Купола в окне

Замечательное отпевание было, у меня даже ком в горле стоял… Упокой, Господи, Николаевича… И Николаевну…

Купола в окне

Вчера, десятого мая 2019 года, трудилась в храме, вместо заболевшей Виктории. Было отпевание нестарой женщины, она умерла после третьего инфаркта, и выражение лица её было таким радостным, что не вязалось с выражением лиц окружающих её людей.

Мне Валентина не раз говорила:

– Я не смотрю в лицо покойникам.

А я смотрю, словно стараюсь прочесть – как им Там… В первое время после похорон мужа мне постоянно хотелось сказать усопшим: «увидите там Леонида – скажите ему, что я его очень люблю и скучаю».

Бывают совсем измученные лица, обезображенные болезнью, высохшие, словно это не человек, а мумия неодушевлённая. Иной раз увидишь лица светлые, чистые, с радостными эмоциями, порою – просто лики… Очень старые люди такими красивыми бывают, что ахнешь…

Вчера, пока шло отпевание, пришёл молодой человек, гладенький и нарядный, словно свежий кабачок. Сказал, что хочет заказать заочное отпевание. Сразу же спросила, почему не очное, почему не помолиться за усопшего в храме над умершим?

Он заявил с некоторым вызовом:

– Я неверующий.

Я сделала круглые глаза, посмотрела на него даже весело, но с сочувствием. Ничего более об этом не спрашивала, взяла с него деньги, приготовила все документы, крестик, икону, землю. Вышли с ним из сумрачной церкви, где звучали слова молитв, на залитую майским солнцем улицу, и я уже не шепотом, а нормальным голосом рассказала ему, что нужно делать. Он слушал внимательно, переспрашивал, и настроение у него было оживлённое, а у меня тихо плакала душа. Потому что я на всё, что видела, смотрела его насмешливыми глазами: «Зачем это всё? Только деньги берут, какие-то бумажки, иконки, песни, земля… Ведь всё это пустое, ничего нет…». Как ему объяснить, что всё есть, и всё страшно серьёзно. И что он убедится во всём сам, когда умрёт, и будет поздно. Знаю, что поделиться верой – нельзя. Вера – это дар от Бога. Но, соприкоснувшись с душой человека, который пришёл отпевать родного ни во что не веря (Почему пришёл? Попросили?), плакала душа, и долго ещё после его ухода я приходила в себя. Помоги ему, Господи…

После отпевания храм опустел, стало тихо, только где-то на территории больницы звонил и звонил далёкий телефон, а рядом чуть потрескивали свечи.

Стали периодически заходить люди в трико и тапочках – пациенты больницы, из разных отделений. Одаривала их куличами, что остались с Пасхи. Кто-то брал охотно и благодарил, кто-то сначала отказывался, но, уходя, забирал-таки…

Зашли двое – мать и взрослый сын. Он – отрешенный, она – с красным распухшим лицом, потерянная:

– У меня сейчас муж умер в больнице, в реанимации… Что делать? Свечку можно за него поставить?

Пошли вместе с ними к Кануну, прочла молитву о упокоении… Женщина:

– Он болел очень, мучился…

– Отмучился, – говорю.

Она потихоньку успокоилась. Уходя:

– Мы его кремировать будем.

– А земле предать?

– У нас в Москве с этим трудно, к маме урну прихороним.

– А так похоронить? Может быть, кто-то долго лежит, и можно на это место?

– Мать его долго лежит. Надо свидетельство о смерти её искать, не могу найти. Если найду – попробуем…

– Поищите, помоги, Господи!

Ушли, и куличи охотно взяли…

А перед закрытием появилась странная пара. Женщина средних лет, тоже отрешенная какая-то, и мужчина, старше её. Дедок, сухопарый, с изжеванным жизнью лицом. Зашли – не перекрестились, женщина платок не попросила.

– У меня к вам вопрос, – сказал дед решительно.

– Спрашивайте, – ответила, протирая иконы.

– Вот ангел хранитель есть. Почему я его не вижу?

– Значит и не надо Вам его видеть. Нет на то воли Божией. Умрёте – увидите.

– А как я его узнаю?

– Сразу узнаете, душа-то знает его, он для неё – родной.

– А имя у него есть?

– Есть, – отвечаю, – его Бог знает. У всех ангелов имена есть. Нам только имена семерых известны. Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Иегудиил, Селафиил, Варахиил…

Женщина всё поглядывала на деда с настороженностью, думаю – переживала, не выкинет ли какой фокус непредвиденный. А он, наконец, нашёл, с кем поговорить о своих неземных мыслях и впечатлениях.

Спросил о святом Спиридоне Тримифунтском, о том, что у него тапочки изношены… О преподобном Сергии Радонежском… И совершенно удовлетворенный и довольный покинул храм. Женщина, как молчаливый страж, вышла за ним следом.

Ах, душа человеческая… Мало, мало тебе земного, ищет Небесное. Как сказал сегодня один из болящих, в спортивном костюме:

– Смотрю, смотрю из палаты на купола… Хорошо их видно…

И так сказал об этом, светло и мечтательно, что ничего более объяснять не нужно.

Как мы ездили в Спас-Угол

День 16 ноября, как и большинство ноябрьских дней, выдался пасмурным. Дул сырой ветер, изредка моросил дождь.

В селе Спас-Угол, где в музее писателя Михаила Салтыкова-Щедрина должен был пройти Литературный праздник, из автобуса выбралась толпа нарядных людей. Ветер развевал яркие шарфы, срывал шляпы. Гости прибывали, разбредались, кучковались, но скоро неорганизованная толпа превратилась в плотную экскурсионную группу, жадно внимающую энергичной сотруднице музея. Группа зависла возле небольшой часовенки…

Наш небольшой коллектив, представляющий литературное объединение «Дмитровские зори», прибыл вовремя. Приехали руководитель «Дмитровских зорь» Виктор Красавин, Юрий Моисеев с женой, Леонид Левонович, муж мой, и я.

Едва вышли из машины, я, увидев старинный храм, ринулась в него. Думала – забегу хоть на пару минут, побуду чуток в храме, пока все организуются, а потом уж потом пойдём с мужем в музей. Каково же было моё изумление, когда перед входом в храм увидела табличку, красноречиво вещавшую, что вот он, музей-то, передо мной. Причём – платный (надо 30 рублей заплатить и можно войти). Вот те раз, никакого храма…. Чувство было – как в детстве, когда дадут конфетку, развернёшь, а там свёрнутая бумажка, и никакой конфетки нет… Я в притворе, пока не было никого, перекрестила лоб, пошарила в карманах – ни копейки. Вышла снова на крыльцо. Мимо меня гомонящая толпа шла на родовое кладбище Салтыковых, в церковной ограде. Я отправилась за ними.

На кладбище – замшелые плиты, валялись и стояли какие-то кресты или постаменты. Погнутые решётки ограждений…. Разруха смотрела со всех сторон… Там услышала от экскурсовода, что храм строился на деньги бабушки писателя Салтыкова-Щедрина. В инете нашла потом: «Современная каменная церковь с колокольней, оградой, двумя воротами и башнями по углам конца XVIII века является провинциальным памятником истории и архитектуры раннего классицизма, сохранившего элементы барокко. Она появилась благодаря стараниям бабушки писателя Надежды Ивановны Нечаевой еще до его рождения – в 1796 году. В 20-х годах XIX века достроена одноэтажная трапезная и трехъярусная колокольня с высоким шпилем…».

Вот так, бабушка строила-строила, а храма-то и нет… Расстроенная, я побрела в музей. На крыльце жена Юры Моисеева, Евгения, сказала мне:

– Схожу в храм сначала.

Я встрепенулась:

– А где он?