Масик

– Ну и хорошо! Ладушки! Как звали этого человека? Кто знает? – натужно спросил Жорик.

Аудитория молчала.

– Я не помню. Я фильм какой-то про него смотрела. Жалостливый такой… Ах, да! Иван Сусанин! – продолжила мозговой штурм активная блондинка.

Жорик чуть не упал в обморок. Но аудитория, как говорят студенты, даже «прикола не поняла».

– Ну как же этого человека можно не знать? – удивился мнимый Жорик очень громко. – Это же все равно, что не знать, к примеру, куда впадает Волга…

– А куда? Я дальше нашего города – нигде не бывал. Как я могу это знать? – спросил парень с последней парты.

Только солидный стаж тёртой кошачьей жизни не позволил бывшему коту, замещающему преподавателя, всерьёз ощериться и выпустить коготки.

«Нет, надо срочно… искать кота! Иначе, как-нибудь просто взорвусь!» – подумал он.

– Георгий Владимирович! Заканчивайте лекцию! Вас к себе Владимир Исаевич требует! – заглянула в кабинет лаборантка Алёна.

До конца пары, к счастью, оставалось уже несколько минут.

Декан гуманитарного факультета Владимир Исаевич почему-то невзлюбил сектантов. Зато, он просто обожал общественную работу: конкурсы, заседания, викторины… Сейчас он восседал в мягком кресле под портретом президента и болтал по телефону.

– А, Георгий Владимирович! Проходите, проходите! – запанибратски улыбнулся он широкой улыбкой довольного крокодила. И, как раз в это время закончив с кем-то разговор, положил трубку.

– Вы, как молодой специалист, должны немедленно подключиться к общественной работе! – довольным, оптимистичным тоном распорядился он. – Присоединяйтесь к Карине Геннадьевне. Она подготавливает новую конкурсную программу среди студентов «А ну-ка, девушки!», с награждением нашей будущей мисс факультета. И хорошо, если эту программу будет вести мужчина. Она напишет слова – а вы их заучите. Но это – потом. А завтра нужно совершить рейд по общежитиям, и вы сопроводите Карину: она проводит конкурс на лучшую кухню.

Бывший кот покинул кабинет декана в полном недоумении. Да, по всей видимости, он, рисуя себе преподавательскую работу, был весьма далёк от реальной действительности. В его представления никак не попадала лучшая кухня, мисс факультета и пляски на лабутенах. Умственный труд, как он всё более и более убеждался, был для преподавателя абсолютно лишним. А вот навыки кулинара или массовика-затейника, пожалуй, подошли бы как нельзя кстати.

Следующий день у бывшего кота – по расписанию, выходной. Настоящий Жорик посвятил бы его написанию диссертации: он всегда так и делал. Но, тёртый жизнью серый Васька, его замещающий, не забыл про «лучшую кухню» и почти с удовольствием направился на поиски приключений.

Карину, то ли секретаря, то ли заместителя декана по культурно-массовой работе, он нашёл в лаборантской. Наверное, она сама запуталась, какую роль на факультете исполняла. «Ещё не старая женщина и была бы вполне симпатичной, если бы не напускала на себя важный вид, изменила форму очков и держалась попроще», – подумал бывший кот, несколько минут откровенно её рассматривая. Наконец, Карина оторвала глаза от читаемого документа и властным тоном сообщила:

– Мы с вами начнём обход с первого общежития, затем посетим шестое и девятое.

А потом, взяв коллегу под руку, Карина поволокла молодого преподавателя за собой по улице, и, при довольно стремительной ходьбе, всё ж успевала строить глазки всем проходящим мимо знакомым мужчинам.

В первом общежитии осведомлённые о конкурсе девчата – дизайнеры усадили их за стол, напоили чаем и угостили пельменями. Их комната отличалась уютом: было заметно, что студентки сами поклеили здесь обои и навели полный порядок. Из железных коек знакомые соорудили им «двух ярусные» кровати. Комната была забита компьютерами и музыкальной аппаратурой. На стенках висели картинки с китайскими пейзажами, иероглифами и прочие «фен-шуйские» штучки.

Подставному Жорику начинала нравиться общественная работа. «Давно я не ел пельменей. Со сметаной», – подумал он, сыто, по кошачьему, урча.

А потом, они с Кариной были в «шестёрке». Это общежитие поразило даже воображение тёртого уличного кота со стажем. На этаже, где жили «их» студенты, дверь в туалет не запиралась вовсе, причём работал единственный: женско-мужской (по очереди?). В нём не было света. Совсем. Никогда. А воды на полу было примерно по щиколотку.

– Мы туда по одному не ходим: кто-то должен стоять на входе и кричать, что занято, – пояснила им студентка Вика, маленькое чудо с детскими хвостиками. – А после девяти вне комнат лучше и вовсе не появляться. Не знаю, что там происходит, но крики стоят абсолютно дикие.

– Мы бы вас получше угостили сегодня, но у нас есть только картошка. Жареная. Немного. Мы стипендию на днях ожидаем, и потому, на большее денег нет. Сегодня картошку Виталик жарил. На кухне у нас девушкам опасно задерживаться. И, когда он её нёс, поджаренную, то поскользнулся, и – оп-паньки! Вся она – хлобысь, и на пол! Сковородка – донышком вверх, и абсолютно всё – на пол! – сообщила студентка Мила, высокая и стройная девушка, по виду только что вышедшая из солярия. В порезанных джинсах, в дырки которых просвечивали почти коричневые от загара ноги. Длинные чёрные волосы Милы были обрамлены тёмными очками, используемыми, по странной институтской моде, в качестве ободка для волос. – Пожарили совсем жалкие остатки – уже второй раз. Вместе все на кухню выходили.

– Зато, мы вам на гитаре сыграем и песни споем! – предложила хохотушка Света, полная крашеная блондинка в розовой кофточке и джинсовой мини-юбке.

Жорик вместе с Кариной и студенты – пели хором часа полтора… Анекдоты рассказывали и случаи из жизни. Карина даже разговорилась и сама рассказала о том, что заканчивала философский.

– На третьем курсе сдавала какой-то жуткий предмет – диалектический материализм, что ли… Или, коммунистический идеализм… В общем, муть голубую. Я была самой последней. Пыталась списать – не вышло. Преподаватель просёк. Ну, подхожу к нему, ощущая, что никогда ещё так близко не была к провалу. А экзаменатор сидит, грустный-грустный. С видом: «Ну, что же ты мне скажешь интересного?» Времена были постперестроечные. И мы были самыми последними, кто ещё сдавал этот курс. Я посмотрела на него, как кролик на удава, а потом подумала: «Какого чёрта! Не буду здесь распинаться зазря, всё равно – не нарисует он сейчас ничего в зачётке. Так что – помирать, так с музыкой. И начала: про то, что его предмет – дерьмо, и что его скоро отменят. И про Шри Ауробиндо и его взгляды… Про синтез йоги, в общем. Он слушал, очень внимательно. Потом отошёл к окну и закурил. Возвращается. «Это ничего, что я курю? Извините… Вам, конечно, задурили голову, уже завлекли в какую-то секту»… На что я, конечно, заявила, что ни в какой секте не состою, просто книгу прочла, научного издания, между прочим. Ну, а он стал говорить про сложные времена на его кафедре, даже про какого-то повесившегося на идеологической почве талантливого аспиранта… В конце спрашивает: «Тройка вас устроит?» – «Да», – отвечаю. И он рисует мне тройку… На том и расстались.

Тогда Мила рассказала про знакомую своей мамы, которая в молодости тоже хотела поступать на философский. И на собеседовании начала излагать взгляды Конта и говорить о том, что видимого мира не существует… Отсеяли её, конечно же, сразу.

В конце, Карина и мнимый Жорик попрощались со студентами так, будто они – обычные гости или друзья.

– Пока, ребята! – улыбнулась Карина. – Сами понимаете, первое место за кухню я не могу вам дать, но вы сами мне очень понравились!

Потом двинули в девятку.

В девятке жили парни-дизайнеры. На дверях в одну из комнат блока, такого же, как и в общаге Жорика: то есть, состоящего из «двушки» и «трёшки», – была нарисована девушка в полный рост, одетая как Шакира в том клипе, в котором она первоначально выныривает из воды. Но только на фоне пальм и моря. Явно здесь кто-то из ребят упражнялся в рисовании. Жорик слишком поспешил – и открыл вторую дверь, по расположению решив, что она ведёт во вторую из комнат…

– Ой, ей! – воскликнул знакомый ему студент Лёша, выходя из комнаты с «Шакирой». – Туда лучше не ходите…

М-да… Эта дверь вела в санузел. И там, в душевом широком корыте, приспособленном внизу под краном, замачивались чьи-то джинсы, рубашки, стеклянные бутылки и жестяные банки из-под пива, а также случайно упавшая сверху, из вязанки, сушёная рыба и немытые пустые банки из-под привезённых из дому солений. Хорошо ещё, что внезапный гость не успел разглядеть унитаз, быстро захлопнув дверь, чтобы это всё не успела лицезреть Карина.

Лёша был довольно колоритным парнем: крашеный и завитой блондинчик с одной серьгой в ухе и в цветастой рубахе. Но парни, естественно, совсем не умели готовить, а в комнате у них было сильно накурено и повсюду катались пустые пластиковые бутылки из-под пива – а это, видать, совсем свежие: после вчерашнего…

В общем, приз на лучшую кухню «Жорик» с Кариной дружно решили присудить девчатам с пельменями. О чем незамедлительно позвонили декану.

– А теперь, Георгий Владимирович, сгоняйте в редакцию институтской газеты – и можете быть свободным, – сказала Карина в фойе последнего общежития. – Не в службу, а в дружбу. Отнесёте им статью по успеваемости – у меня есть заготовка, а внизу я быстро припишу фамилии. И про кухню эту тоже чиркну пару строк. Впрочем, для вас – всё это не важно: я им дополнительно отзвонюсь, всё растолкую. А вы просто зайдите и подкиньте им этот листик. Рабочий день у них до шести – а значит, кто-нибудь да будет ещё на месте. Ладно?

– Хорошо.

Карина открыла портфельчик, достала нужный листок – и быстро набросала текст.

– Вот.

– А где находится редакция?

– Я покажу.

Они вместе вышли из общежития, миновали студгородок, прошли по улице – ещё дальше Горного, вдоль чугунной решётки. Карина вскоре остановилась.

– Там трамвай заворачивает – видите?

– Да.

– До поворота – остановка. Напротив остановки – здание; это – студенческая поликлиника. В этом же здании, на первом этаже, направо – коридор. Там спросите. Редакция – в одном из кабинетов.

Найти этот кабинет труда не составило: он был первый слева по коридору. Как только посланник Карины прочёл на нём вывеску «Редакция», его дверь ударом ноги распахнул кто-то из гостей, собираясь на выход. Грудью наткнувшись на «Жорика», из неё вылетел средних лет худощавый мужчина, белобрысый, уже начинающий лысеть, с каким-то оспенным лицом.

– Я вам всё припомню, в особенности, это отношение! – будто не замечая препятствия на пути, вскричал он, разворачиваясь назад. – Я буду жаловаться! Тогда «Жорик» чуть отступил в сторону – на всякий случай. И не зря: вскоре белобрысый опрометью, как ошпаренный, пронёсся мимо.

Дверь в редакцию осталась открытой. «Жорик» – бочком, бочком – и просочился внутрь.

– Ох, уж эти мне поэты! – сидящий за столом невысокий брюнет с чёрными усиками вытер носовым платком пот со лба. Наверное, он был редактором: в квадратных очках и в костюме с галстуком. Типичный редактор.

– Надо же! Обиделся. Вы даже согласились на публикацию – лишь бы он убрал из текста «и жёлтенькие зубики твои»… Ранимый субъект! – хихикая, сказал второй, длинноволосый мужчина, спиной упёртый в стену и держащий в руках чашечку дымящегося кофе.