Эсфирь

Но Синтара и сама почти ни на кого не обращала внимания. Она неотрывно глядела на царицу Астинь, отчего бледные щеки царицы становились еще бледнее.

Верховная жрица храма лунного бога Син явилась на женский пир незваной, заявив, что ей повелели сделать это небесные светила. Уселась на почетное место жены царского визиря, на какое-то время спутала все танцы и песни…

Но вскоре женщины перестали обращать внимание на Синтару, настроили свои арфы, стали по кругу петь песни… Когда же очередь дошла до лунной жрицы, она неожиданно для всех тоже взяла в руки позолоченную арфу и запела, по-прежнему неотрывно глядя в лицо царицы Астинь.

Голос ее оказался резким, как у ночной птицы:

Никому не остановить всепожирающий поток,
Когда небо гремит и дрожит земля,
Когда матерей и детей окутывает тьма,
Накрывает их, словно платком,
Окутывает саваном,
А зеленый тростник склоняет под ударами свои стебли.
Никому не остановить поток с неба.
И никому не остановить поток времени,
Пожирающий все на своем пути.
Ни рабыне, вяжущей тростник,
Ни прекрасной видом царице…

Допев, лунная жрица облокотилась всем телом на инструмент. В наступившей тишине было слышно, как арфа все еще продолжает жалобно скрипеть, хотя музыка уже смолкла.

– Что это за песня? – тихо спросила царица Астинь. А потом добавила: – Она не подходит для пира. Это не застольная песня. Наверное, ее исполняют во время какого-то обряда, который мы не знаем.

– Похоже, так и есть, – согласилась жрица. – Но бывает, что и пир становится обрядом, который понимают лишь посвященные. Не зря же я сегодня к вам пришла. Иногда пир – это обряд, который отделяет прежнюю жизнь от новой, другой.

– Что ты хочешь этим сказать, Синтара? – Астинь повела плечами, будто ей вдруг стало зябко.

– Только то, что уже сказала, царица.

– Конечно, ведь после хорошего пира еще долго хочется петь и веселиться! Как будто начинаешь жить снова! – воскликнула одна из самых молодых и веселых девушек.

– Скажите, почему мужчины каждый день устраивают себе праздники, а нам дозволено собираться вместе лишь в редкие дни? – поддержала ее подруга. – Значит, мы должны теперь так веселиться, чтобы хватило на месяц, а то и вовсе на целый год…

Как раз в это время слуги принесли на подносах лакомства из меда, орехов и буйволиного молока, а также кувшины с новым вином. Все начали пробовать сладости и вино. Все, кроме лунной жрицы, которая по-прежнему в упор разглядывала царицу Астинь, будто хотела прочесть по лицу ее судьбу.

– Почему ты не пьешь вина, Синтара? – почти прошептала царица Астинь. – Или тебе не нравится вино из царских кладовых?

Тогда жрица снова навалилась на арфу, ударила пальцами по струнам и пропела:

Мой лунный бог – слаще хмельного вина.
У моего бога и в губах, и в чреслах великая сладость.
Он плывет по небу на большом корабле,
Увозит туда, откуда нет возврата,
Откуда никто не возвращается на землю.
И нет слаще поцелуев для моей царицы,
Чем поцелуи моего бога…

Все снова поглядели на бедную Астинь, которой, увы, некуда было спрятаться со своего высокого трона.

Синтара передала арфу сидящей рядом Зерешь. Та сидела, повернувшись к лунной жрице толстым боком. Она верила только своим домашним мудрецам и гадателям. Зерешь отдала арфу слуге и сказала:

– Хватит нам заунывных песен, а то я сейчас засну. Верно люди говорят: где бы ни цвела роза, рядом с ней всегда есть шип. Вы как хотите, а я люблю слушать за столом не песни, а истории про любовь и верность влюбленных…

– Да-да, лучше будем рассказывать интересные истории, – обрадовалась царица Астинь.

Самая веселая из девушек захлопала в ладоши и воскликнула:

– Ай-ай, какая мудрая ты у нас, Зерешь! Нет в Сузах никого умнее тебя!

Зерешь – первую и самую старшую жену Амана Вугеянина – многие в Сузах называли мудрейшей среди женщин и просили у нее совета по самым разным вопросам. Дело было в том, что в своем доме Зерешь держала трех прорицателей, гадающих по цифрам на магических костях. Да и в процветающем доме ее отца в Бактрии ни одно большое дело не начиналось без ворожбы и предсказаний. Там гадали по печени, по полетам стрелы и птиц, по направлению дыма, по маслу, разлитому на воде, по судорогам убитого животного, по звездам и сновидениям… По всему, что только можно себе придумать.

Но почему-то больше всего Зерешь доверяла магическим костям с цифрами. Она давно убедилась: такие предсказания наиболее надежные – даже лучше, чем у звездочетов и лунных провидцев.

Может быть, поэтому Зерешь не сильно смущалась лунной жрицы и была веселее многих на пиру. Она привыкла во всем жить своим умом, а точнее, умела ловко защищаться от жизни умом трех своих гадателей.

– Я знаю одну интересную историю из древних времен, – сказала лунная жрица со странной улыбкой на лице.

– Про утонувшего рыбака, который встретился в чреве рыбы с морской царицей? – полюбопытствовал кто-то с края стола.

– Нет, еще интереснее.

– А эта история про любовь? – робко спросила царица Астинь.

– Про великую любовь и верность, которые не всем дано постигнуть.

И Синтара принялась рассказывать про стародавние времена, когда царицы уходили в подземный мир вслед за мужьями и непременно брали с собой всех своих слуг, придворных девушек, конюхов, возниц, виночерпиев, охранников и музыкантов. В такой день женщины, как и сегодня, наряжались в праздничные одеяния, надевали свои лучшие украшения, подкрашивали глаза и веки зеленой краской – зеленый цвет издавна считался цветом жизни и нового рождения, – а затем устраивали в усыпальнице большой праздничный пир.

– Они пировали, пили вино, а потом все вместе выходили из склепа? – спросила самая нетерпеливая из девушек, но уже не таким веселым голосом. – Они потом уходили, да?

– Да. Они уходили в мир иной, – спокойно продолжила лунная жрица. – В лучший из миров. Тот, который на небесах. Но сначала они занимали в гробнице заранее отведенные места, наполняли свои чаши ядом и под музыку выпивали яд по команде царицы. Потом могильщики засыпали склеп землей и насыпали сверху большой холм. Такой же большой, как над усыпальницей царя…

Лунная жрица закончила рассказ. Женщины уже не пили вино – они со страхом глядели на свои кубки, друг на друга, на царицу Астинь. Пиршественный зал вдруг всем показался мрачным и душным. Без окон, заставленный скульптурами незнакомых богов, награбленными из греческих храмов, он сильно напоминал склеп… И кто знает, что было подмешано в царское вино?

Однако Синтара взяла в руки свой кубок, отхлебнула вина и впервые за все время пира снисходительно улыбнулась.

– Не бойтесь, – сказала она. – Это древняя история. Сейчас таких обычаев нет. К тому же наш царь еще очень молод. Впереди у него много лет жизни. Пейте, в ваших кубках не яд, а сладкое вино.

– Хватит нам историй, пора танцевать, – первой поднялась со своего места Зерешь, и вслед за ней встали другие женщины, взялись за руки, закружились в хороводе:

Раньше было одно, а теперь совсем другое.
Прежде было старое, а теперь все новое.
Не станет больше женщина печенкой своего мужа,
Не пойдет с ним вместе в могилу.
Она будет пировать своим пиром,
Среди подруг, среди своих веселых подруг…

С бойкого языка Зерешь слетали слова новой, только что рождающейся песни. Их тут же подхватывали другие женщины – как легко и приятно было кружиться под эту песню после медового вина!

Даже царица Астинь заметно повеселела и тихо, одними губами, повторяла слова, которые после каждого припева все больше проникали ей в душу: