А дня через два, сами понимаете… спасать будет уже некого.
Так что все, что можно будет найти, искать нужно самим и быстро.
Заодно Кореньков пояснил ситуацию – ночью эти школьники в составе большой группы вышли на восхождение со станции. На Казбекском перевале старший инструктор посчитал погоду опасной и отправил их с сопровождающим вниз. Но на станцию группа не вернулась.
Мы быстренько залезли на юго-восточный склон вершины Казбек Малый (высота 4600), часть нашей команды с грузинскими альпинистами и Кореньковым сразу вышли на прочесывание плато, оставшиеся начали активно рожать очередного архитектурного монстра, соорудив монументальный снежный городок на несколько палаток.
Да… «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор», как известно, а туристы из Форпоста, заменяют штук их со сто… Не очень складно, но зато – про нас! ВОТ!
Обстановочка самая милейшая – штормовуха, видимость, как в баллоне со сливками. К вечеру, по мере возвращения обледеневших связок с прочески плато, оптимизма убавлялось.
Приближалась ночь…
АНГЕЛЫ НЕ ДРЕМЛЮТ!
На горизонте, обманчиво близком, Красное солнце в клубящихся тучах, На перевале, обманчиво низком, Сгорбились тени на вздыбленных кручах.
Ближе к ночи поисковые работы на Казбекском плато замерли по причине темноты и шторма.
Полковник Кореньков с бойцами спустились на метеостанцию до утра, наверху остались Форпост и грузинские инструктора – весь руководящий состав Тбилисского горного клуба, даже 70-летний «снежный барс» не пожелал покидать верхний лагерь. Снежный барс – это не симпатичное животное семейства кошачьих, а звание, которое в Советском Союзе давали тому, кто поднялся на все семитысячники той огромной страны.
Было видно, что ребята, при всей своей внешней сдержанности, очень переживают.
Мы всей толпой поужинали в нашем Хоббите. Было тесновато, конечно, нас десять и семеро грузин, но зато тепло. После еды разлили чай и начали обсуждать завтрашние планы, продумывали все варианты, куда могли забрести школьники. Ясно, что на сторону метео уйти не могли (все обыскали), значит – район плато… А если их занесло в Майлийский ледопад, то шансов найти живыми практически нет. Распланировали завтрашний день и разошлись спать.
В Хоббите – двенадцать человек, в маленькой Чирковской – пять. Плотненько, но терпимо… Только Черный философски комментировал, обращаясь к Вселенной: «Спасатель Быков спит коленями у меня на желудке… Но мне ПО-ФИГУ. А борода Ибрагима забилась в нос. Хорошо, если это борода. Но мне тоже ПО-ФИГУ. А локоть Неподобы спит у меня прямо на сонной артерии… и меня радует то, что скоро будет совсем-совсем абсолютно ПО-ФИГ. И уже, к счастью, навсегда. Оля, скажи, за что ты меня так возненавидела, что взяла в этот поход?».
– СПИ!!! – заорал ему Ибрагим – Спроси ее лучше, за что она меня так возненавидела, что десять лет таскает по всяким задницам??? Не за этим мама с папой цветочек растили, чтоб спать бородой в Черном, а ногой в обмороженном потолке.
Паша, как атеист, бывший комсомолец, педагог и преподаватель ВУЗа, по-отечески поучительно откликнулся:
«А это за грехи тебе, Ибрагимушка, за грехи… Я, видимо, менее грешен, я у борта палатки лежу, на меня, кроме пары тонн снега, ничего не давит…».
А кто-то из грузин громко крикнул в районе тамбура:
«Эй, хватит там санта-барбару выяснять, у кого нога в потолке, у меня нога вообще из тамбура торчит прямо в снег… подвиньтесь, черти!!!».
Мы подвинулись… Черный резко замолчал. Я засомневалась, найдем ли мы его утром живым… И сразу уснула. Под локтем еще некоторое время пульсировала сонная артерия.
За бортом завывал ветер, мирно храпели братушки, в палаточке было тесновато, плотненько, но терпимо.
Когда ситуация сложная, юмор помогает быть сильнее, сохраняет присутствие духа и придает жизненный тонус. И непоколебимую веру в то, что все будет хорошо. А без этой веры – никуда. Ни в жизни, ни в горах.
Следующий день не принес ни малейшего прояснения…
На общем совете приняли такое решение – наиболее физически крепкая часть людей очень плотно одевается, берет еду, аптеку и отправляется в сторону ледников Девдорак и Майли. С ночевкой.
Народ начал собираться.
В лагере витал гнетущий дух тревоги, даже воздуха в атмосфере как будто стало меньше. Все прекрасно понимали, что в такую погоду, а я вам скажу, что было достаточно плохо, поисковая группа сама могла легко оказаться в ох каких неприятных обстоятельствах… Валил снегопад, видимость – метров 10, высота 4600, по колено сухого пухляка.
Мы укомплектовали штурмовую группу, сдержанно попрощались. И тут снизу поднялись люди.
Это были гонцы с метео, которые объявили, что все благополучно закончилось.
Детишки самостоятельно вышли в Гвилети!
А дальше произошла такая потрясающая сцена, уж на что я не склонна к сантиментам, и то чуть не прослезилась!
Как народ радовался!
Все напряжение последних дней вылилось просто в истерику радости.
Зураб упал на колени, плакал, молился.
Снег падал сплошной стеной, все, кто в чем был, повыскакивали из палаток, прыгали, орали, обнимались, слезы сами собой текли по лицам!
Такие минуты, ей богу, стоят многого в жизни, это что-то из тех моментов, которые, наверно, будут пробегать перед глазами, когда помирать будешь.
А с детишками случилась вот какая история. Когда появились признаки непогоды, старший сводной группы скомандовал оправлять школьников вниз с младшим инструктором. Этот парнишка, сам еще недостаточно взрослый человек, самовольно решил, что хоть не на Казбек, но на Спартак они поднимутся. Это такая простенькая вершинка рядом. Бравые школяры успешно сходили на Спартак, а на обратном пути окончательно упала видимость, метель мгновенно скрыла следы. Неопытный молодой инструктор не сориентировался и повел группу не в ту сторону. Когда сообразили, что идут не туда, спохватились, но было уже поздно – определиться, где находятся, они не смогли.
Им повезло, вместо Майли, который для такой группы означал верную смерть, они вылетели на Чач и по бортику аккуратно спустились вниз. Кстати, непогода и снегопад их спасли. Снегопад забил трещины на пути, в них никто не провалился, а снег закрыл лед и позволил более-менее нормально передвигаться. По голому открытому льду им спуститься бы просто не удалось. Все-таки ангелы хранители не дремлют и в трудную минуту присматривают за теми, кто сглупил. По крайней мере, здесь, на Казбеке.
Зураб подробно описал все кары, которые постигнут этого молодого инструктора.
Сказать, что мы попрощались с грузинскими альпинистами тепло, значит не сказать ничего! Это было, наверное, самое эмоциональное прощание во всей моей жизни… Мне стало до запредельной прозрачности понятно, что теперь не так уж и важно, чем именно закончится наше путешествие – победой или отступлением. Даже если вдруг завтра по какой-то невероятной причине придется отправиться домой – не беда. Мы УЖЕ нашли на склонах Казбека САМОЕ ГЛАВНОЕ. Настоящих друзей.
Снежный барс, пожилой мужик, дал нам визитки и сказал – «Ребята, всегда, что бы ни было… Для нас Краснодар теперь… Вы даже не представляете». Честно говоря, мы были весьма озадачены такой реакцией. Что мы такого сделали? Ничего особенного. Обычное поведение, как поступил бы любой нормальный человек в ситуации, когда спасы в районе – все откладывают свои планы, помогают, кто чем может.
А потом поняли.
Наши новые друзья просто давно уже не видели «своих» в горах. Они привыкли к буржуям, которым плевать на всех, кроме себя, которые через еще живой труп переступят и не оглянутся. А тут, столкнувшись со стандартным поведением обычных туристов, единых с ними по духу – удивились и обрадовались.
Вдруг оказалось, что «романтический альпинизм» образца СССР все-таки еще жив.
НЕ УХОДИ, ЭПОХА!
Последние события в горах, когда группы бросали умирать своих же участников, заставляют крепко призадуматься о том, что же это происходит в человеческих мозгах, не говоря уже о душах? И к чему это все приведет нас в дальнейшем.
В мае девчонку под Эльбрусом, Олю Воронову, бросили на верную смерть, в июле – мужика из Керчи, Ильдара Марданова. Кстати, именно полковник Кореньков его совершенно случайно нашел, когда тот уже признаков жизни не подавал, спустил на собственном горбу и спас. Потом еще мужика оставили помирать на маршруте, фамилии его не помню. У буржуев это как-то само собой – в горах каждый за себя, но наша-то, произношу это с гордостью, СОВЕТСКАЯ школа туризма и альпинизма славилась братством и взаимовыручкой! Человеческая жизнь всегда была главнее любых восхождений и достижений. Горы стояли и будут стоять, а человеческую жизнь – не вернуть. Эти слова были своеобразным лозунгом эпохи. Чтобы СВОЕГО бросить – об этом не могло идти и речи. Существовало святое правило: если спасы или поиск в районе, все группы бросают свои дела и восхождения и идут на помощь… Если идти на помощь не могут, то помогают тем, кто это делает! Это так же естественно и необходимо, как дышать, это – норма!
Я помню год 1996 – после нелегкого майского похода мы через перевал Хотю-тау Эльбрусскими полями по непогоде приходим на «Приют-11». Мы были вымороженные и усталые до зеленых чертиков в глазах. Один парень у нас вообще едва ногами шевелил, его сон срубил так, что он до нар не дополз, задремал на полу, свернувшись на коврике. А на приюте – ситуация…
Четверо японцев пропали.
Шли на восхождение с нашим гидом, вдруг на небе появились признаки штормовухи, гид объявил, что надо разворачиваться и валить на приют. Причем, быстро. Японцы послали гида куда подальше на чисто русском языке, сказали, что сами все тут знают и потопали на Эльбрус, самураи разэдакие, сакуру им в хокку… Погода испортилась, самураи через некоторое время дали связь по рации, что стоят на вершине, но только не знают, на какой. И все… Шторм, связи с ними нет. Связи нет и с Терсколом… Спасотряд – не информирован. На приюте – одни буржуи и группа из Башкирии, абсолютные новички… Погода лютует… Вечереет. Понимаем, что надо идти. Наверху люди, кроме нас – некому. Сам начальник приюта Хиса сказал – «Не ходили бы вы… И их не отыщите, и сами пропадете». А как сидеть? Как можно сидеть, жрать, спать, когда, может, именно сейчас рядом гибнут люди?
Щербаков почесал свою бородатую физиономию и велел – всем собраться, на все полчаса, на связи оставить меня и Диму (это тот парень, которому совсем плохо было). И что вы думаете? Дима, который почти не подавал признаков жизни, кроме могучего храпа, мгновенно очнулся, как только услышал, что его не берут на спасработы, на шатающихся ногах встал, напялил обвязку и сказал, что идет…