Кощей

– Вот и спасибо за это. А теперь беги, а то тут скоро придут меня лечить. Помереть не дают спокойно.

Казимир поднялся на ноги. Потянулся было к завёрнутому цветку, но дед отмахнулся.

– Оставь, Танюша придёт – выбросит. Иди с богом. Как вернёшься, забеги ко мне. Уж постараюсь тебя дождаться.

– Хорошо, зайду, – Казимир неловко дотронулся до плеча деда. – Ты тут тоже береги себя.

В дверях он обернулся и спросил.

– Имя у твоего духа есть?

Дед посмотрел на него с виноватым замешательством.

– А я не сказал? Кощеем его все зовут.

Казимир не удивился имени и молча кивнул. Кощеем так Кощеем. Не самая фантастическая деталь в байке деда. По такой хоть книгу пиши – про лесного духа, обречённого на вечную жизнь в забытье непроходимых лесов. В другое время он ухватился бы за идею, но его новая реальность вытравила желание создавать. Он ощущал себя абсолютно пустым, и в этой пустоте он тщетно пытался нашарить остатки прежнего Казимира Дементьева, чтобы закончить уже начатое, хотя с каждым днём видел в этих попытках все меньше смысла. Старые истории оборвались на середине пути, как и его жизнь. Возможно, стоило начать новую – длиной в остаток его дней. Такая мысль точно нашла бы рьяную поддержку у отца. Тот делал вид, что никакой болезни не существует, и это полностью обоих устраивало. Но иногда понимание, что через пару лет ему придётся хоронить сына, прорывалось наружу, и отец начинал давить. Подгонять – словно в последние дни Казимир обязан сделать что-то великое и запоминающееся. Чем меньше оставалось жить, тем чаще разгорались конфликты.

В машине он развернул свёрток и удивлённо хмыкнул. В ткани прятался нож в деревянных ножнах, довольно большой, чтобы считаться холодным оружием и принести неприятностей при встрече с полицией. Как дед его вообще пронёс? Казимир провёл пальцем по затейливой резьбе на ножнах. Вытащил нож и оценивающе взвесил – тяжёлый, красивый. В ладонь удобно ложится. Явно ручной работы. Талантливый, видимо, был дедов Кощей. Не только смерть свою в игле прятал, но и резьбой по дереву увлекался. Да ещё и по лесам волонтёрил, искал заблудившихся детей.

Может, много лет назад какой-нибудь отшельник взаправду вывел потерявшегося ребёнка из леса, а, может, всё это – причудливо собранные осколки памяти. Воспоминания, которых никогда не было. На закате своих дней дед придумал мистическую историю из фрагментов уходящей жизни и в неё поверил.

В реальности не осталось места сказкам – ни злым, ни добрым. В ней вдруг позвонила Алиса. Казимир в секундном ступоре уставился на дисплей, где на фото улыбалась его бывшая невеста, словно надеялся, что та сбросит. Звонок не прекращался, и Казимир всё-таки ответил.

– Внимательно.

Сказал и тут же мысленно чертыхнулся. Так он отвечал только ей. Сначала просто прицепилось после просмотра какого-то сериала, а потом стало для них чем-то более личным. Секунда тишины, а затем в трубке раздался голос Алисы – одновременно взволнованный и жёсткий, словно ей предстояло держать оборону. После первых же слов он понял, перед кем.

– Ты должен кое-что знать. Я вчера была в баре с одним своим знакомым. Теперь уже бывшим, очевидно, но неважно. В общем, мы разговорились. В том числе и о тебе. Он журналист в «Чердаке».

Казимир чертыхнулся ещё раз. На этот раз вслух.

– И ты ему про меня рассказала, – холодно произнёс он.

– Случайно получилось, – с нажимом ответила Алиса.

– «Чердак» – паршивая помойка. Как ты с ним… – фраза оборвалась, когда он понял, что спрашивать это уже не имеет права, но Алиса поняла его и так.

– Как я с ним, это уже не твоё дело, – отрезала она. – Клятв в верности мы друг другу дать не успели. Я тебя предупредила, как ты меня когда-то, на этом считаю свою миссию доброй воли выполненной сверх меры.

Алиса сбросила звонок. По-прежнему злилась. Полгода прошло с тех пор, как Казимир сообщил ей о своём диагнозе и разорвал помолвку. Он тогда сказал, что так будет лучше, «честнее для неё», но на самом деле убегал он.

На этом всё и закончилось. Её можно было понять. Его можно было понять. Только ни черта это не помогало. Они как две половины разбитой чашки – от удара раскрошились так, что даже хлипко не склеить. Да и зачем? Алиса не простит принятое им решение, а её бывший, как старый и больной зверь, предпочитал подыхать в одиночку.

Он зашёл на сайт «Чердака». На главной, конечно же, уже висела ссылка на статью с заголовком в духе этой выгребной ямы. «Казимир Дементьев – переоценённый автор или умирающий гений?». Опубликовано два часа назад. Он нажал на ссылку, бегло пробежался по тексту и с трудом поборол желание позвонить их главреду – поговорить по душам. Это только подогрело бы сплетни. Некая А. рассказывала о своей жизни с известным писателем – в подробностях, которых никогда не существовало. Казимир бросил телефон на пассажирское сиденье рядом с Кощеевским ножом и завёл машину. По дороге домой пришло сообщение от Алисы «Прочитала статью. Я этого не говорила». Он ответил коротким «Знаю».

Звонить начали к вечеру. Все привыкли, что в последние полгода он редко выходил на связь и не появлялся на публичных мероприятиях. Статья преподнесла им одну из версий, почему. Казимир перевёл телефон в режим «не беспокоить», зная, что это не особенно поможет. Кто-нибудь обязательно заявится домой. За минувшие шесть месяцев он научился с бесстрастным лицом говорить, что у него всё отлично. Новый роман пишется, жизнь кипит, а почему пропал… Вдохновение требует тишины и уединения.

Он понимал, что и дальше придётся лгать – опровергнуть слухи, заверить оставшихся друзей-знакомых, что всё по-прежнему отлично. Ещё понимал, что прямо сейчас не сможет. Ему засунули палец в смертельную рану и прокрутили, а он должен улыбнуться и сказать, что нет, совсем не больно. За него говорили брошенный, безголосый телефон, наполовину опустошённая бутылка виски на рабочем столе и пустой документ во вкладке браузера. На волне разговора с дедом Казимир попробовал вернуться к работе – трансформировать эмоции в слова, сложить их них небольшую и мрачную историю. Рассказать о тёмной стороне жизни заточенного в лесу духа. Единственным словом, которое он смог написать, стало название документа – Кощей. Может, в самом начале он бы сумел выплеснуть гнев и отчаяние. Сейчас не находилось ничего. Только отвратительная пустота, из которой не вытащить даже мертворождённые строки.

Следующий день Казимир встретил с решимостью исчезнуть на несколько дней – выждать, пока лишённое свежих слухов инфополе не обновится. Он вспомнил, что где-то неделю назад отец при встрече упомянул всплывших из ниоткуда родственников. Обычная история. Про родича-депутата знали даже те, про кого сам отец ни разу не слышал. Вроде бы его попросили помочь с глубинным насосом для скважины. В памяти всплыло сердитое возмущение отца, что когда он по молодости баулы на рынке таскал, так ни от кого ни слуху, ни духу, а как в люди пробился, так сразу «Витенька, помоги».

Вряд ли отец успел разобраться с их проблемой, его и в городе пока не было – уехал в командировку. Казимир взял почти полностью разрядившийся телефон. Как и ожидалось, мессенджеры пестрели кучей новых сообщений. Десяток пропущенных звонков, из них пара штук от мамы. Она же грозилась приехать, если он не перезвонит или не ответит.

«Всё в порядке. Напился и рано уснул,» – написал и отправил.

Потом позвонил отцу.

– Ты куда запропастился? – вместо приветствия накинулся Виктор Сергеевич. – Тебя мать вчера обыскалась.

– Я уже ей ответил, всё нормально. Слушай, помнишь, тебе родственники звонили и просили с насосом помочь? Ты же им ещё его не купил?

– Нет, и не собираюсь я ничего покупать. Вернусь – денег отправлю и всё. А что?

– Давай я куплю, что им нужно, и отвезу.

– Тебе-то это зачем? Туда ехать весь день… – отец вдруг резко замолчал, а когда снова заговорил, в голосе слышалось усталое раздражение. – Дед тебя уговорил, да? Я этому старому маразматику много раз повторял, чтобы он даже не думал к тебе со своими сказками приставать. Он мне все мозги своими бреднями продолбал, теперь и до тебя добрался. Выброси из головы, у тебя своих дел хватает.

– Пап.

– Выброси, – не терпящим возражения тоном отрезал отец. – Вон вчера какой-то выродок про тебя статью выкатил. Мать чего переполошилась, думаешь? Ничего, я им позвоню.

– Не надо никому звонить. Чем меньше реакции, тем быстрее затихнут. Пришли мне номер, кто с тобой из родственников общался. Я куплю и отвезу.

– Займись делом. Вот ты сам сказал, что не надо реагировать. Так и напиши что-нибудь, это будет лучше всяких разговоров.

Казимир и сам знал, что может стать лучшим опровержением всколыхнувшихся слухов. Другое дело, где его взять – как из нутра выскрести это опровержение? Незаметно сам для себя он разозлился. В разговорах с отцом так бывало слишком часто.

– Послушай, я не собираюсь ничего никому доказывать. Просто хочу немного развеяться.

Честнее было сказать, что он заколебался поддерживать иллюзию жизни и хотел бы, чтобы его не трогали. Но они с отцом говорили на разных языках, и Казимир старался оперировать привычными для него понятиями.

– Ну так и поезжай в нормальное место. Ты то вдохновение ищешь, то собираешься чёрт знает куда. В той глухомани ты точно ничего не найдёшь.

Казимир тяжело вздохнул. Упрямство у них наследственная черта по мужской линии. Даже смертельная болезнь по родне матери была более избирательной и скакала через поколение, а баранье упрямство оставалось всем.

– Пап, давай я сам буду решать, куда ехать, что мне делать, и когда умирать, ладно? – последние слова вырвались неосознанно. – Пришли номер телефона.

Он нажал на дисплее кнопку сброса. Отец никак не мог смириться, что его сын не выдаст что-то невероятное, прежде чем уйти. Больше никто и никогда не будет обсуждать его новый роман. Казимир уже поставил точку в своей писательской карьере, хотя временами боялся признаться даже сам себе. Единственное место, куда он мог попасть – это кладбище и паблики в интернете, когда там будут мусолить новость, что Казимир Дементьев прострелил себе башку.

Отец переслал номер телефона. Следом пришло сообщение о денежном переводе. Жест несколько излишний, но спорить, как и прежде, было бесполезно. За следующие пару часов Казимир созвонился с новообретённой родственницей, выслушал жалобный рассказ, как они уже три недели практически без воды сидят. Уточнил характеристики насоса, забронировал подходящий в магазине. Сколько ехать до Гарванова, он посмотрел только в гараже. Навигатор показывал восемь часов. Не так уж и много, загнул отец с «целым днём». А «форестер» давно надо прогулять, застоялся в стойле железный конь.

Казимир заглянул в багажник, подвинул в сторону охотничью снарягу. Невольно вспомнил, как собирался вот так полгода назад, все уже в машину забросил, а потом из клиники в первый раз позвонили и сообщили результаты анализа. Так и каталось всё в багажнике с тех пор, нетронутое и ненужное. Только ружьё переложил обратно в сейф. Да и если бы захотел – уже бы не смог. Прежде он в охоте видел всего лишь хобби, а теперь разглядел и смерть. Не поднималась больше рука убивать ради развлечения. Даже прикасаться к ружью не хотел – особенно зная, что последняя пуля из него достанется ему.

Он продолжил в телефоне маршрут – сначала до магазина, а оттуда в Гарваново. Приедет он за полночь – ну и ладно, в машине до утра подремлет. Ночи сейчас короткие и тёплые. Нещадная жара уже месяц стоит по всей центральной России. Ниже тридцати градусов температура не опускается. Тянуло удушливым смогом, особенно по ночам – со стороны Рязани приносило, там бушевали лесные пожары. А он ехал на северо-восток. Там тоже горело. Обычное дело для летнего пекла. Пока в СМИ трубили об опасности лесных пожаров, Казимир где-то слышал, что в них есть и своя польза – эдакий агрессивный процесс обновления и очищения от поражённых болезнью лесов. В затянутой смогом столице пользы никто бы не увидел. Но она оставалась всё дальше и дальше. Навигатор отсчитывал километры, в зеркало заднего вида бил луч солнца, а впереди – только бесконечная дорога. Под шелест шин, привычный утробный гул движка и атмосферный рок.

2

На подъезде к Гарванову часы показывали глубокую ночь, но восточный край неба уже разгорался занимающимся рассветом. Ещё час-два, и тёмные верхушки деревьев зальёт расплавленным золотом. Казимир остановил «форестер», где начинались приземистые, старые дома. Заглушил двигатель и вышел из машины. Воздух здесь такой чистый – не надышаться. Особенно после московской духоты и смога. К тянущейся от земли сырости примешивался запах разогретого двигателя. Поневоле вспоминалось прошлое лето, он вот так же мог поехать куда угодно и когда угодно – полный мыслей, планов и надежд. Вроде бы совсем недавно было, а по ощущениям – вся жизнь с тех пор прошла. Далёкой она теперь была, недостижимой, но сейчас осознание уходящего времени, пожалуй, впервые не отзывалось удушливой горечью.