Святые в истории. Жития святых в новом формате. XX век

Конечно, отец может подумать, что она решила перейти в Православие исключительно из любви к мужу, великому князю Сергею Александровичу, а также из уважения ко всей императорской семье Романовых. А брат Эрнест заметит с неподражаемой иронией: «Наша Элла всегда любила все прекрасное, вот ее и очаровал внешний блеск русской Церкви, пышные православные обряды». Но в том-то и дело, что глубину православной веры трудно объяснить и понять умом, ее можно узнать только сердцем.

Теперь странно вспоминать, какое смущение испытала Елизавета Федоровна семь лет назад, когда после свадьбы они с мужем поехали в Троице-Сергиеву лавру. Она впервые увидела старинные русские храмы, очереди паломников к мощам Преподобного Сергия Радонежского и в полной мере осознала религиозность своего избранника. Сергей во время службы тоже опускался на колени, с благоговением прикладывался к образам, а Елизавета Федоровна, чтобы хоть как-то выразить уважение к русским святыням, делала перед каждой иконой низкие реверансы. Но потом вслед за мужем тоже поцеловала крест и руку священнику, назвав это в письме к бабушке, английской королеве Виктории, «жестом вежливости».

Когда осенью Елизавета Федоровна сообщила мужу о своем намерении принять Православие, у него – с его-то военной выдержкой! – от радости на глазах блеснули слезы. Сергей сразу же поделился новостью с двоюродным братом – великим князем Константином Константиновичем Романовым, чья супруга Елизавета Маврикиевна, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская, была протестанткой. Это вселяло надежду, что когда-нибудь и она пересмотрит отношение к русской вере.

За последним в уходящем году совместным ужином в Аничковом дворце с семьей императора Александра III, старшего брата Сергея, Елизавета Федоровна объявила, какое важное событие ожидает для себя в новом году. Родственники мужа были очень рады и при этом многозначительно переглянулись. Все знали о взаимной любви цесаревича Николая и принцессы Гессен-Дармштадтской Алисы (как называли ее близкие – Аликс или Пелли), младшей сестры Елизаветы Федоровны. На пути к их браку стояло много препятствий, и одно из них – разное вероисповедание. Выйдя замуж за наследника российского престола, Аликс должна будет перей ти в Православие (на великих княгинь это условие не распространялось) и, возможно, теперь ей будет легче решиться на этот шаг.

5 января великая княгиня Елизавета Федоровна написала цесаревичу Николаю, которого в эти дни не было в Петербурге (он совершал большое путешествие по странам Востока и находился то ли в Сингапуре, то ли на острове Ява): «Дорогой Ники! Первые мои строки, посланные тебе в новом году, надеюсь, принесут новость, которая доставит тебе удовольствие. Я наконец решила присоединиться к вашей религии и хочу сделать это к Пасхе, чтобы иметь возможность причаститься на Страстной неделе. Это великий шаг, так как для меня начнется новая жизнь, однако я верю, что Господь благословит такое решение».

Переход великой княгини Елизаветы Федоровны в Православие совершился 13 апреля, в Лазареву субботу. На следующий день великий князь Константин Константинович Романов (известный в литературе под псевдонимом «КР») сделал в своем дневнике запись: «Трогательный обряд присоединения совершился у Сергея в его домовой церкви, рано утром. Присутствовали государь, все семейство (кроме Михен и моей жены, которым как лютеранкам было неудобно присутствовать), некоторые близкие знакомые. За обедней Элла причастилась».

Император Александр III благословил невестку иконой Нерукотворного Спаса, с которой Елизавета Федоровна не расставалась до конца жизни. День перехода в Православие она ежегодно отмечала как большой праздник.

Обряд получился особенно трогательным, потому что был окрашен прощанием: после Пасхи великий князь Сергей Александрович с супругой покидали Петербург и переезжали в Москву. 26 февраля, в свой день рождения, император Александр III объявил о назначении им младшего брата, великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатором Москвы.

Такое ответственное назначение для тридцатичетырехлетнего Сергея Александровича Романова, командира Преображенского полка в Санкт-Петербурге, стало полной неожиданностью и знаком высокого доверия. Московский генерал-губернатор фактически был государевым наместником во всей Центральной России: помимо Москвы, в его ведение входило управление еще десятью губерниями.

«После семи счастливых лет нашей супружеской жизни, которую мы провели с нашими дорогими родственниками и друзьями здесь, в Петербурге, теперь мы должны начать совершенно новую жизнь и оставить нашу уютную семейную жизнь в городе. Мы должны будем сделать так много для людей там…», – писала отцу великая княгиня Елизавета Федоровна.

Ей было двадцать шесть лет, когда в один год вся ее жизнь разом переменилась…

В мае 1891 года москвичи радостно, с музыкой и цветами, встречали на вокзале прибывших на поезде в Москву нового генерал-губернатора с супругой. Но в высшем свете назначение великого князя Сергея Александровича Романова восприняли настороженно: близкий родственник царя, к тому же – из Петербурга…

Прежний генерал-губернатор Москвы, коренной москвич князь Владимир Андреевич Долгоруков, тридцать пять лет находился на посту столичного градоначальника. За это время москвичи успели изучить все подходы к своему «удельному князю». По сравнению с прежним градоначальником великий князь Сергей Александрович с его военной дисциплиной и неподкупностью казался неприступным, по-петербургски «холодным».

Супруга московского генерал-губернатора по статусу считалась первой дамой Москвы, ей было положено открывать губернские балы, присутствовать на всевозможных торжествах, юбилеях, церемониях открытия общественных заведений. Великая княгиня Елизавета Федоровна писала отцу, что «горит желанием вести тихую личную жизнь», но теперь, чтобы поддержать мужа, постоянно была на виду.

Московские дамы обсуждали платья, дорогие украшения, манеры молодой «губернаторши» – все было безупречно. По воспоминаниям современников, Елизавета Федоровна обладала редкой красотой и была похожа на сказочную заморскую принцессу. Великий князь Константин Константинович Романов, впервые увидев невесту двоюродного брата, записал в дневнике: «Она показалась рядом с императрицей, и всех нас словно солнцем ослепило. Давно я не видывал подобной красоты. Она шла скромно, застенчиво, как сон, как мечта…»

Елизавета Федоровна познакомилась с будущим мужем, когда они были еще детьми. Сергей приезжал с матерью, русской императрицей Марией Александровной, в Германию. Элла всегда восхищалась правдивым характером, благородством, храбростью великого князя Сергея Александровича (в молодые годы он сражался на русско-турецкой войне), и не сомневалась, что будет с ним счастлива в семейной жизни. Их связывали глубокая нежность, понимание, общие вкусы в искусстве – это был брак по взаимной любви. Они старались ни на день не разлучаться, а если все-таки это случалось, ежедневно отправляли друг другу письма или телеграммы. Сергей Александрович с нежностью называл супругу «мое дитя» и «прелестное существо», она подписывала свои письма «твоя очень любящая маленькая жена».

Даже внешне они были похожи: высокие, светлоглазые, с аристократически тонкими чертами лица, в общении с окружающими – сдержанно-доброжелательные, немногословные. Лишь самые близкие знали, сколько горестей им вместе пришлось пережить…

«…Как мы все были счастливы год назад… Какой это был год для нас всех. Куда ни посмотришь – везде горе. Я так надеюсь, что холера не придет к нам, – писала Елизавета Федоровна в июле 1892 года своей бабушке, английской королеве Виктории, объясняя, почему им снова пришлось отложить поездку в Англию. – Конечно, это будет долгом Сергея, как генерал-губернатора, оставаться в Москве, и, конечно, я буду с ним».

Прошел всего год после переезда в Москву, но за такой небольшой срок – «везде горе» и два больших несчастья в семье.

Как обычно, на лето в Ильинское, подмосковное имение Сергея Александровича, приехал погостить его младший брат Павел Александрович с молодой женой и годовалой дочкой Марией.

«Вы знаете, как Сергей всегда жил для своего брата, обращаясь с ним скорее как с сыном. Он имеет такое любящее сердце…» – писала Елизавета Федоровна отцу об отношениях мужа с братом Павлом.

Двадцатилетняя супруга Павла, великая княгиня Александра Георгиевна ждала второго ребенка. В результате несчастного случая начались преждевременные роды: она родила мальчика, а сама, не приходя в сознание, умерла. Смерть молодой, жизнерадостной женщины стала для всех страшным потрясением.

Ребенок, названный Дмитрием, родился очень слабым. Следуя рекомендациям врачей, его всю осень выхаживали в Ильинском. Великий князь Сергей Александрович сам купал младенца в специальных бульонных ваннах (тогда для недоношенных детей не было инкубаторов). У Елизаветы Федоровны и Сергея Александровича не было своих детей. С тех пор Мари и «бэби» Дмитрий воспитывались в их семье.

Не прошло и полгода после трагедии, как на Елизавету Федоровну обрушилось новое большое горе: после непродолжительной болезни в Дармштадте скончался ее отец, великий герцог Гессен-Дармштадтский Людвиг IV. По странному совпадению, он ушел из жизни 1 марта, в тот же день, что одиннадцать лет назад отец Сергея, император Александр II, погибший от бомбы террориста.

Великая княгиня Елизавета Федоровна год носила траур по отцу, стараясь вместо балов и банкетов устраивать в губернаторском доме концерты. Охотнее всего она занималась делами благотворительности: посещала больницы для бедняков, тюрьмы, дома престарелых, делала пожертвования в различные благотворительные организации.

Внезапно на всех обрушилась неизлечимая болезнь императора Александра III, старшего брата Сергея. Государь скончался в Ливадии 20 октября 1894 года. В эти печальные дни Елизавета Федоровна была рядом с мужем – сначала в Крыму, затем в Петербурге, где проходили торжественные похороны царя, а для них – дорогого Саши.

Вскоре после похорон в Петербурге состоялось бракосочетание молодого императора Николая II и двадцатидвухлетней Аликс, отныне Александры Федоровны Романовой. В связи с трауром свадебная церемония была насколько возможно скромной.

«Ее обращение в Православие прошло прекрасно… Поддержкой было то, что она после этого приняла Святое Причастие вместе с Ники, Минни и со мной», – писала Елизавета Федоровна бабушке о свадьбе младшей сестры. – Это дало нам силы, чтобы пройти через это тяжелое время… Вся страна оплакивает своего любимого Миротворца, как называют Сашу, и выражают сочувствие этой молодой паре, которая, начиная свою новую жизнь у смертного ложа, показывает такую свою глубокую религиозность».

Весной 1896 года, в день Святителя Николая Чудотворца царская чета торжественно въехала в Москву. 14 мая состоялась пышная коронация императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Торжество омрачилось трагедией на Ходынском поле: на народных гуляньях с раздачей подарков и угощениями началась страшная давка, множество людей были задавлены насмерть или ранены. И хотя организацией празднеств в честь коронации, в основном, занималось министерство Императорского двора, в трагедии на Ходынском поле обвиняли и московского генерал-губернатора. Обстановка в Москве накалялась, волны недоброжелательности к властям проникали в частную жизнь. В высшем свете обсуждали отношения супруги столичного градоначальника и императрицы, распускали слухи об их тайном соперничестве.

В феврале 1901 года террорист смертельно ранил министра просвещения Николая Петровича Боголепова, а спустя всего несколько дней в Санкт-Петербурге было совершено покушение (к счастью, неудачное) на обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева, известного своими монархическими и патриотическими взглядами. Победоносцев был учителем великого князя Сергея Александровича, в политических взглядах они являлись единомышленниками.

В апреле 1902 года новой жертвой террора стал министр внутренних дел Дмитрий Сергеевич Сипягин. Убийца нагло явился к нему под видом адъютанта московского генерал-губернатора и со словами «Вам срочный пакет от великого князя Сергея Александровича» выстрелил в министра в упор.

Занимать государственные должности и служить верой и правдой царю в России становилось опасным для жизни. В списке намеченных жертв у террористов стояло и имя генерал-губернатора Москвы.

В январе 1904 года Россия вступила в русско-японскую войну за контроль над Маньчжурией и Кореей. Одна из современниц Елизаветы Федоровны, в то время молодая, только что начавшая выезжать в свет девушка, оставила свои воспоминания о великой княгине в тот период: «На следующем балу она была еще красивее; на ней был белый туалет с рассыпанными по платью бриллиантовыми звездами и с такими же бриллиантовыми звездами на волосах. Она походила на сказочную царевну… И вдруг как гром среди ясного неба – война с Японией. Все балы и приемы были отменены. Спешно устраивались лазареты для раненых, открывались мастерские для шитья белья и заготовки бинтов» (Н. Балуева-Арсеньева «Великая княгиня Елизавета Федоровна (из личных воспоминаний)»).

Елизавета Федоровна развернула в Москве широкую благотворительную помощь русским солдатам. С разрешения московского генерал-губернатора все залы Кремлевского дворца, кроме Тронного, были заняты под мастерские женского труда. Под началом Елизаветы Федоровны женщины шили солдатское обмундирование, собирали для отправки на фронт продукты и медикаменты, устраивали благотворительные аукционы.

Летом 1904 года Россию потрясло убийство министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве – эсер-террорист бросил в его карету бомбу. В покушении на Плеве принимал участие член боевой организации партии эсеров, выходец из Варшавы Иван Каляев, который в случае неудачи держал наготове вторую бомбу…

«Веяния нехорошие, проявления прямо революционные, нужно называть вещи своими именами без иллюзий. Время напоминает мне скверные времена моей молодости! – еще несколько лет назад писал великий князь Сергей Александрович государю. – Твердо, круто, сильно нужно вести дело, чтоб не скользить дальше по наклонной плоскости. Полумерами довольствоваться теперь нельзя».

Осенью 1904 года московский генерал-губернатор Сергей Александрович Романов подал в отставку. Возможно, последней каплей, переполнившей чашу его терпения, послужило убийство террористами министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве и назначение на его место Петра Дмитриевича Святополк-Мирского, призывавшего к сближению с либеральной оппозицией.

Государь подписал прошение об отставке, оставив за дядей пост командующего Московским военным округом.

Елизавета Федоровна с мужем и племянниками, Марией и Дмитрием, переехали из губернаторского дома в Александрийский дворец в Нескучном саду, но вскоре перебрались в Николаевский дворец в Кремле возле Чудова монастыря – казалось, что там безопасней.

Утро 4 февраля 1905 года Елизавета Федоровна долго вспоминала в мельчайших подробностях. За завтраком Сергей находился в хорошем настроении: накануне он получил от императора миниатюрный портрет покойного государя Александра III в обрамлении лаврового венка из золота и с удовольствием разглядывал подарок. Зато сама Елизавета Федоровна, как она потом говорила близким, с самого утра испытывала безотчетную тревогу и тоску. Обычно она не вмешивалась в дела мужа, а тут впервые чуть не со слезами на глазах стала уговаривать Сергея отказаться от предстоящей поездки в Петербург.

Днем Сергей Александрович решил съездить в губернаторский дом, чтобы забрать некоторые оставшиеся после переезда личные вещи. Елизавета Федоровна должна была подъехать туда позже.

Между двумя и тремя часами дня великий князь выехал из Николаевского дворца. Карета уже доехала до окружных ворот, как вдруг раздался сильный взрыв. Елизавета Федоровна побледнела и со словами «Это Сергей!» выбежала на улицу. Кто-то на ходу успел набросить ей на плечи плащ.

Террорист Иван Каляев, переодетый ямщиком, с расстояния в четыре шага бросил бомбу в карету великого князя Сергея Александровича. Предполагают, что бомба упала ему на колени. Смерть сорокавосьмилетнего великого князя последовала мгновенно.

«На Сенатской площади, не доходя до Никольской площади, уже толпился народ. Ее хотели не допустить, но она пробилась к месту, где лежали останки бедного Сергея – часть туловища с ногою, оторванная рука, обрывки тела, платье. Она припала к кисти его правой руки, сняла кольца. Лицо ее было в крови несчастного. Нашлись обрывок золотой цепочки и уцелевшие тельный крест и образки», – так великий князь Константин Константинович описал в дневнике события, произошедшие на месте взрыва.

Позднее Елизавета Федоровна говорила сестре, принцессе Виктории, что в эти страшные минуты думала только об одном: «Скорее, скорее – Сергей так ненавидел беспорядок и кровь».

К месту трагедии на извозчике примчался адъютант великого князя, Владимир Федорович Джунковский, который вспоминал: «Трудно описать грустную картину, представившуюся моим глазам, – полная тишина вокруг, народу мало, солдаты и офицеры несут что-то покрытое солдатской шинелью, за которую придерживается великая княгиня со спокойным лицом».

Удивительное самообладание Елизаветы Федоровны отмечали все, кто видел ее в эти трагические дни. Великая княгиня не плакала на людях, лишь белое, неподвижное, словно окаменевшее лицо выдавало ее глубокую, невыразимую скорбь. Она лично отвечала на многие письма и телеграммы с соболезнованиями и, как вспоминают, тихо и неподвижно стояла на коленях у гроба мужа во время панихид, которые служились почти без перерыва, с утра до позднего вечера. Должно быть, именно тогда Елизавета Федоровна испытала утешительную силу православной веры с ее долгими заупокойными службами и молитвами за души ушедших в мир иной.

«Элла изумительна: она делает все, что должно, думая только о других, но не о себе, принимает всех желающих выразить ей участие, часто ходит ко гробу, на панихиды, которые то и дело служат различные общества, учреждения, полки, заведения, и, кроме того, на официальные в два и восемь», – записал в дневнике великий князь Константин Константинович, приехавший на похороны из Петербурга как официальный представитель от семьи Романовых. Государя с императрицей отговорили ехать в Москву из опасения новых терактов.

В день трагедии Елизавета Федоровна навестила в больнице получившего тяжелые ранения кучера великого князя Андрея Рудинкина. Очнувшись, он первом делом спросил о Сергее Александровиче, и врачи не стали волновать больного печальным известием. Великая княгиня нарочно приехала в Яузскую больницу не в трауре, а в светлом платье и во время разговора с больным не проронила ни слезинки. На вопросы о здоровье Сергея Александровича, она тихо сказала: «Он направил меня к вам…»

Но особенно всех поразило, когда через три дня после гибели мужа Елизавета Федоровна посетила в тюрьме его убийцу Каляева, уговаривая его покаяться и подумать о спасении свой души.