Камертон

– Это… тело. Я сильфида. Я не привыкла к телу. Я летучая субстанция.

– А сейчас не летается, да?

– Как ты себе это представляешь? – ощетинилась она.

– Я раньше летал во сне. Раскинешь руки и… Но знаешь, у тела ведь много преимуществ, раз ты все-таки пришла в наш мир, мир душ, обремененных телами.

– Начина-ается.

– Скажем, массаж, – невозмутимо продолжал Ян. – Или горячая ванна с ароматизированной пеной. Когда летишь, ты ведь, наверное, даже и ароматов не успеваешь ощутить? Ветер только.

Эля в раздражении стукнула рукой по столу и тут же замахала ею: больно.

– Подуй, – подсказал Ян.

– Хватит издеваться! – выкрикнула она. – Отложи уже свой дурацкий сыр, давай приступим к делу!

Ян положил нож. Аккуратно выключил засвистевший чайник.

– К какому делу?

– Ты полукровка, у которого есть проблема, и решить проблему может ночь с кромешницей. Видишь, я все помню. Я кромешница. Кромешники и кромешницы никогда не остаются в долгу. Когда им оказывают услугу – а спасение жизни, как ни крути, это услуга, даже если не я тебя о ней попросила… Если люди хоть что-то знают о кромешниках, так это то, что когда кромешникам оказывают услугу, они не остаются в долгу, никогда. Ночь уже началась. Ты наверняка выспался, раз дрых целые сутки, и готов к подвигам. Не готов – не страшно, я подсоблю. Ну?

Эля встала и оказалась очень близко. Смело взмахнула ресницами. Подняла брови, бросая ему вызов.

Совсем рядом. В этот раз – настоящая. В этот раз – живая, притягательная, с горящими глазами, с теплым дыханием, с шелковистой кожей.

Скольких усилий ему стоило не шевельнуть даже рукой, не коснуться хотя бы блестящих волос, чтобы узнать, каковы они на ощупь.

Молчание затягивалось.

– Так… нельзя, – сказал Ян, отчаявшись найти слова.

– Нельзя?

– Нельзя вот так. Не понимаешь?

– Не хочешь быть одним из стада, чего ж тут непонятного.

Он вздохнул, пьянея от ее аромата.

– Это не обо мне.

Эля отстранилась, и ее синие глаза сделались огромными.

– Ты меня отталкиваешь? – сказала она горько, но с полной убежденностью. – Я тебе неприятна. Противна.

Это было уже чересчур. Осторожно и медленно Ян взял Элю за плечи, бережно привлек к себе и запечатлел легкий поцелуй на виске. И вновь убрал руки.

– Ты самое чудесное, самое волшебное существо, которое я когда-либо встречал в своей жизни, – признал он. – Сильфида! Подумать только. Ты все время ускользаешь. Воздух как он есть. Я пропал, можешь так и считать, можешь причислить к стаду. Но, Эля, но, Эля…

Дар речи окончательно изменил ему, и Ян умолк. Эля тоже молчала и сверлила его жгучим взглядом.

– Нет? – сказала она, и голос ее дрогнул.

– Не так.

– «Умри, но не давай поцелуя без любви»? – продекламировала она насмешливо.

Ян придвинул кусок сыра и потянулся за колбасой.

– Не знаю, как ты, я сутки дрых и ничего, между прочим, не ел, – напомнил он.

– Очень удобно держать под рукой кромешницу, которая тебе должна.

Она стукнула стулом и села.

– Да, я рассудочный мальчик, мне говорили. Давай перекусим.

Глава 4

Фотина приготовила на ужин суп с фрикадельками и пирог, но Джуд задерживался на службе, и все остыло. Что ж, не впервой.

В дверь позвонили. Фотина нажала на кнопку видеосистемы и увидела – Грейс! Всплеснув руками, она поспешила ей отворить.

– Здравствуйте, Грейс! – воскликнула она, волнуясь. – Проходите, пожалуйста. Джуда пока нет, но он должен скоро прийти. У меня готов ужин.

Кромешница склонила голову, напряженно улыбнулась и переступила через порог. Она была одета точно так же, как накануне, – повеяло Каннами или Ниццей.

– Будете ужинать? – спросила Фотина. – Или подождем Джуда?

– Я не голодна, – отвечала Грейс.

Она прошла в комнату и растерянно огляделась. Фотине сразу стало стыдно за беспорядок.

– Садитесь, пожалуйста. – Она сдвинула вышитые подушки, раскиданные по дивану. Грейс царственно села, прямая как палка.

– Вы меня простите, – сказала она. – Джуд вчера даже не назвал вашего имени.

– Меня зовут Фотина.

– Очень приятно.

– Взаимно. Вы знаете, Джуд…

Фотина заколебалась: ей хотелось объяснить свекрови, что Джуд уже раскаивается в том, как ее принял, но вместе с тем казалось, что по отношению к нему это будет предательством. Он старался не выдавать своих эмоций даже самым близким людям, и хотя мать, разумеется, близкая родня, ее не было в его жизни более двадцати лет.

– Я знаю, – прервала ее Грейс. – Может быть, я специально пришла, когда его нет дома. Мне показалось, что мы с вами как женщины способны обсудить…