Эсфирь

Аман был самым преданным другом, самым верным из верных – и молодой владыка любил его за это.

«Твоего слова будет держаться весь мой народ, только престолом я буду выше тебя», – так сказал однажды Аману царь Артаксеркс и сдержал обещание.

Семь великих князей, как один, воротили от Амана нос. «Они – старые, трухлявые, а мы – молодые, с горячей кровью, где им нас понять? – смеялся Аман Вугеянин, оставаясь наедине с Артаксерксом. – Скоро князья разъедутся по своим кочкам, а мы останемся в Сузах, будем здесь веселиться и пировать с нашими женами и наложницами».

– Никогда не будет такого в Персии, чтобы женщины занимались мужскими делами, – сказал Аман, шумно отхлебывая вино из золотой чаши и нарочно обращаясь к Мемухану, который старательнее других отворачивал от него лицо. – Потому что жены совсем для других сражений предназначены, разве не так?

Что и говорить, стоит некоторым мужчинам выпить слишком много сладкого вина, как они сразу же начинают рассказывать о своих победах над врагами и над женщинами.

Аман, сын Адмафы, как раз и был из таких людей. Его прозвище Вугеянин – Хвастун – появилось еще в детские годы, когда он подробно расписывал сражения, в которых никогда не участвовал, и прелести девиц, которыми он никак не мог наслаждаться по малости лет.

Но теперь у Амана Вугеянина был самый большой гарем в Сузах, хотя женскому дому визиря положено быть вторым по величине и роскоши после царского. Приписывали это лишь независтливому нраву Артаксеркса и его увлеченности царицей Астинь.

Ко всему прочему, Артаксеркс самолично издал указ, чтобы все дворцовые слуги и стражники падали ниц перед Аманом, как если бы перед ними был сам царь.

Аман Вугеянин еще раз весело осмотрел сидящих за столом, словно хотел сказать: эй, зачем вообще пить вино, если не веселишься? И что за веселье без женщин или хотя бы без рассказов о прелестях юных жен?

– Со своими женами я часто бываю пьяным и без вина, – громко похвастался Аман Вугеянин, – а с самыми юными наложницами невидимый виночерпий словно бы потчует меня терпким багряным вином, которое по вкусу не сравнится ни с каким другим…

Артаксеркс всем телом развернулся в сторону Амана и принялся слушать его с возрастающим вниманием. По мутному взору царя было заметно, что он тоже выпил сегодня лишнего. На его скулах и шее проступили красные пятна.

– Уста их – как рассыпчатый сахар. Да, вах-вах, как сахар, мед и кунжутная халва, – продолжал, закатив к потолку глаза, говорить Аман Вугеянин. – Три дня назад мне привезли новую жену из Хорезма. Она похожа на бутон красного тюльпана, который вот-вот должен раскрыться на рассвете от первых лучей солнца. Вот уже три ночи подряд я только ее призываю к себе. У нее такой гладкий живот и гибкий стан, словно из кипариса. Но и про красавицу из Бактрии я тоже не забываю. Да и как забудешь ее пушок над алым ртом? Из этого источника черпаю я поцелуи и свои силы…

Но Аман не договорил, потому что Артаксеркс вдруг грохнул о стол тяжелый кубок с вином и произнес одно слово:

– Астинь! – а потом еще раз, уже хрипло: – Царица Астинь! Она лучше всех!

Молодой царь обвел присутствующих горящим взглядом. Лицо его пылало, глаза сделались красными, как раскаленные угли.

– Все, что ты говоришь сейчас, Аман, про всех своих жен вместе взятых, можно сказать про одну мою Астинь, – произнес Артаксеркс в наступившей тишине. – На всей земле, во всех двадцати семи областях от Индии до Эфиопии нет никого, кто мог бы сравниться с красотой царицы Астинь. Вы не верите мне? Сейчас все, все в этом убедятся!

Артаксеркс указал одному из своих евнухов жезлом на дверь и громко приказал:

– Сейчас же приведи царицу Астинь перед мое лицо в царском венце, чтобы я мог показать всем князьям ее небесную красоту.

А заметив усмешку старого Мемухана, царь гневно ударил по столу жезлом и прибавил:

– Нет, не только князья – пусть весь народ, собравшийся на пир в царском дворце, своими глазами увидит сегодня красоту царицы Астинь. Скажи, чтобы она нарядилась в белое платье из самого тонкого шелка и чтобы она…

Глава вторая

Перстень Астинь

1

…была как белая лилия.

Женщины тихо перешептывались между собой:

– Смотрите, наша царица Астинь – как ароматная белая лилия. Даже от ее тени исходит влажная прохлада.

Это сравнение придумала Зерешь, первая жена царского визиря, и теперь его тихо передавали по кругу, чтобы именно в таких словах рассказать потом домашним про женский пир, устроенный в отдельном зале дворца для царицы Астинь и ее подруг.

Как лилия, да, как белая водяная лилия… Правда, передать словами удивительную красоту царицы было не легче, чем удержать воду в горсти.

Знатнейшие женщины города Сузы, собравшиеся сегодня во дворце, нарядились в лучшие платья, надели драгоценные украшения. Многие из них редко выходили за ворота своих богатых домов и месяцами никого не видели, кроме мужа, детей и слуг. На всех гостьях сегодня были парадные головные уборы, отделанные золотом и серебром, ожерелья и бусы из драгоценных камней, серьги и подвески в волосах, многочисленные кольца на руках.

Нашлись за столами такие, кто сразу дал волю острым языкам, слишком долго пролежавшим в ножнах покорности.

– Точно, наша царица как белая лилия, – шептались они, загораживая рты надушенными ладонями. – От нее даже пахнет тиной и речным илом. Как бы здесь не заквакать! После целой реки выпитого медового вина хочется поскорее запеть песни…

Слушая это беспечное хихиканье, трудно было представить, что многие из подруг Астинь каждый день считали оставшиеся до женского пира дни, обдумывали любую бусинку, загодя принимали бодрящие ванны и делали все возможные притирания, чтобы выглядеть во дворце не хуже других.

Астинь в золотом венце на голове восседала за столом выше остальных женщин. По обе стороны от нее стояли две молоденькие чернокожие служанки и обмахивали царицу опахалами из страусиных перьев. Все должны понимать: жен и наложниц у царя может быть сколько угодно, но божественная супруга, которая родит наследника престола, – только одна, несравненная.

Высокую шею царицы в несколько рядов окружали бусы из жемчуга. Ее платье было расшито тысячами голубых лазуритовых бусинок. В тихой задумчивости Астинь и впрямь была похожа на белую лилию, плавающую по водной глади среди кувшинок и других прибрежных цветов.

Многие мужчины мечтали увидеть вблизи на удивление белое, будто бы даже прозрачное лицо царицы Астинь. Но лишь в своих беспокойных снах могли они вдоволь любоваться перламутровыми щеками избранницы Артаксеркса, считавшейся самой красивой женщиной во всем царстве.

По персидским законам и понятиям о женской чести только царь, несколько избранных евнухов, женщины-подруги и служанки царицы могли спокойно лицезреть супругу царя. Астинь нельзя было появляться в людных местах, чтобы не разжигать в мужчинах напрасных желаний. Она могла обедать лишь наедине с царем, приходить ночью к нему на ложе и старательно прятать свою красоту от жадных, завистливых глаз.

Два года назад, в самом начале правления Артаксеркса Великого, была доставлена к нему из маленького городка близ Лагаша юная красавица Астинь. Она сразу же сумела понравиться молодому царю больше других наложниц. Даже в сильную жару маленькие груди и бедра Астинь излучали приятную прохладу и доводили молодого царя до озноба.

На теле Астинь невозможно было найти ни малейшего изъяна – ни царапины, ни шрама, ни расчесов, ни мелкой болячки. Насекомые, приносящие нарывы и лихорадку, словно бы сговорившись между собой, облетали Астинь стороной. Само солнце обходило ее беспощадными огненными стрелами, от которых у других кожа делалась темной и грубой.

А ведь родом Астинь была из краев бесконечных болот, где от летней жары вода к ночи делалась горячей, а от укусов местных насекомых на лицах появлялись шишки, которые целый год истекали гноем и могли свести в могилу, если не прижечь их каленым железом.

Поэтому многим было ясно: малютка Астинь со своим ясным личиком, непривычно белыми ручками и ножками, подраставшая в доме дальних родственников великого князя Мереса, вовсе не простое существо. Она с младенчества была отмечена знаками божества, а значит, судьба ее обещала быть сияющей и необычной.

Когда после внезапной смерти Ксеркса на персидском троне воцарился его сын Артаксеркс Лонгиман, Астинь как раз достигла поры первого цветения. Тогда во всех областях персидской державы появились наблюдатели на быстроходных лошадях, царские вестники и посланники, собиравшие повсюду красивейших девиц для царского гарема.

Хитрый князь Мерее, дальний родственник царя, быстро понял, как можно без лишних трудов обрести царскую милость. Он самолично доставил Астинь во дворец в Сузах, назвав ее лучшим из своих подарков. И ведь не прогадал! Все правильно рассчитал князь Мерее за одну Астинь он получил столько золота, что смог купить несколько десятков дорогих лошадей для своей конюшни и в каждый свой приезд ко дворцу получал от Артаксеркса новые богатые дары.

– Посмотри, а все же тяжел, слишком тяжел царский венец для тонкой шеи царицы Астинь, – тихо прошептала на ухо своей подруге Зерешь. – Я бы не хотела носить венец, в котором нельзя ни вволю потанцевать, ни даже просто покачать головой под звуки арфы.

– Бедняжка Астинь, – заметила подруга, поправляя на своей голове перевязь, расшитую разноцветным бисером. – Она такая бледная и печальная, потому что напротив нее уселась верховная жрица лунного храма. И смотрит таким взглядом, что Астинь боится лишний раз поднести к губам чашу с вином. Уж лучше сидеть под столом, чем на тронном месте напротив жрицы…

– Да, она очень страшная, эта лунная жрица, – заметила третья женщина, и все с ней согласились, хотя вряд ли смогли бы объяснить, что именно они имели в виду.

Лунная жрица по имени Синтара была женщиной не слишком молодой, но и не старой. Не красавицей, но и не слишком уродливой. Не толстой и не худой. Не веселой и не печальной. Она была неуловимой и жутковатой, как мерцающая лунная дорожка на темной ночной воде. Рядом с ней почему-то всем становилось не по себе.

Лунная жрица была посвящена в какие-то высшие таинства, недоступные простым смертным. Свои знания она могла передавать только ученикам и посвященным, конечно же, явно не за пиршественным столом. Поэтому было непонятно, о чем с ней говорить.

Все украшения Синтары были сделаны из чистого серебра: большие, свисающие до плеч серьги в виде двух полумесяцев, амулет на шее в виде нарождающейся луны, серебряный гребень в волосах с начертанными на нем непонятными знаками и символами. Но никто из гостей не смел расспрашивать, что означают эти знаки. Все знали: праздное любопытство по части небесных секретов заметно сокращает дни жизни.

Даже маленькие дети помнили: нельзя показать пальцем ни на луну, ни на небо, иначе палец отсохнет, а человек после этого в три дня может умереть среди ночи от неведомой болезни.

Светлые глаза лунной жрицы тоже словно отлиты из серебра – серые и пронзительные. Женщины на пиру старались в них не заглядывать.