Веснянка

А по вечерам, усталые и веселые, люди рассаживались вокруг гостя. Приходили послушать его и из соседних сел, из-за болота.

Гость привез чудные заморские товары[24 - Гость привез те товары, которые были характерны для импорта в русские земли до XI—XII вв. См.: История культуры древней Руси. Т. 1. С. 327— 334.].

– Чего только нет на земле. Какая радость все увидеть!

Девушки вертели в руках ткань, прохладную и гладкую, как вода.

– Что за чудный цвет! Как закатное солнце! – Веснянка разглядывала алую краску. – Этим я выкрашу пряжу.

– Это из далекой страны. Та страна у моря. Оно такое же, как река, только без конца и края, и волны бьются о берег, как большое сердце.

– Наверное, те люди счастливее, и песни у них дивнее, чем у нас, – Веснянка внимательно взглянула на гостя. – Мы ведь им научились у ветра и рек. Я бы хотела их услышать.

Гость задумался. Ему полюбились веселые, добрые люди. Дети брали его за руки и тянули в лес, парни водили на охоту, девушки дарили цветы. Но душа его особо светлела и успокаивалась, когда он слышал голос этой тихой девочки.

– Да, у них прекрасные песни. Но тебе, Веснянушка, и без моря открыто что-то, какая-то тайна.

– А у нее это от весны, – Светик наклонился к гостю. – Никто не знает, кто ее мать. Люди думают, может быть, сама Весна.

Ярилка указал на Светика:

– А он родился на светлой зорьке. Оттого и волосы у него такие золотистые. Имя у него, как у бога: Световит, Световик, а чаще Светик.

– А Ярилка – на Купалу[25 - Купала – главный праздник в году, день летнего солнцеворота, когда вся растительность, огонь, вода приобретают, по поверьям, чудодейственную силу. Свидетельств о Купале очень много. Наприvер: «Еще накануне Купалы рощи, берега рек, лес и луга оглашаются веселыми хороводными песнями, и парни и девушки вместе ищут чудодейственные травы вдали от строгих глаз матерей и отцов». (Максимов. С. 473.)]. Его во всякий праздник от костра не оттянешь.

Гость оглядел их.

– Никак, вы все по рождению от света?

– Апчхи! Ой, что это? – прервал его Ярилка.

– Это ж перец! Положишь в еду – как будто съешь огонь.

– Ты привез нам все это, и в каждом заключен кусочек тех дальних стран, – старик благодарно посмотрел на гостя, – огонь солнца в перце, красота в шелке, яркость в красках. Спасибо тебе. Но самый большой подарок нам – ты сам, добрый человек. Через моря, реки привезти добрые вести, воду испить из всех родников…

Все остальные тоже с благодарностью обернулись к нему, а он, когда смотрел в их ясные, спокойные глаза, как будто понял, почему они так беззаботны. Еще давно, когда он плыл по шумной большой реке, в прибрежных селах ему рассказывали, что где-то на ее притоке живут люди, любимые солнцем. Странно говорили о них – одни с радостью, другие с тайной завистью, третьи будто сомневаясь. Говорили, что не приносят те кровавых жертв богам, а только цветы, плоды. И боги не гневаются на них, и потому они храбры, нет страха в их душах; а кто верил, что все дело в Священном роднике. Последним проезжал гость село за болотом, и ему показалось, что он не туда едет. Люди там были просты, не лучше, не хуже многих других – кричали, торговались. И вдруг за поворотом открылся этот холм.

– Это, наверное, тоже из той дивной страны около моря? – Малуша протягивала цветок, искусно выделанный из серебра.

Гость кивнул.

– Там есть высокие дома – дворцы из камня, из него же делают то ли людей, прекрасных, как боги, то ли богов, похожих на людей.

– Об этом и мы слышали.

– А бывают страны, где бабочки большие, как птицы, и края, где тепло всю зиму и не бывает снега? Скажи, – Веснянка с надеждой взглянула на него, – ведь есть же там страна, где всегда весна, всегда цветы, куда улетают птицы? – и она указала в сторону заходящего солнца.

– Не знаю, девочка, может быть. Много есть чудес на свете. Только вот какая самая большая загадка…

Гость на мгновение замолчал. Он много видывал на своем веку. Не внове была ни девичья краса, ни жестокость. Он наклонился к старейшине:

– Добрита, в чем ваша тайна? Вы тихие. Люди везде бьются друг с другом. Вам же словно ничего не надо. Может, вы вправду дети солнца, оно вас особо любит?

– Ошибаешься, добрый человек, нам много надо, да не нужно злого. Злость сжимает душу, и человек слепнет. Скажи, разве можно понять небо злому человеку? – Старик поднял руку к просвечивающей сквозь черную тучу голубизне.

– Ну, уж видит его всякий, и добрый, и злой.

– Он видит глазами, но не сердцем. Увидит и пройдет мимо. И умрет, не поняв ничего. Можно знать все на свете, но если не чуять, как пахнет земля, как ей холодно и тепло, как родники прорезают ее, словно кровь…

– Да, я слышал, вся ваша сила, все счастье в роднике этом.

– Родничок как родничок. Каждый родник -чудо. Правда, никто не обижал его и ни разу не взмутил.

– Ну куда же ты! – Светик вскочил, пытаясь отогнать бежавшую к людям корову.

– Ой ты, егоза, ну не идет! И вербовым прутом бью, а не идет! Дедушка, пора кликать звезду, пускать их на луга[26 - Об интересном обряде первого выгона скота, сочетающем в себе и формы ряженья и заговора, см.: Соколова. С. 166.]. Не сидят дома.

Разговор оборвался. Все побежали загонять скотину.

Сев продолжался. Семена ложились в землю, и люди ждали, когда проснется в них их святая сила.

Сумерки пришли на село, опустились на холм, на лес, на дикое и дальнее болото. Лес оживал, оттуда слышались звериные и птичьи голоса.

Вокруг загородки для скота собрались жители из соседних сел. В темноте у многих был диковинный вид: у кого-то торчали длинные уши, как у зайца, у кого-то на голове – колода, среди них бегали страшилища в шкурах, похожие то на волка, то на лису, то на медведя. Гость никого не мог узнать. Ряженые рычали, подражая лесному вою, старались прилепить старикам хвосты, гонялись за девушками и пугали их, те вскрикивали так, что стало казаться, будто весь дикий лес приблизился к дверям хлева. Старики расстелили в воротах шубу вверх мехом, в нее завернули кусок хлеба, яйцо, пастухи стали перегонять через нее скот, стегая вербой:

– Не я бью, верба бьет.

– Верба хлест, бей до слез.

Но только скотина оказалась на лугу, как испуганно замерла, сбиваясь в кучу. Вся зверино-человеческая орава бегала вокруг, улюлюкая, кто-то катался по земле. Один из пастухов поднял с земли шубу, надел ее, взял факел, в другую руку – вербу и обежал три раза вокруг стада. Звери, будто испугавшись огня, отошли в темь. Тогда пастух остановился и требовательно позвал:

– Заяц, заяц!

Невысокий человек с закутанным лицом и длинными ушами вышел на край освещенного факелом круга.

– Горька ли осина?

– Горька.

– Пусть же наша скотина будет так же горька волку.

Пастух ударил его вербой, и тот убежал. Звери выходили на требовательный голос пастуха, стараясь держаться в тени.

– Лиса, лиса, быстро ли ты бежишь от огня?

– Куда уж быстрее!

– Так пусть же волк так же бежит от нашего дома.