Свеча на ветру. Повесть об убиении и хождении в рай

– Может и так.

– Да ты смотри, Даниил, будто боярыня.

По улице медленно и гордо шла свинья с медным кольцом в носу.

– И кольцо-то как золотое.

Спутник Даниила присел на корточки, дернул ее за кольцо. Свинья остановилась и посмотрела на него, задрав пятачок. Но тут на улицу выкатилась телега, полная горшков. В ней сидел мужик, который пытался увернуться от колотушек разъяренной бабы, бежавшей за телегой. Она кричала на всю улицу, не обращая внимания на любопытных, высовывавшихся из дверей.

– Ты что, леший, за шершнем с метлой гонялся. Сказано было поднести горшки, а ты мух считаешь!

Даниил кивнул в ее сторону,

– Экая злообразная ведьма. Лучше вола ввести в дом, чем такую. Вол хоть ни слова молвит, ни зла смыслит.

Вдруг из-за изгороди выскочил козел, и прямо на воз, конь отпрянул, да на бабу, а горшки посыпались на снег. Воспользовавшись суматохой, мужик спрыгнул с телеги и убежал, словно его и не было. Со всех сторон собралась толпа – и началось: кто коня винит, кто бабу, кто мужика, а пуще все вместе козла, который недоуменно уставился на кутерьму.

– Не видать вон от того козла молока, а в городе покоя. Что, неправду говорю?

– Правду, коли не врешь. Однако ж пошли отсюда, не дошло бы до драки. В чужом пиру похмелье…

Они свернули на боковую улицу, Гостята последовал за ними.Ему хотелось еще послушать их речи .На улице неожиданно оказался тот самый мужичонка, который бежал от горшков и козла. Он уже чинно стоял около монаха с постным лицом и бормотал.

– Люди добрые, что за жизнь, куда бы уйти?

– Тоска, на Руси, тоска, – уныло подтвердил и монах.

– Ну, не знаю, кому тоска, а по мне у нас тут в городке весело. Взглянешь кругом, так любая скорбь соскочит.-заметил Местята.

– Да, не жалуемся, – согласился Даниил.

– Звонят. – Над городом поплыл то ли горький, то ли радостный звон.

– Возьми, Даниил, меня с собой…

– Пойдем, Местята , только ты свои скоморошьи ризы отряхни для княжей гридницы.

Скоморох кивнул задумавшись, и когда колокола в храме зазвонили снова, заговорил:

– Да уж, окажу князю Андрею честь. Осиротели мы, Данилко. Кому теперь мы нужны?

– Помолчи старый пень. Я еще нужен.

– Дай-то Бог! Князь молодой любил тебя и был заступником. А сейчас, ну сам подумай. Друзья твои, коли чарку перед ними не поставишь, отвернутся. Да и Маринка твоя…

– Про Маринку ты зря не болтай. А князь… Изяслава я всегда любил. Только я мудрости обучен, и другие поймут.

– Ох, Данилко, смотрю я, ломала тебя жизнь, да не выучила. Спесив ты больно, не прижиться тебе здесь… Кланяться плохо умеешь. Тебе поклониться, что жениться. А старый князь – он не таков, он крут. Я сам всю жизнь на коленях, в шутах, а ведь поумней многих. Разве не про меня сказано, – не лиши хлеба нищего, мудра, и не вознеси до облак богатого несмысленого. Нищь бо мудр как золото в грязном сосуде, а богатый глуп –паволока, соломой натыкана. Без князя все мы сироты. Он заслонял. Так-то, Данилко!

– Эх, старый шут, и умен, да жизнь переломала. Так ты думаешь, меня, Даниила, просто согнуть? Да ведь мне сила дана, я слово чую.

– Что правда, то правда… Изяслав тебя не зря любил.Да только не все , кто слова и книги ценят, тебя поймут.Вот Завид, был ли он к тебе щедр?Слышал я,недавно вы повздорили и угрожали друг другу?

– Да, опять из-за книг. А ведь неизвестно , откуда он их взял и почему никому не показывает. Даже отцу Василию не только переписать , но и взглянуть на них не дал.

Тут Гостята подошел ближе и спросил:

– Услышал я от вас , люди добрые о Завиде и его книгах.Что вы о них знаете?Я купец, приехал сегодня издалека, и мне интересно, что сейчас творится в городе.

– Разное говорят,-пожал плечами Местята,– будто перекупил где-то Завид те знаменитые книги монаха Григория чудотворца, которые воры три раза пытались выкрасть у него в Киево-Печерском монастыре из кельи, да так и не смогли найти самую важную, по которой он пророчествовал. Будто из-за нее и утопил Григория юный князь Ростислав, брат Мономаха.

Завид тоже собирал книги и тоже кончил жизнь страшно, подумал Гостята,но вслух сказал:

– Пророчества Григория похожи на предсказания новгородца Богши, но почему так? Разве могли они читать одно и то же? одну и ту же книгу?И где ее написали?

– А может быть речь там шла о камне из рая , и тогда это новгородская история. Ведь по пословице,новгородцы рай искали

– А я слышал другое,-задумчиво проговорил Даниил Заточник,– что достал Завид где-то тайную книгу игумена Даниила.

– Того, что ходил паломником в Иерусалим после взятия крестоносцами? Я читал его хожение, что в нем тайного,-удивился Гостята.

– Тогда ты, наверное, помнишь, что Балдуин, король иерусалимский, любил говорить с игуменом, и не все вошло в то хожение, что писцы переписывают. Есть тайная книга игумена Даниила, и только в ней есть страницы о том, что узнал он в Святой земле о ковчеге и о чудесном камне.

– А я вот думаю,-понизив голос, прошептал Местята,– была у Завида повесть о том , что случилось у нас , в наших краях. В ней все и дело.И потому он боится показывать книги. Это ведь опасно, если там записано, как на самом деле погиб боярин Кучка рядом с городком, который Юрий Долгорукий потом назвал Москвою.Ведь Завид родом из тех мест.А в летописи о том даже отец Василий не написал, или не знал, или боялся.

Если ходят и такие слухи, подумал Гостята, Завид очень многим мешал из-за его книг, при дворе князя боярам Кучковичам или еще кому-то еще. О чем только не начнут шептаться горожане, когда узнают об убийстве Завида.

– – А мне иногда кажется, что все это сплетни , – прервал его мысли Даниил, – может и сам Завид их распускает, чтобы посмеяться над нами или набить себе цену.

– Точно никто ничего не знает, -согласился с ним Местята, -если бы был жив княжич Изяслав, может быть и удалось ему уговорить Завида продать книги. Да что говорить , если бы княжич остался жив, многое могло быть по- другому.

– Изяслава многие добром вспоминают,-кивнул Гостята.

– Что верно, то верно ,-Местята вздохнул,-Сидел я тогда за чаркой и думал, чем мне грешному его помянуть. В церковь пошел, а там при его теле, все одни бояре, да дружинники, не подойдешь. Я заплакал, а мне тиун и кричит: «Пошел, смерд, тебе здесь не место». И за обиду мне стало, как вспомнил князя, жалел он меня. В душе у меня будто что вспыхнуло, и я сам не свой, на весь собор и заголосил: «Сердце мое, как лицо без очей, ум, как ворон на развалинах, мечется, и я теперь, как трава побитая, ни солнца мне нет, ни капли дождя, как дерево при дороге, что все обдирают, так и я, всеми обижаем, ведь не огражден тобой, княже…

Княже, мой господине, приди, защити обиженных, княже».

Тиун глаза-то вылупил, все расступились, кто-то из бояр меня прямо к гробу подвел и дружинник, что рядом стоял, дал вот ногату .

– Так это ж мое. Слова-то мои.

– То правда. А мы ее вместе в корчме и пропьем. А то после княжеских хором и душно ведь бывает.

– Добро.

– Возьмите еще и от меня,– и Гостята протянул скомороху ногату,-речи ваши мудры и забавны, как разноцветная паволока. Я бы дал еще кун, если бы кто -нибудь записал , что у нас делается, вот так, не по -летописному

Даниил пожал плечами и промолчал, а Местята спросил