Моя Таврида

Когда чемоданы оказались в заветных домиках, мы отправились к морюшку. Так мы ласково называем его на Кубани. Но встретило нас, очевидно, Его Природнейшество Чёрное море. Совершенно дикое и грубое. Оно бурлило поднятым со дна песком, плевалось мелкой галькой, не подпуская к себе ближе. Я была уверена, что на случай вторжения в его воды где-то наготове прятались артиллерии крабиков и медуз. Но Руслана они, как минимум, не тронули, даже предупредительно. Возможно, потому что он из Красноярска, а мы с Катей изменяли берегу Крыма, купаясь до этого в Сочи. Поэтому и не зашли.

Постепенно страх не понять своей цели на «Тавриде» отошёл на второй план, и появились новые эмоции – люди с такой легкостью делились своей радостью, уверенностью, беззаботностью, что в груди стало разрастаться приятное тепло, как от горящей свечки. Мы открывали новые планеты, учились вместе сдвигать мосты, пели ласковые песни костру в обмен на искринки тепла, смотрели на звёзды и танцевали до упаду в любой момент под хит-парад «санзоны» или всплески волн.

Я видела, как дискуссия о толерантности вышла за пределы шатра и паблик-тока, она продолжалась под палящим солнцем, которое запросто могло ее убить, но желание слов жить и наконец-то быть услышанными, обсуждаемыми, актуальными, оказалось настолько сильным, что все остальное перестало казаться важным. Жгучее обсуждение привлекло некоторых организаторов форума – сами того не замечая, они потихоньку подходили к нам поближе, и когда все плавно перетекло в крытую беседку, занимали оставшиеся свободные места.

И вот тут я поняла, в каком правильном в правильном месте нахожусь! Не было ощущения, что ты высказываешься в пустоту, одновременно окруженный людьми. Обязательно находился человек, который без слов говорил: «Эй, я тебя слушаю! Пожалуйста, скажи свое мнение!» и со всем вниманием смотрел на тебя. В этом и заключалось волшебство этого момента – сами того не замечая, мы были толерантны ко всему и к каждому, рождая новое видение для нашего поколения, тестируя его здесь перед тем, как выпустить за забор «Тавриды» в мир. И это было прекрасно.

В этот момент меня озарило, что по сути все, приехавшие на «Тавриду», делятся на два типа: тех, кого уже запомнили, и тех, кто неистово желает, чтобы их тоже запомнили. Имена первых мы видели в описаниях паблик-токов и вебинаров смены, где выбирали, на какой из них пойти, задавали вопросы и учились у них. Эти имена уже написали в книгах! Журналах! Сайтах и социальных сетях форумов, встреч, программ обучения, личных страничках спикеров! А в глазах участников с горящими огоньками я отчетливо видела именно: «Запомните нас». Они все уже готовы были выдавать триллионы кубометров творчества, у них припасены настолько переполненные бочки и цистерны концентрированных работ, что даже выплёскивалось за край, но их ещё никто не знал. И тем не менее, их имена уже были напечатаны на беджах крупнейшего арт-кластера страны.

А море как на кастинге: сначала недоверчиво смотрело на эту новую неуправляемую партию участников, и лишь на следующий день начинало замечать в них какой-то талант и впускать в свои воды, ставшие прозрачными и ласково-теплыми. И как же иронично, что за четыре дня отдыха между антишколами оно слизывало оставленное до последней клеточки искусство и уносило с собой. Участники будущих смен даже не догадывались, сколько сладко-горьких эфиров и масел своего творчества оставили предыдущие.

А мы хотели остаться в истории, чтобы нас помнили, чтобы наши имена жили в чьей-то памяти и ассоциировались с чем-то пылким и ярким. И даже организаторы видели это в участниках. Поэтому в конце каждого дня они пускали титры со всеми именами и фамилиями, вписывая нас в историю этой недели. Они видели важность и глубину беспокойства, которые носят с собой участники. И смысл групповых фото тоже изменился в моей голове: они на память, на долгую память друг о друге, а не просто для отчета.

И если в начале этого путешествия я сомневалась в своей роли в этом чудо-месте, то сейчас увидела её в том, что я запомнила всех их. Атмосфера абсолютного счастья от пребывания здесь и знакомств затмевала наши разумы, натягиваясь пузырем об ограждения территории, и с каждым днем приближалась к моменту, когда лопнет. И тут всё возвращалось к первому дню с недовольным морем. И сколько бы вы здесь ни находились, не стоит забывать, что оно чужое. Мы просто одолжили его взаймы на эти коротенькие семь дней.

А нас хорошо, что запомнили. Не это место, оно забудет. А эти люди, которых мы узнали и которые разнесут молву о нас по всему свету.

Анастасия Сагирова. Таврида в четыре шага

Семь утра. Аккуратно ставлю ногу на острую гальку. Ступни соскальзывают, иду невозможно медленно. Впереди море. Делаю еще один шаг. Во рту вкус водорослей и моллюсков.

Мыслей так много, что хочется скорее вырастить из них что-то большое. Но сейчас время прощаться.

«Таврида» – это награда. Когда у тебя два дара: один – ты достаточно смел, чтобы творить, и второй – этот дар не помещается внутри тебя и выбирается наружу. Как бессознательное, прикрываясь снами, не спрашивает, что мы хотим увидеть ночью, так творчество выпирает в виде мурлыкающей мелодии под нос, чувстве ритма в каждом наборе звуков, складывании букв в стройные, а чаще нет, литературные этюды.

Внешние масштабы «Тавриды» и твои внутренние сопоставимы. Как бесконечное море, смело лежащее вдоль непокорной гальки. Ты отдаешь миру свое творчество, а «Таврида» возвращает в размере большем, чем ты ожидал. Линия моря и горизонта, поженившиеся пыльно-розовым закатом, напоминает, что это какое-то чудо, за которое не нужно сражаться. Оно просто есть.

Письма с «Тавриды» ждешь, как письма из Хогвартса! Таврида меняет жизнь на 180 градусов. Теперь ты практически волшебник: из дружбы мыслей и пальцев рождаются новые истории – то, что так важно для тебя рассказать миру. Прощаться с этим волшебством так же жаль, как возвращаться в мир маглов.

Удерживаю себя от мыслей, что хочу не уезжать и навсегда остаться в этих ощущениях. Но нет: я унесу самое важное, сложенное в разные части меня и буду распаковывать потихоньку, как конфеты, которых нельзя есть сразу много.

На «Тавриде» все еще живет или только зарождается редко встречающийся вид отношений Человек-Человек. Когда уважают не только если ты большой и важный, но просто тебя. Когда в каждом видят большого человека, пусть даже его нужно еще немного дорастить. Здесь доращивают с любовью. Вера в молодость и талант.

Делаю шаг вперед. Море все ближе. Солнце не спеша ползет к своему трону в центре неба, чтобы из далекой вселенной греть и ослеплять.

Когда сталкиваешься вблизи с большими звездами, нервно чувствуешь свой размер. Хочешь приблизиться, погреться у светил. Ты – целая планета, но пока маленькая. Иногда на «Тавриде» это ощущается особенно остро. Твой размер слишком заметен рядом с большими и важными. Это восхищает и злит одновременно. Хочется скорее дорасти, ведь впереди целый космос. Тебя, как свежевлюбленного, мотает от восхищения к ощущению собственной ничтожности.

На «Тавриде» как в невесомости: не хватает кислорода. Ты постоянно бежишь, хватаешь то, что успеешь, не спишь. Надышишься потом, дома.

Еще несколько шагов. Цель – всегда море. Гладкое и прозрачное, как поверхность стекла, иногда угрожающее неспокойными волнами. Прекрасно в любом виде. Без человека, впрочем, море не знало бы, как оно прекрасно.

Вот и «Тавриду» архиценной делают люди, уникальные. Сочная прослойка стремящихся, нескромно наглых и замечающих свой дар. Так просто здесь идти, здороваться с любым и всегда улыбаться. Подсаживаться на обеде каждый раз к новому и говорить о музыке, текстах, фильмах. Обнаруживать себя в курилке в двенадцать ночи, смотрящим на звёзды под песню Земфиры.

В какой-то из дней ты натыкаешься на закрытое, холодное выражение лица, и по привычке хочется навешать на человека свои прилагательные: он просто дурак, странный, злой и глупый. Но ты вспоминаешь, что он тоже здесь, а значит, нежный и ранимый писатель внутри. Мы все здесь, кажется, такие. А может, и вообще все люди такие. Кто-то с большим успехом притворяется смелым, кто-то не притворяется. Обрызгал тебя в море поэт или прозаик, но ты знаешь про их внутренние настройки и улыбаешься ему в ответ. Забор из кубиков рушится, открывая поле ромашек.

Делаю глубокий вдох и решаюсь идти дальше. Море совсем близко! Оглядываясь по сторонам, вижу: что-то изменилось. Та же «Таврида», но почему так пусто? День отъезда. Все уехали, и я понимаю: нет людей – нет «Тавриды». И самое страшное – нет меня. Уже не хочется идти на пляж, словно я не имею права здесь находиться. Не хочу растягивать отношения в том месте, где они должны были закончиться. Иду по камням, спотыкаюсь, ссадина. Ощущаю себя маленьким человеком, случайно здесь оказавшимся! Тревога захватывает ум и сердце: когда нет людей – нет отношений с ними, которые составляют суть моей экстравертной жизни. Нет наполнения, нет смысла. Когда все были – ты имела смысл, сейчас – нет, уходи. Ты можешь только отражаться. Но внутри-то, без них есть что? Философские вопросы раздирают.

Дошла до моря. Не снимая тапок, пальцами ног ощущаю холодную воду. Дышу глубоко. Убеждаю себя, что можно. Я есть и мне найдется место. Мне, моим желаниям и даже моему творчеству. Наверное, это синдром отмены. Ведь «Таврида» – сильнодействующее вещество.

Александра Яковлева. Как стрижи

– Это, наверное, были стрижи, – говорит муж, – береговые стрижи. Они гнездятся на скалах.

Хочу навсегда остаться береговым стрижом, живущим в Капсельской бухте с видом на Черное море. Именно стрижи встретили меня на «Тавриде» в середине августа 2020 года. Да, конечно, и волонтёры, и танцоры на кубах тоже, но все они, как и я, лишь понаехали.

Мы высадились на диком пустынном берегу инопланетными гостями, слегка подогнав под свои нужды ландшафт. Всю неделю пришельцы, сбежавшие из большого и страшного мира, жили, как на краю Вселенной. Они только и делали, что говорили о литературе, спорили вокруг да около, учились, оттачивали, пробовали новое, а по вечерам – танцевали под звёздами, и пели, запрокинув головы, и читали стихи, и вообще довольно много шумели. В общем, устроили эдакий пикник на обочине, после которого остаются только странные артефакты чужой необъяснимой жизни.

А стрижи, прошивая воздух, носились среди маленьких жилых домиков и гигантских паутинных фигур вольно, по-хозяйски. Я просыпалась рано, под стрекот газонных поливалок и птичий свист, и шла на пляж. Другие пришельцы занимались спортом – я манкировала в пользу одиночных заплывов.

Чёрное море – моя давняя любовь. Спустя семнадцать лет вернулась, а оно всё такое же: крупная галька и дельфины в волнах, горько-солёная вода и осколки рапанов. Я собирала плавник и думала о том, как вода, ветер и соль меняют дерево, превращая его во что-то совсем новое.

Давным-давно девушка по имени Марина учила меня, шестилетнюю, плавать. Упражнение первое, «морская звезда»: дрейфуй на волнах, раскинув руки и ноги. Упражнение второе, «плавник»: ныряй с головой и держись, сколько хватит воздуха. Упражнение третье, «дельфин»: плыви под водой торпедой, куда вздумается.

Теперь, спустя целую жизнь, другая Марина, писательница и иллюстратор, учила меня плавать в море независимой литературы. Упражнение первое: дрейфуй на волнах, будь в курсе событий. Упражнение второе: ныряй с головой без страха, но с полной грудью воздуха. Упражнение третье: плыви торпедой, куда вздумается, ведь это твоё море. Делай как я или делай по-своему, только плыви.

Прохладная вода приносила мне случайные подарки. Иногда нежную медузу, иногда – мерзкий полиэтилен; порой вились у ног ленты водорослей, а однажды острый камень попал под стопу, и ранка потом весь день саднила.

Я собирала камешки – пестрый гранит, молочный кварц, даже бутылочное стекло, и думала о том, как упорно и долго омывает их море, чтобы довести до идеала, как не стирает, а, наоборот, раскрывает уникальность каждого.

Море шлифует камни, чтобы те массировали, а не резали стопы. Писатель шлифует текст, чтобы читатели шли по нему, страдая приятно, в рамках авторской задумки, а не ранясь до крови о нелепо торчащие слова и смыслы. Этому меня учила Саша, писательница и литературный редактор. Во всём, что она делает, есть прочность и обстоятельность. Саша даже приехала уже загоревшая, уже омытая морем, как целый морской галечный берег. Оттачивай мастерство и слово, учись, раскрывайся по-своему, наставляла она.

Над морем парили стрижи и чайки, роняли перья в волну. Я собирала перья и думала о том, что птицы знают себе цену, особенно те, редкой породы, что ходят среди людей.

Так бывает: у одних женщин нет-нет да и выглянет из-под юбки хвост, у других вздрагивают кисточки ушей, когда никто не смотрит, а у кого-то путаются в волосах перья и ветер. Птицы красиво выгибают крылья, ловят поток – и летят в любую сторону, даже вверх. Перья у них лежат плотно, одно к другому, защищая, – почти чешуя, почти броня. Можно писать в разных жанрах и оставаться собой. Можно вольно летать над морем литературы, не привязываясь ни к чьим рукам, издательским ли, читательским ли. Только птица решает, как и куда ей лететь. Этому меня учила Оля, писательница, поэт – и Птица.

На море только и разговоров, что о литературе. Тёплые объятия, соль на губах, песни у огня и страшные до вздыбленной шерсти истории, о которых только шёпотом на ухо, под падающими звёздами. Над головой разливается Млечный путь, пульсирует жёлтым Юпитер. Созвездия здесь чуть иные, будто сдвинулась земная ось – или это мой взгляд изменился. Я смотрела на бескрайнее море, на галечную россыпь под пальцами, на парящих в вышине птиц – и видела в них своих наставниц, и чувствовала себя очень сильной.

Там, на берегу, стоит тамтам. Говорят, если ударить в него на закате, сбудется заветная мечта. В последний вечер я ударила, но с пустой головой, потому что мои мечты и так одна за другой сбывались, так что умом я даже и не знала, чего ещё желать. Но волшебный тамтам «Тавриды», как золотой шар, оставленный пришельцами, надеюсь, заглянул мне в душу и сам вынул заветное. Счастья для всех даром. Писательского успеха каждому, кто парил над Капсельской бухтой, как парят стрижи.