Ожидание – состояние, а не процесс. А путь – процесс…
Эстрагон вообще знает о Годо только понаслышке, сомневается и в его приходе, и в том, что его стоит ждать. Время от времени он сбегает куда-то, но там его бьют, и он возвращается обратно. Эстрагон ждет Годо скорее за компанию просто потому, что его ждет Владимир… Скажем честно, его «паровоз стоит на запасном пути»…
Время от времени появляются ещё два персонажа – Поццо и Лакки. Лакки – безмолвный и безвольный раб Поцци и его бывший учитель.
Поццо, богач, поведший Лакки на рынок, чтобы продать его, возвращается, не достигнув своей цели (да и была ли она у него на самом деле?). Узнав, что Владимир и Эстрагон ожидают Годо, он говорит:
«Я тоже был бы счастлив его встретить… Если бы у меня была назначена встреча с этим Года… Годе… Годо… ну, вы знаете о ком я, я бы ждал до поздней ночи, прежде чем уйти. (Смотрит на часы.) Но мне пора идти, если я не хочу опоздать.»
(помните, у Высоцкого: «в гости к Богу не бывает опозданий…»). Во втором акте Поццо слепнет. И его ведет дорога – к иллюзорной, мелочной цели, до которой он никогда не доберется…
Лакки, покорно тащащий неизвестно куда свою (на самом деле чужую) поклажу, повинующийся неизвестно почему чужой прихоти, бредущий неизвестно куда и неизвестно зачем. И во втором акте он появляется уже оглохшим. Его ведет дорога…
Вот четыре отношения к жизненному, земному пути и к тому, куда он ведет:
– покорное и бессмысленное, тягостное существование, глухота ко всему, что извне;
– суетное стремление к иллюзорным и недостижимым целям, слепота перед лицом целей подлинных;
– полное бездействие, пассивное ожидание, довольство смутными и примитивными представлениями об истине;
– кампанейщина, подражательство, непостоянство и – безразличие (как пел В. Цой, «Все говорят, что мы вместе, но никто не знает, в каком» …).
В пьесе Годо так и не приходит. И неудивительно…
Но возвращаясь к вопросу о пути: так каким путем идет каждый из нас?.. Или, может быть, есть пятый вариант? Вариант пути осмысленного и целенаправленного?..
Сократ говорил, что неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы ее тянуть.
Я не поклонница Николая Островского, но люблю одну половину одной его фразы: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы…» Вот только ответ на вопрос «как?» у нас с Островским различается…
Глава 2. Что, где, когда
Время – движущий образ неподвижной вечности.
Жан-Жак Руссо
К сожалению, если мы хотим разговаривать о чем-либо серьезно, нам надо точно определить как тему разговора, так и его основные понятия, а это бывает очень непросто. Поэтому сегодня нашим мозгам (у кого есть) придется потрудиться.
А о чем, собственно, мы собираемся разговаривать? О нашем будущем – в том числе и отдаленном.
Изучение любого процесса или явления есть, по сути, поиск ответа на сакраментальные вопросы «Что? Где? Когда?» Но «где» и «когда» носит вполне земной, я бы сказала, прагматичный характер. Хотя категории времени и пространства являются более, чем сложными. И для нас они находятся на стыке научного и «обыденного» – не будем сейчас вдаваться в противопоставление этих двух областей, интуитивно мы его и так понимаем.
Уникальность Христа как события в мире и в истории в гуманитарно-культурном, этическом, социальном, наконец, эсхатологическом аспектах настолько очевидна, что даже не обсуждается (не дискутируется) в христианских кругах. Гораздо реже эта уникальность рассматривается в метафизическом смысле. Причин, вероятно, несколько, и все они субъективны. Метафизика как таковая – равно как и космология – не поле для поиска «гуманитарных» умов, в то время как богословие – область все же гуманитарного знания. Существуют, конечно, богословы, вышедшие из естественнонаучных кругов, но сложно было бы перечислить тех, кто успешно совместил (не последовательно, а одновременно) два этих типа мышления. Еще одной причиной, связанной с первой, является некая робость богословов перед лицом бурного развития естественных наук, техники и технологии: Христос в виде формулы или, по крайней мере, жестко определенного термина представляется чуть ли не богохульством.
Но отказ от рассмотрения метафизической уникальности Христа невероятно обедняет наше представление не только о Нем, о Его ценности и роли, но и о нас самих.
Однако прежде, чем перейти к этой теме, необходимо определиться в терминах (к сожалению, именно их нечеткость часто вызывает ощущение, что работы на тему «Христианство и наука» – некая игра, совершенно не ставящая себе целью достижение какой-либо истины).
В ряде случае я буду называть Бога просто «нечто». По сути, это абсолютно верно, поскольку Бог – Тот, к кому неприменимы никакие позитивные определения, кроме превосходных степеней – Тот, кто бесконечен и безначален, неизменен и невидим, т. е. не-что. При этом – существующее нечто.
Первое и основополагающее для нас понятие – «вечность». Как-никак, вопрос о вечной жизни никому не безразличен…
Вот как определяет вечность Ф. Шид:
«Вечность Бога означает, что Он бесконечная активность и одновременно всецелая неизменность». Богословие и здравый смысл. Москва, 1997.
То есть в вечности ничто не изменяется, она не имеет начала и конца, в нее невозможно войти и из нее нельзя выйти. Именно поэтому вечность – атрибут Бога и, вообще-то, только Бога.
Несколько противоречит этому утверждению сотворение мира из ничего, которое может быть понято как вечность «ничто». К «ничто» тоже неприменимы никакие позитивные определения, но оно и не существует.
Здесь, наверное, самое время оговорить, что такое «существование», а также «бытие». «Быть» может только что-то. Что-то – это определенное «нечто». Определенное – т. е. пределы которого установлены. Таким образом «ничто» бытием не обладает. И «нечто» тоже.
«Существование» семантически связано с понятием «сущность, суть». «Сущность» или «суть» может быть только чего-то, определяемого ею, т. е. она устанавливает пределы чему-то. Таким образом, «ничто» не может существовать как таковое. В полном смысле противоположность между «нечто» и «ничто» есть противоположность между сущим и не-сущим.
«Ничто» определяется весьма различными способами – чаще всего как хаос или праматерия. Однако признание вечности существования хаоса приводит к выводу, что сотворение есть, по сути, всего лишь упорядочивание чего-то, существующего вне Бога и не по Его воле.
Поскольку Бог вездесущ, то вне Него ничего быть не может. Тогда упорядочивается нечто в Боге, т. е. что-то в Нем было хаосом, что не соотносится с понятием Бога. И вообще, сотворение не есть «делание»…
В то же время логика понятна: если Бог сотворил мир из ничего, значит, оно уже было до акта творения. Ф. Шид дает определение, снимающее, на мой взгляд, это рассуждение:
«То, что является противоречием в определении – вообще не вещь. Это ничто».
Четырехугольный треугольник, круглый квадрат и пр. – ничто. (В этом же ряду находится и понятие ограниченности всемогущества Божьего – оно в невозможности создать вещь, противоречивую в определении, т. е. ничто). Круглый квадрат не обладает существованием.
Мир создан из ничего. В ничто сошло нечто, привнесшее сущность и, следовательно, существование. Именно в этом источник мистического ужаса, о котором пишет, в частности, Хайдеггер, страха Божьего. Именно поэтому поиск смысла жизни (сути, сущности жизни) – глубинная потребность человека.
Человек, висящий на ниточке Божественной воли над бездной ничто, «инстинктивно», как ребенок, хватается за все, чтобы укрепить свою связь с нечто, чтобы избежать возвращения в ничто, возвращения, которое, по сути, страшнее смерти. Таким образом, тварный мир находится между нечто и ничто.
Поскольку мир возник в результате «процедуры» изменения ничто, основная его характеристика – изменчивость (в отличие от неизменности нечто). Изменчивость проявляется прежде всего в двух основных всеобщих измерениях: времени и места.
Однако это означает, что никакое действие Бога не может быть одноразовым и даже более того, дискретным. Если Бог сотворил мир, то Он творит его вечно. Тогда если Христос воплотился, умер и воскрес, то и это происходит всегда, причем одновременно. Как подобное утверждение соотносится с историческим событием Воплощения и вообще с историческим процессом, мы поговорим позже.
Понятие вечности часто употребляется также по отношению к духовным существам и душам. Но это некорректно. Во-первых, духовные существа и души тварны, т. е. они имеют начало, во-вторых, они совершают отдельные действия, ограниченные во времени. Для временной протяженности такого рода – имеющей начало, но не имеющей конца – можно употребить понятие присносущности. Ф. Шид определяет его несколько, на мой взгляд, причудливо:
«Существует специальный термин – „присносущность“ – обозначающий длительность духа, сущность или субстанция которого неизменна, хотя сам дух может испытывать привходящие изменения и в этом отношении он также находится во времени, но в так называемом дискретном времени, а не в непрерывном времени материальных объектов».
Если пользоваться всегда по определению ущербными аналогиями, то вечность – как солнце, светящее вне зависимости от того, видим мы это или нет, а присносущность духовных сущностей – как лампы, которые включаются время от времени, но не перестают существовать, будучи выключенными.
Однако для нас важно то, что присносущность – это не вечность, и войти в нее или выйти из нее можно, хотя вопрос о соотношении присносущности и вечности особо сложен именно потому, что мы можем лишь строить о нем гипотезы, которые нам не дано проверить в ходе земной жизни.
Третий и последний термин этого ряда – «время». Время – это длительность, имеющая начало и конец, внутри которой возможны изменения и действия, как дискретные, так и непрерывные. В потоке времени пребывают материальные объекты.
Неизменности Бога соответствует Вечность; непрерывной изменчивости материи соответствует Время. Время – это длительность того, что изменяется, как вечность – это длительность того, что не изменяется. Вопрос о возможности перехода из времени в присносущность и в вечность, а также обратно по сути есть вопрос о возможности перехода материи в дух, в том числе и Божий. К этому мы еще вернемся.
Аналогично определяется триада «вездесущность – бесконечность – пространство».
Вездесущность – атрибут Бога, связанный с отсутствием в Нем составных частей, с одной стороны, и тем, что Он пронизывает все бытие всех вещей, с другой. Это тоже весьма важный и интересный момент, вновь отсылающий нас к тезису о сотворении мира из ничего. «Абсолютно все вещи поддерживаются в существовании не чем иным, как непрекращающимся желанием Бога, чтобы они продолжали существовать». При этом, вероятно, следует говорить не только обо всех вещах, но и обо всех их составных частях. Таким образом, если воспринимать желание Бога как силу, то Бог вездесущ в том смысле, что в любой вещи присутствует божественная составляющая. Иначе говоря, совершенно «материальных» (в рамках противопоставления «духовным») вещей не существует. Но и к этому мы еще вернемся.