Устрицы. Повесть

Устрицы. Повесть
Ольга Красова

Скучающая и неприкаянная после тяжёлого расставания с любимым девушка Яна случайно знакомится с такой же, на первый взгляд, скучающей и неприкаянной рыжеволосой Региной…

Устрицы

Повесть

Ольга Красова

© Ольга Красова, 2020

ISBN 978-5-4498-2669-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бейте палками лягушек.
Это очень интересно.
Отрывайте крылья мухам,
Пусть побегают пешком.
Тренируйтесь ежедневно,
И настанет день счастливый —
Вас в какое-нибудь царство
Примут главным палачом.
Г. Остер

За окном аудитории барабанил дождь. Упрямо и разъярённо. За кафедрой громыхал профессор. Величаво и выразительно. Настырная дробь плюс ритмичный речитатив – такой себе академический рэпчик.

Тихонько я начала непроизвольно притопывать ногой под столом. Ярусом ниже сидящая впереди меня девушка постукивала карандашом по столу. Я заглянула ей через плечо – тетрадный разворот разрисован разносортными насекомыми: жуками, стрекозами, гусеницами, микроскопическим гнусом. Я тихо присвистнула. Профессор вытянул шею в нашу сторону и одобрительно кивнул, щуря фасеточные глаза. Явно принял на свой счёт моё восхищение. Мы с незнакомкой прыснули.

В перерыве вышли покурить на улицу под подъездный козырёк. Девушка чиркала полупустой зажигалкой, прикуривая гнутую самокрутку, похожую на косяк марьиванны. Я рассматривала её, незнакомку. Ровная, складная, прямая – вся какая-то идеально-геометрическая. Витрувианский человек. Только рыжие волосы, торчком и вразлёт, будто от другой девушки, подтверждали мою теорию о том, что в этом мире всё на довольно среднем уровне.

– Не возражаешь? – я навела на неё камеру смартфона и сделала кадр. Въевшаяся привычка останавливать мгновения. Это я назову «Возвращение к жизни».

Я прикурила свой анорексичный «вог», выпустила тройку изящных колец прямо в её рыжую копну. Кольца послушно легли, вплелись в её медные кудри, повторяя завитки. Дождь унимался. Дождевые черви вытягивались в параллельные прямые на асфальте. Я на цыпочках вышла из-под козырька, нагнулась и бережно перенесла червей обратно на газон.

– Ну вот, спасены. – восторжествовала я.

– Ты мешаешь им дружить. И спариваться. – пыхнув «марьиванной», заметила рыжеволосая, умаляя мой внезапный акт милосердия. Кратко пересказала мне, невежде, несколько причин, по которым, как предполагают учёные, черви выползают после дождя на асфальт.

– Как бы то ни было, у них свой умысел. Черви не бестолковы. И ты в этот умысел вмешиваешься. – заключила она.

Должно быть, в моих зрачках, как символы на барабанах «однорукого бандита», высветились вопросительные знаки. Будь у меня третий глаз, рыжеволосая сорвала бы джек-пот.

Выяснилось, что девушка давно увлекается зоологией, в частности энтомологией и всеми её направлениями. Посещает специализированные лекции, подобные сегодняшней – о бделлоидных коловратках. И уже зарегистрировалась на следующую – «Выемчатокрылые моли подсемейства Dichomeredinae». Не удивлюсь, если она и дисер пишет о каких-нибудь козявках. А может, стажируется в лаборатории криминалистики, изучает по насекомым стадии разложения всякой органики.

Я же объяснила своё присутствие на лекции тем, что просто люблю красивые слова. Необычные, прихотливые, фонетически и акустически запредельные. Могу купить учебник по квантовой физике, пробуя на вкус каждую страницу, каждый неведомый мне термин и их смысловую общность. Или включить фильм на каком-нибудь незнакомом, совершенно чуждом уху языке, внимая неродным, порой вычурным интонациям, тональностям и созвучиям. Но скорее всего я просто люблю прихватывать всего понемногу, то тут, то там. Эдакая всезнайка-профан.

Дослушав меня, рыжая сделала широкую, на всё лицо, улыбку. На правой щеке выступила ямочка – будто проткнули щёку гвоздём, и шляпка чернеет в центре. А левая осталась гладкой. Изумительная асимметрия! Невыносимо захотелось поцеловать её в щёку. В ту, где проклюнулась рытвинка. Похоже, я подумала об этом вслух, потому что рыжая приблизилась и поцеловала меня в губы. Не робким клевком, а медленно, влажно и жгуче. Целовались, пока дотлевшие сигареты, её косяк и моя супер слимс, не выплавили начисто папиллярные линии на подушечках наших указательных и средних пальцев.

Возвращались в аудиторию, держась за руки. Регина, ногастая и высокая, шла быстро, я семенила по вышарканному паркету, отставая. Её рука натягивалась, как поводок, волочащий упирающегося пса с прогулки домой. Наши пальцы сплетались паучьими лапками, мягкими, снующими. Мы, стихшими до полушёпота голосами, похихикивая, спорили, на кого похож наш сегодняшний профессор-энтомолог. Мне больше по душе пришлось сравнение с кузнечиком, в детстве, помню, нравилось их ловить – опускаешь ладонь-ковшик, зажимаешь аккуратно, а внутри щекотно и стрекочет. Регина, на правах знатока, настаивала на богомоле – и тело длиннее, и нижняя часть толще, яйцевидная. И шея, есть шея с треугольной головой, смотрящей желтизной хитрых глаз. А руки, говорила она, обрати внимание на его руки – какие подвижные и алчущие.

А бывшего моего, кстати, звали Ренард. Француз, коренной парижанин. Познакомились на Крите и оголтело друг в друга влюбились. Переписывались, раз в два месяца встречались-съезжались на недельку или уикэнд, пока горечь очередного расставания не изъела наши сердца, подобно некрофагам, обгладывающим падаль.

Ренард, Регина, реанимация, реинфузия, «реланиум» – я настойчиво, но помимо воли осваивала ноту «ре».

После лекции проболтали в кафе. О кино, музыке, книгах, парнях, о членистоногих и заднежаберных, о сыре и о Кафке. Регина умела увлекательно рассказывать и заинтересованно слушать, не подпирая кулаком уставшую, отяжелевшую от груза чужих россказней голову.

Расставаясь, обменялись всем, чем обычно меняются приглянувшиеся друг другу люди: телефонами, взаимными подписками в соцсетях, горящими взглядами и кофейным вкусом на губах. Дома перед сном я вспоминала дождевых червей и свою медвежью им услугу, Регинину рыжину и ямочку на щеке. И уж совсем напоследок – Ренарда. Его клетчатый кашемировый шарф, пропахший коньяком и «Голуазом», чувственный, мягкий очерк его рта и горячие, будто калёные ладони, сжимающие мои щиколотки.

Да ну, нет, думала я, отговорюсь, что занята, если она позвонит. Может, потом как-нибудь…

Регина позвонила через день. Позвала в гости на сырное фондю.

– А как же твои выемчатокрылые моли? – спросила я, озираясь в поисках иллюзорного суфлёра, у которого для меня непременно есть наготове коллекция отговорок на все случаи жизни. Хотя точно знала, что приду.

– Да ну их! Почитаю про них в интернете!

***

Я долго ковырялась в цветочном магазине, выбирая что-то, на мой взгляд, подходящее для Регины. Флорист составила мне три букета, которые я в итоге забраковала. Красивые, стильные, со значением и без – ничего не годилось. Пестрядь какая-то, надменная и пустяковая.

– А это что у вас? – увидела я в ведёрке несколько головастых конусовидных цветков на толстом стебле. Как большие артишоки.

– Это протея. Очень долго будет стоять!

Купила две. Одну оставлю себе. Я равнодушна к цветам, да и ухаживать за ними ленюсь, но это «существо» мало напоминало мне обычный цветок, скорее какой-то ботанический гомункул, нарождённый сам по себе. В каждом цветочном магазине, в самом неприметном углу, должно быть, томятся в ведре из нержавейки пять-шесть таких для особо взыскательных покупателей, которые приходят, смотрят и, не найдя ничего по вкусу, разворачиваются, чтобы уйти.

По дороге из цветочного забрела в ТЦ, где в одном из магазинов приобрела сумку, которая давно обо мне мечтала. Предстоящие свидания – это будильники, которые всегда звенят вовремя, пробуждая первобытные женские инстинкты к мотовству.

Квартира Регины поразила меня аскетичностью обстановки. Много пространства, которое не стесняло большое количество книг, много света, много скрипов – от дверных косяков, паркета, шкафных дверок, много одиночества. И ничего, что хотя бы намекало на необычное хобби хозяйки, – ни одной букашки. Регина ходила по квартире будто на цыпочках и почти не касалась ничего вокруг. Если отождествить квартиру с живым человеком, то они с Региной словно обиделись друг на друга, словно случилась у них размолвка, временный взаимобойкот.

– Ты как будто разочарована. – почти угадала мои мысли Регина.

– Я думала, что попаду в инсектологическое царство. Где все твои жуки?

– В компьютере, на полках. В блокнотах.

– У тебя ваза найдётся? – я кивнула на зажатую в руке протею.

– Гигантский артишок? Как мило! Ты знаешь, что цветы – это…

– Половые органы растений! – перебила я, довольная своим «мы все учились понемногу».

– Хм. Я совсем не то хотела сказать, но ход твоих мыслей мне нравится.

– Очень долго будет стоять! – выпалила я обещание флориста, присаживаясь на диван. Он пригласительно скрипнул.

Мы накалывали на шпажки ржаные гренки, макали их в фондю и молча ели. Было пряно, вкусно и немного неловко. Я почему-то вспомнила, что если бы не приглашение Регины, я бы пошла сегодня с коллегами после работы в ирландский паб. Мы бы опрокидывали пинту за пинтой, громко хохотали и флиртовали с Максом – бледным, анемичным официантом, похожим на Мэрилина Мэнсона без грима. Макс бы сильно смущался, лыбился, пряча зубы, и непременно принёс бы три текилы за счёт заведения. А Ренард, я посмотрела на часы (куда-то торопишься? – тут же среагировала Регина), сейчас, наверное, тоже что-то готовит. И, может быть, не для себя одного. Он отменно готовил, просто виртуозно! И также виртуозно расправлялся с едой, смакуя каждый кусочек, наслаждаясь каждым пред и послевкусием. Он познавал. Еду, жизнь, женщин.