В следующем году в Иерусалиме?

– А что нам там делать? Там арабы могут напасть. Ты, Оля не боишься арабов?

Выяснилось, что Лера совсем не знает Старый город. Шли мы исключительно с помощью моего путеводителя и карты, а девушки уточняли на иврите у прохожих, правильно ли мы движемся. За Яффскими воротами почти сразу началась арабская часть. Лера с Региной, боясь местного населения, неслись почти бегом, я с набитой сумкой за ними не поспевала, кроме того, хотелось смотреть по сторонам, особенно на живописном восточном базаре.

В лавках вдоль узких улочек чего только не было: и роспись, и чеканка, и кожи, и дерево, и керамика, и ювелирные украшения. И кого только не было: торговцы – арабы и туристы-покупатели, израильские полицейские и солдаты с автоматами. Вдруг впереди раздались крики, народ куда-то побежал, а нам автоматчики перекрыли путь. Оказалось, что один воинственный араб побил одного не менее воинственного еврея: возникла небольшая потасовка, каких здесь бывает множество.

– Вот, Оля, говорила тебе, что тут опасно! Лучше бы не приходили сюда!

После этого мы шли еще быстрей.

Приблизились к Западной Стене Плача. Я не успевала рассматривать еврейские религиозные семьи: одетых в черное пап с пейсами, мам в шапках-мешках и многочисленных детишек. В Холоне я таких не видела.

– Оля, обратите внимание, где молятся верующие, раздельно: слева – мужчины, справа – женщины, между ними – ограда.

Мы прошли направо к киоску религиозной литературы. Продавщица из киоска начала меня убеждать по-русски:

– Если твоя мать еврейка, ты должна жить только здесь, на родине предков.

– Хорошо, подумаю, – ответила я, чтобы не продолжать бесконечную тему.

– Оля, нам нужно уже ехать! Не забывайте, что сегодня шаббат, транспорт в три часа прекратит работать.

Но все-таки пару часов до начала шаббата мы успели пробежаться по Старому городу мимо мечетей, синагог, белокаменных зданий, раскопок… Это было нечто удивительное – раскопки с колоннами и камнями, улочки как в средневековой Испании и очень богатые современные магазины и рестораны. Сумка тянула вниз, в глазах рябило от туристов, колоритных евреев, в пестрых халатах арабов, солдат с автоматами.

Регинка меня отвлекала от Иерусалима. То ей хотелось съесть мороженое, то пойти в туалет, а то объяснять мне все подряд. Мама Лера только и успевала ее одергивать:

– Регина, не мешай, не отходи от нас, потеряешься, видишь, какие драки впереди, сейчас пойдем домой…

А мне как раз ничего не хотелось. (Кстати, туалеты были образцовой чистоты и бесплатные).

В следующий раз приду сюда без этих пугливых девушек!

Наконец, вышли из ворот Старого города и на последнем автобусе поехали в новый район Рамот, где живут мама с дочкой. По пути Лера поясняла:

– Оля, посмотри в окно, мы проезжаем арабскую часть города! Только осторожно. Я здесь боюсь смотреть, мальчишки могут камень запустить. Наклони голову.

– Неужели правда?

Дома неказистые, без зелени вокруг, но выглядели мирно.

– Да. Регинка трусиха, я не боюсь, но ехать неприятно. Лучше не выходить здесь.

Я вспомнила: когда в Нью-Йорке подземка проезжала Гарлем, там белые тоже не входили и не выходили из вагонов.

Их четырехэтажный дом на зеленом склоне холма был из ослепительного белого грубо обработанного камня, впрочем, как и все соседние дома. Между домами были устроены детские площадки и посажены какие-то зеленые насаждения. И очень чисто. Трехкомнатная квартира, в которую мама с дочкой недавно въехали, казалась необжитой. Но я не успела рассмотреть ее и даже не успела разгрузить сумку с подарками. Зазвонил телефон, Вера сняла трубку, потом передала ее мне. Звонила московская сестра Стэлла, она узнала, что я сегодня приехала в Иерусалим.

– Ольга, тебе повезло, у нас два шикарных номера в отеле, приезжай, устроим тебя!

– Мы снимаем фильм в Яд Вашеме, – добавила Роза.

Я знала, что они должны быть в Израиле в эти дни и очень обрадовалась возможной встрече. Мне с ними, архитворческими дамами, было всегда интересно. В последние годы мы довольно часто встречались. Когда я оказывалась в командировках в Москве или через столицу летала в командировки на свои гидростанции в Сибирь или среднюю Азию, всегда старалась их навестить в квартире на Сретенке. Думаю, что и они с удовольствием приезжали по своим делам в нашу культурную столицу и останавливались у нас дома. Так или иначе, я узнавала о новостях в газете «Известия», одном из лучших наших печатных органов, от Стэллы, старейшего и уважаемого сотрудника отдела писем. Кто только не писал ей о своей трудной судьбе! Кого только она не разыскивала и не соединяла! О ком только она не рассказывала своей сестре – кинодеятелю Розе, и о ком только они не создавали авторские фильмы! Чем сложней была судьба героев, тем интересней было сестрам творить, тем горячей были споры между ними! Особенно бурные баталии происходили последнее время при обсуждении проблемы финансирования фильмов. Иногда я участвовала в этих баталиях, что-то предлагала, но резкая младшая сестра Роза сразу на меня накидывалась:

– Ты ничего не понимаешь в кино! Ты дилетант, Ольга, и не давай советы знающим людям! Мы же не учим тебя строить плотины, и ты не учи нас…

– Да я не учу, просто рассказываю, откуда при переходе от социализма к капитализму в нашей отрасли берут деньги.

– У вас свои законы, вам Чубайс дает деньги, у нас, творческих людей – свои законы, а денег ни у кого не допросишься!

– Нет, экономические законы у всех одни…

Конечно, я долго не раздумывала и отправилась к ним вечером на такси. Такси – единственный вид транспорта, с помощью которого можно было в шаббатный вечер выехать из религиозного района Иерусалима, каким является Рамот. Причем не ультрарелигиозного, а просто религиозного.

Из окна машины открылся удивительный вид на огни большого города, даже казалось, не одного, а нескольких больших городов, раскинувшихся на разных высотах!

У московских сестер в многоэтажном четырехзвездочном отеле «Рамада Ренессанс» были отдельные номера. Они меня встретили с хлебом-солью, то есть принесли из ресторана с ужина тарелочки с вкусностями. «Ни в чем себе не отказывай!»

Мы рассказываем друг другу об увиденном в Израиле и делимся планами. Они, дамы деловые и творческие, прибыли сюда на съемки документального фильма о мемориале Яд Вашем. Журналистка Стэлла отвечает за сценарную часть, режиссер Роза – за съемки. Они полны впечатлений.

– Ты знаешь, я вчера снимала на открытии Долины Общин Ицхака Рабина и других руководителей Израиля! Буду делать специальный фильм.

Я рассказываю об увиденном в Тель-Авиве и на двух экскурсиях. Сестры помогают мне составить план на завтрашний день, пока они будут заняты. А послезавтра во время праздника Симхат Тора мы вместе посетим Большую Синагогу Иерусалима. После бурного обсуждения мы расходимся по номерам, я должна спать у Розы, но так, чтобы горничная утром не заподозрила присутствие постороннего человека. Поэтому я сплю, стараясь на огромной кровати в метре от Розки ничего не мять. Поэтому в 7.30 ухожу тихо, чтобы не застукали.

В это тихое шаббатное утро, когда весь израильский народ отдыхает от дел и развлечений, я с путеводителем и картой в руках, и бутылкой воды, чтобы не погибнуть от обезвоживания организма, отправилась путем великих праотцов. Сегодняшний день посвящаю Иисусу из Назарета. Пройти собираюсь километров шесть-семь пешком без посоха и с непокрытой головой, но по асфальту, а не по пустыне. Солнце еще стояло невысоко, легкий ветерок дул в спину, никто не попадался навстречу. Нет, вру, правоверные иудеи в талесах и кипах уже шли в направлении Большой Синагоги.

Сверяя маршрут по карте, я прохожу мимо солидных министерских зданий, обширного президентского парка и подхожу к величественному зданию Кнессета (парламента). Вход в него украшает пятиметровая Менора – громадный семисвечник, поставленный в честь победы иудеев над греками во 2 веке до нашей эры. Я знаю, что холл Кнессета, решенный в стиле модерна, украшают интересные фрески Шагала. Но фрески оставляю на потом.

Такое впечатление, что Иерусалим очень зеленый город, один парк переходит в следующий. Чем ближе спускаешься к центру, тем парки меньше, и здания между ними тоже уменьшаются, но все они смотрятся как большие куски золотистого зефира, иногда подкрашенного другими пастельными красками. Этот район называется Рехавия, он начал застраиваться в 20-е годы 20 века выходцами из Германии, и улицы носят имена людей, оставивших след в истории еврейского народа. Жилой массив и примыкающий к нему участок с художественными лавками и мастерскими, террасами спускается прямо к высоченной стене Старого города.

Тысячи лет назад, да и сто лет назад на этом месте была выжженная пустыня, а сегодня разбивают парки и строят отели. Наконец (ура, ура!) дошла до Яффских ворот, вот что значит идти по карте. Даже спрашивать не надо, правда, я никого не встретила…

У Яффских ворот снуют вездесущие туристы. Услышав родной русский язык, я примыкаю к группе, которая внимательно слушает экскурсовода.

– Какая тема беседы? – спрашиваю шепотом.

– Обзорная экскурсия по старому Иерусалиму, только что началась, будет пять часов, – также шепотом отвечает женщина.

Прекрасно: именно то, что доктор прописал. Я счастлива и пристраиваюсь. Мы в быстром темпе сначала доходим до Гефсиманского сада, что на Масличной горе, а потом возвращаемся, проходим путь Христа по Deloroso (улица Скорби) до Голгофы. Делаем остановки там, где он две тысячи лет назад останавливался. С тех пор на месте остановок были построены храмы – католические и православные. Следы крестоносцев и арабов, турок и евреев. На пути Христа и нашем такое переплетение всего и вся, что повторить у меня, необразованной, духу не хватит. Камни, ровесники тех событий, закрыты временем. Мы ходим по прежним крышам, нет, выше крыш – витаем в облаках, как ангелы, и с ангельских позиций взираем на Марию Магдалину и деву Марию, на Павла с Иудой, если таковые жили. Я начинаю верить, что жили.

Мы почти пробегаем по Старому городу. В еврейском квартале чисто и красиво, но безлюдно. Зато после пяти вечера (в конце шаббата) народ выйдет из домов, откроются магазины и рестораны, начнется шум и веселье.

В восточном квартале дома более обшарпанные и грязные, но с утра до вечера шумит яркий базар, и очень много мечетей.

В армянском квартале господствует тишина, а жизнь можно увидеть в художественных лавках да в семинарии (но не туристам).

О нравах прошлого и настоящего старого Иерусалима толково и с большим юмором рассказывает экскурсовод Игорь, полтора года назад уехавший из Ленинграда. Он эрудит и пользуется популярностью у гостей из России. Говорит Игорь так много, что моя головка постепенно пустеет, остаются лишь обрывки сведений.

– Александр Македонский вошел в Иерусалим без боя, хитрый, он специально дождался шаббата. И поставил условие – на центральной площади поставить себе памятник. Евреи ответили: “Нет! Ты откажешься от памятника (не сотвори себе кумира), а мы всех родившихся в этом году мальчиков назовем именем Александр”. Он выполнил их условие, с тех пор этим именем часто называют еврейских мальчиков.

– Знаете, что Александр Македонский с уважением относился к иудеям, а народ Иудеи был восхищен талантами и широтой взглядов молодого завоевателя. Расхождение между ними состояло в приоритетах. Иудеи превыше всего ставили величие и совершенство души, эллины – физическую красоту и гармонию. Когда еврейские юноши шли в синагоги постигать пути духовного совершенства, греческие юноши шли на стадионы закалять тела спортом, чтобы достичь физического совершенства.