– Гордиться тем, что ты бездельничаешь, когда все работают? – с удивлением спросила Наташа и на всякий случай протёрла идеально чистый подоконник.
– Нет. Тем, что ты умеешь видеть то, чего не видят другие. Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре. Так и вижу – суббота, ледоход. На всех набережных сидят горожане, целыми семьями. Пьют из термосов горячий чай, едят бутерброды. Покрепче тоже что-нибудь пьют. А лёд идёт.
– Они увлекутся тем, что пьют и едят, и пропустят весь ледоход, – фыркнула Наташа.
– Найти бы такого человека, с которым можно поделиться этим вот ледоходом, – мечтательно произнёс Лёва и выразительно взглянул на свою собеседницу. Но Наташу больше волновала невидимая невооруженным глазом пыль на этажерке с посудой.
Тем временем в приёмную вернулся Виталик.
– Ну что, помог? – саркастически поинтересовалась Наташа. – Или тебя выгнали?
– Я сам ушёл, – с достоинством ответил тот.
– Что, девушек там симпатичных не было? – догадался Лёва.
– Не знаю, – рассеянно ответил Техник, – не заметил. Да, наверное, были.
– Так зачем же ты туда тогда ходил? – удивилась Наташа.
– Ну, может быть, правда – помочь надо? Пойду ещё раз посмотрю, – сомнамбулически пробормотал Виталик и почему-то двинулся в сторону кофейного автомата.
– Эй, ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа. – Ты здоров вообще?
– Да, да. Просто у меня очередное разочарование на личном фронте, пройдёт уже к вечеру. Я бы отвлёкся на какое-нибудь интересное дело, но добрый Цианид велел отчёт за квартал переделать. Я немного побуду с вами и уйду.
– Бедный Виталик. Хочешь, я поглажу тебя по голове? – предложила Наташа.
– Лучше ударь меня по этой голове чем-нибудь тяжёлым и квадратным. Чтоб я в следующий раз думал.
– Как же тебе помочь? Мне так хочется, чтобы все мы были счастливы, – воскликнула Наташа, продолжая простодушно не замечать выразительных Лёвиных взглядов. – Вы обратили внимание, что в каждом фильме и в каждой книге происходят поразительные любовные истории? К тому же у всех нас наверняка есть знакомые, у которых такие истории случались и в жизни, только почему-то эти знакомые – не мы.
– У нас если что и было, то давно просвистело мимо и превратилось в воспоминания, – уныло подтвердил Виталик, решительно тыкая пальцем в панель управления кофейным автоматом.
– Ну, знаете, – вмешался Лёва, – фильмов и книг в мире всё-таки гораздо меньше, чем человеческих пар. Зачем снимать кино и писать книги о неслучившемся? Кому это интересно? У каждого есть целая куча историй про то, как могло бы быть, но не стало. Вам интересно будет смотреть на такое в кино? Вряд ли. То ли дело – когда и могло, и стало.
– Хотя, если подумать, у каждого в прошлом была история, достойная небольшого фильма, – слегка приободрился Виталик. – У меня, к примеру, таких историй было довольно много. Но фильмов о них не сняли, так что я лишён возможности пересматривать их каждый вечер в такие унылые времена, как сейчас, когда ничего не предвещает появления на горизонте женщины моей мечты.
– Ребята, я не об этом, – покачала головой Наташа, – я о такой любви, о которой не забудешь, даже если о ней никто не снял фильма. Интересно, существует она в природе?
– Ещё как существует. Просто любовь в том виде, в каком она водится в мире – а её очень немного, то есть, ровно столько, сколько надо, – отличается от костыля, которым пользуются сценаристы для того, чтобы объяснить нестыковки в сюжете, – пустился в рассуждения Виталик. – Скажем, нам непременно нужно, чтобы некий герой среди ночи встал и пошёл через город – и тогда он встретит в подворотне злодея или найдёт там клад или ещё что-нибудь сюжетообразующее. В другое время злодей и клад недоступны, но как заставить героя вылезти из тёплого гнёздышка – особенно если он жаворонок – и пойти в тёмную ночь? Надо придумать ему любовь, которая иррационально выдернет его на улицу, где притаился сюжетообразующий злодей или клад.
– Но ведь и в жизни возможны нестыковки, – перебил его Лёва. – Человек запланировал жизнь на три года вперёд, а тут такая любовь из-за угла – опа! И все планы насмарку.
– Это не любовь. Это священное безумие, – пояснил Виталик.
– А если это безумие сбивает правильные планы? Какое же оно тогда священное?
– Правильные планы сбить невозможно. То, что действительно важно, герой не упустит никогда, даже если его накормить лучшими в мире мухоморами. Но, повторяю, любовь тут совершенно ни при чём. Этот ингредиент – из совсем другого набора юного алхимика.
– А где продаются такие наборы? – с некоторым интересом спросила Наташа.
– Любовь не продаётся! – покачал головой Виталик, выпивая залпом чуть ли не половину чашки кофе. – Внимательно смотри по сторонам, и найдёшь искомое.
– По сторонам? – разочарованно протянула Наташа. – Но тут только ты и Лёва.
– А я уже ухожу! – с нажимом произнёс Виталик и в самом деле благородно удалился.
Вскоре после того как Виталик исчез, в приёмную ввалились довольные сёстры Гусевы.
– Всем стоять, я делаю защиту! – выкрикнула Галина. – Ну что, кукусики, дурью маетесь? А мы-то тем временем такое выгодное дельце провернули!
Выгодное дельце заключалось в следующем: среди студентов, мечтавших поработать на книжной ярмарке под знамёнами крутейшего издательства «Мегабук», обнаружился носитель. Это была юная скромная барышня, мечтавшая доказать своим родителям, что и она кой-чего в этой жизни стоит и вполне уже способна сама зарабатывать деньги. Родители не давали ей никаких шансов: учёба в университете, дополнительные курсы, занятия спортом, свидания с одобренным семьёй молодым человеком занимали всё свободное время бедной крошки. Но вот наступила практика, и у девочки появился неслабый шанс вкусить трудовых будней сполна. Однако интрига заключалась в том, что эта старательная ученица совсем не умела работать – только учиться. Так что зоркие Марина с Галиной, живо отделившие носителя от простых претендентов, должны за неделю научить это незамутнённое дитя хотя бы азам.
– То есть смотрите, какая тройная выгода, – с гордостью пояснила Марина, – мы нашли хорошего работника. Работник этот готов трудиться за копейки, лишь бы обрести вожделенный опыт. И наконец, обретая опыт, он исполняет своё желание!
– А теперь, Разведчики, шагом марш из приёмной. Мастер-класс закончен, – неожиданно подытожила Галина.
– Что такое? – нахмурился Лёва.
– Уйдите отсюда куда-нибудь ненадолго, а то нам носителя пора выпускать, – пояснила Марина. – Она у нас там, в кабинете сидит, бедняжка, ждёт якобы решения высшего начальства, хотя всё и так решено. Мы просто решили поберечь ваши нежные нервы и чувствительные уши.
– А если девочка не научится работать за неделю, что тогда? – осторожно спросила Наташа.
– Тогда мы отдадим бедняжку на съедение Константину Петровичу! – ухмыльнулась Марина. – У него и мёртвый поднимется из гроба, выкопается из земли и возьмётся за дело с энтузиазмом.
Джордж поднялся к себе, чтобы вздремнуть пару часов, но стоило ему только погрузиться в тёплый и солнечный мир сновидений, как телефонный звонок решительно втянул его обратно. Звонили снизу, из кафе, – значит что-то срочное: они же знают, что он сегодня спал всего три часа.
– Слушаю вас, – страдальчески произнёс Джордж.
– Сейчас машина доставки придёт, а возле чёрного хода замело так, что ей не встать. Помнишь, как было в тот раз, когда они развернулись и уехали, а нам потом пришлось платить неустойку. Сделай что-нибудь, ты же хозяин! – крикнула в трубку его заместитель и личный тиран.
Умеет он всё-таки устраиваться в жизни: если не родители им помыкают – так Димка, не Димка – так Алексей Яковлевич, не Алексей Яковлевич – так эта фурия.
– Хорошо. Сейчас попрошу у дворников лопату и пойду разгребать снег, – покладисто ответил Джордж.
Когда он руководил папиным рестораном, всё было просто. О таких проблемах, как не доставленные по причине снежных заносов продукты, он даже и не подозревал. О других, впрочем, тоже. Давно это было, кажется, пять столетий назад.
Джордж потянулся и поднялся с дивана.
Он снимал квартиру на третьем этаже того самого дома, в подвале которого они с Димкой и Анной-Лизой поселились этой зимой. Теперь в этом подвале было его, Джорджа, персональное, личное, собственное (а не папино) кафе.
Он подошел к окну: угловой эркер, с широченной витриной посередине и двумя узкими бойницами по бокам, был его любимым наблюдательным пунктом. Он выглянул в левую бойницу: снежная сказка, да и только. Перешёл к правой: ну точно, все подъезды замело, в самом деле, придётся идти за лопатой.
Через день после того, как старый шемобор Эрикссон умчался в неизвестном направлении, прихватив своего свежеиспечённого раба Диму Маркина, Джордж уже подписывал с собственником подвальчика договор долгосрочной аренды. Такова участь любого, кто по милости мунга или шемобора второй ступени и выше становится Хозяином Места. Всё плывёт ему будто бы прямо в руки, всё происходит как бы само собой, стоит только приступить к обустройству будущего Места, где все люди, нелюди и сомневающиеся смогут отдохнуть под его защитой. Но стоит свернуть в сторону – и удача моментально от него отвернётся. Впрочем, Джордж и не думал сворачивать. Он не рассуждал о том, что он будет делать, справится ли, не надоест ли ему, – он поочерёдно с благодарностью принимал всё, что падало ему в руки. Он не знал, что у него получится в итоге, но заранее любил своё детище. Здесь, в этом подвальчике, людям будет хорошо. Они станут приходить сюда, чтобы поговорить, перекусить, пересидеть дождь, выпить кофе, спрятаться от суеты. Место, конечно, не самое бойкое – об этом ещё предыдущий владелец предупреждал, но зато поблизости нет ничего похожего. «Кому надо – те узнают, – решил Джордж. – А кто не узнает – тем не надо».
Первыми о будущей кофейне узнали студенты-художники, мечтавшие расписывать стены квартир и клубов узорами собственного сочинения. Они заглянули в подвал – потому что дверь была открыта, внимательно оглядели свежеоштукатуренные стены и признали их условно годными для творческого безумия.
– Только ведь хозяин, упырь какой-нибудь, захочет сюда налепить кошечек и девочек, нечего тут ловить, – безнадёжно махнул рукой самый опытный художник, получавший больше всех отказов.