистами Гонконга в то время вряд ли было сформулировано, а практически всё сводилось к подражательству неким условным маскам), то, несомненно, проиграл бы. Конечно, речь не идёт о том, что вообще всем актёрам нужно начинать с реалистических, а не с характерных ролей. Но в случае с Джеки Чаном тот факт, что первую свою условно характерную роль (точнее, с вкраплениями характерности) он сыграет лишь в 1978 году (фильм «Кунгфуисты-недоумки»), можно считать положительным. Актёру важно было элементарно привыкнуть к камере, почувствовать вкус процесса пребывания перед ней, обрести свободу, а это возможно тогда, когда ты не делаешь усилий над собой, преодолевая границу кадра. Характерность – коварная вещь, и неопытный актёр невольно начинает упрощать образ, когда попадает в условия необходимости выявления характерности. Итак, актёр сумел сохранить в картине самого себя. Потребность в этом возникла интуитивно. Экзамен Чан выдержал.

***

Прелюдия к появлению такого героя Чана – это развитие очень распространённой в сюжетах гонконгских картин того времени темы учителя и ученика. Учитель (его играет партнёр по многим фильмам Чана и в действительности его учитель Юань Сяотянь), нищий бродяга, превосходно владеющий кунг-фу, встречает упрямого и самонадеянного юнца, одержимого идеей овладеть боевыми искусствами, чтобы всех побеждать. Начинаются долгие тренировки, проходит несколько лет, и вот перед нами не мальчик, а юноша, которого воспитал учитель. Хотелось бы прибавить «юноша, отменно владеющий кунг-фу», но повременим с этой фразой, поскольку картина, в общем, не даёт на это ответа. Несмотря на довольно большое количество драк, неумение выстроить и снять бой здесь ощущается довольно явственно. Удар справа, удар слева, удар ногой – такова стилистика драки героя против троих-пятерых противников. Здесь нет ещё того разнообразия приёмов, которое будет характерно впоследствии для сцен боёв с участием Джеки Чана. Но стоит отметить эпизоды, где всё-таки можно говорить о том, что перед нами – и хороший боец, и будущий постановщик боевых сцен. Один из них – бой на причале. Падения, перевороты (в частности, знаменитый переворот, когда из положения лёжа Чан одним движением переходит в положение стоя), удары ногами из положения лёжа, быстрота переходов и то особое состояние танца (пока ещё это лишь намек на танец, но есть уже непрерывный ритм), в котором проходит сцена – всё это хорошие признаки, дающие основание думать о серьёзном будущем актёра. Есть сцена на небольшом пространстве возле горы высотой около пяти метров, откуда Чан совершает кульбит вперёд с переворотом, становясь после этого на ноги и продолжая драку. Нельзя сказать, что это прыжок чрезвычайной сложности для Чана, однако, по отзывам опытных людей, исполнение этого прыжка, учитывая высоту, заслуживает высокой оценки.

***