Веснянка

Красную весну?

Встретило ли, красное,

Ты свою сестру?

Видело ли солнышко,

Старую Ягу.

– Это еще что? – Бортник хлопал глазами. – Опять леший или кикимора? Наши девки как начнут плясать, землю разбудят, всех их растревожат – на кого только не наткнешься. Смотри, что за чудище! И меду вроде не много выпил. Нечисть страшная, но не кикимора, эту я хорошо знаю, вроде и не домовой…

Из толпы танцующих выбежал кто-то диковинный, в шубе, одетой наизнанку, на боках у него торчала солома, на шее и рукавах бренчали колокольчики[14 - Ряженый, олицетворяющий зиму, холод, болезнь, и шуточное его изгнание также распространены по всей Европе и у славян (изгнание Морены, или смерти).].

Бабу ли Ягу,

Старую зиму?

Пели девушки, махая руками и прогоняя чудище.

Как она, лютая,

От весны ушла,

От красной бегла,

В мешке стужу несла.

Оно помчалось вниз, волоча за собой к подножию холма большой громыхающий мешок.

Холод на землю трясла,

Сама оступилась,

Под гору покатилась.

Чудище вправду оступилось и покатилось кубарем, за ним из мешка посыпались разбитые горшки, зернотерки, всякий сор. Внизу оно остановилось, шуба развернулась, и из нее выкатился измазанный сажей Светик. Бортник подхватил его на руки.

– Экой ты у нас стал!

Черепки и хлам, выпавшие из мешка, парни собирали в кучу.

– Сожжем это в первом весеннем костре[15 - О зольниках, огромных ритуальных кострах, распространенных на большой территории, в которых сжигались солома, старый мусор и которые имели очистительное значение, см.: Рыбаков. С. 304— 318.]!

А девушки тем временем встали в круг около цветка.

– Гляди-ка, как расцветилось!

Теперь стало видно все девицы по-весеннему нарядились. Разноцветный их хоровод казался снизу венком, надетым на холм. Он закрутился, завертелся.

– Красота-то какая!.. Как на подбор!

Чернобровый бортник подмигнул бабе, стоявшей рядом.

– Срамотник, скоро уж в землю, а все туда же, заглядывается.

– А как ты думаешь, отчего у меня мед такой сладкий? То-то и оно, кабы на них не дивовался, давно бы все скисло.

Словно вьюн водят, словно вьюн! Но вот девушки остановились на вершине.

– Веснянка, красавица, спой песенку!

Среди пестрой толпы пришедших к Ярилиной горке те, кто впервые попали на этот праздник, увидели, как в круг вышла девушка-подросток с русой косой. Она сначала стояла, опустив голову и держась рукой за горло, как будто силясь преодолеть что-то, а потом подняла просветлевшие глаза и… запела.

Солнышко-ядрышко!

Выгляни, высвети,

Твои дети плачут,

По камушкам скачут.

Танцующие опустили руки. Кто-то задумчиво вышел из хоровода, сел на поваленное дерево, кто-то прикрыл глаза, а один простоватый малый стоял, разинув рот. Где-то высоко-высоко в небе летел жаворонок… И от чистого, светлого голоса лопались первые почки.

Солнышко-ядрышко,

Вылети из-за моря,

Вынеси-ко, солнышко,

Звонкие ключи.

Отомкнуть землицу,

Выпустить травицу,

На травицу росицу.

Выпускай траву зеленую,

Расстилай росу медвяную.

Ой, да выпусти росу,

Девицкую красу,

На раннее лето,

На буйное жито[16 - Представления о звонких весенних ключах, которые раскрывают землю и отпускают наружу все живое, сохраняются в песнях, обрядах и отмечались многими исследователями. «Ключи, которыми отмыкается земля и выпускается на волю и живая растительность, и роса, и теплое время, только еще шевельнулись в земле». (Аничков. Ч. 1. С. 124.) «Мотив отмыкания или замыкания зимы, весны, лета, обычно приуроченный к Юрию, птице, пчеле… Кроме упоминания этого мотива в юрьевских песнях, следует отметить и отражение его в весенних юрьевских обрядах, во время которых скот перегоняют через замкнутый замок. У западных славян функция Юрия – открывание ключом дверей земли, после чего и наступает весна. До этого момента жизнь, плодородие заперты, а ключи находятся в распоряжении Морены, связанной с зимой и смертью». (Иванов, Топоров. С. 194 195.)].