Потом перед глазами закружились цветные пятна и хлопья, потом не стало ничего. Ни перед глазами, ни под ногами, от чего к горлу подкатил комок не то тошноты, не то ужаса.
И всё. Анри открыл глаза – и обнаружил себя стоящим на коленях в какой-то совершенно безрадостной местности. Сумка валялась рядом. Не то степь, не то пустыня. Клочковатые редкие кустики травы, слева у горизонта кривые скелеты деревьев. Серое небо с низкими тучами разных оттенков того же серого цвета.
И нарастающее шуршание сзади, от которого заныл затылок. «Где сова?» – успел подумать Анри. Больше он ничего не успел, нечто тяжёлое навалилось на него и протащило пару метров.
А потом раздался возмущённый крик совы.
– Так-то ты гостей встречаешь, бурхан тебе в потроха! Отпусти немедленно, олгой-хорхой, да глаза свои от песка протри. Совсем из ума выжил, раз не признал, старый песчаный червяк!
Над Анри смущённо крякнули и давление исчезло. Человек перекатился на спину и посмотрел вверх. Наверху, на высоте двух человеческих ростов покачивалась и краснела гофрированная труба. На конце трубы белела сова с сердито распушенными перьями. Труба кряхтела и пыталась оправдываться:
– Предупреждать надо, матушка. Вот уж не ждал никак, сколько времени не виделись. А тут одни пески да суслики.
– И ты решил, что это такой упитанный суслик тебе попался, олгой-хорхой? Сразу на неделю обед? Не пробовал сначала думать, потом хватать?
– Так если думать сначала, – труба искривилась неодобрительно, – так уже хватать нечего будет.
Сова соскочила на землю.
– Ладно, не до упрёков сейчас. Помощь требуется твоя. Нужен гриб геаструм лобатум, звездовик, если так понятнее. Гриб редкий, только в Гоби и растёт. Знаешь, где взять?
Труба сморщила гофру и заметно уменьшилась в высоту. После паузы сообщила:
– Знаю. И даже довезу. Но далеко. И сам до гриба не дотянусь, надо сабдыка Цэрэна позвать. Он всё сделает.
– Так поехали, – сова решительно махнула крылом. – Анри, это олгой –хорхой, люди до сих пор спорят, есть он или нет. Олгой-хорхой, это Анри, зовут его так. Нашу речь понимает.
Труба кивнула, встряхнулась, из-под песка показалось туловище. Показывалось туловище долго, и к своему изумлению Анри обнаружил на туловище где-то в середине позолоченное седло.
– Иди, иди, – торопила сова, уже занявшая привычное место на плече, – дел много. Что ты, седла никогда не видел?
– Видел, конечно, – огрызнулся Анри, – но не на легенде монгольских степей.
– На легенде кататься приятнее, чем на верблюде, – сообщила сова, – идёт мягче.
– Вот проверим сейчас.
Труба терпеливо ждала, слегка пропуская волны по огромному телу. Анри кое-как сел, прижал к себе запылённую сумку, обнаружил ступеньку для ног и обод, чтобы держаться. Сова вцепилась когтями покрепче, и они понеслись. Олгой-хорхой в самом деле оказался лучше верблюда и даже лошади, мягко скользил между барханов, словно перетекал по поверхности. Сначала медленно, потом стал набирать скорость, и вот уже от ветра засвистело в ушах. Мчались так долго, тусклое пятно солнце поднялось высоко. Прибавилось растительности, даже какие-то рощицы из кривых и низких деревьев обнаружились. Олгой-хорхой начал тормозить, издал свисток, ни дать ни взять, электричка у перрона, и остановился.
– Приехали, – прогудел он, – сейчас Цэрэна звать буду.
И засвистал-запел странную мелодию, взлетающую к низкому небу и стелящуюся над бурой землёй. Через какое-то время кто-то откликнулся ему и перед ними из воздуха соткался коренастый человек в зеркальных доспехах.
– Неужели, – возгласил человек негромким басом, – я вижу перед собой Белую птицу?
Сова слетела прямо к ногам Цэрэна, поклонилась ему.
– Видишь, как видишь, – скаламбурила она. – Птицу. Белую. Полярную сову. Не по вашим местам персонаж, да что поделать, нужда заставила.
Цэрэн присел на корточки, пустив доспехами блики.
– Что за нужда, Белая Птица?
– Ты в доспехах, значит, воин. Да и садыками так просто не становятся. Меч погибает. Прекрасный меч, ещё и говорящий к тому же. Вот сам меч и сказал, что для излечения ему нужен звездовик, тот, который в Гоби иногда водится.
– Меч? – садык запнулся и задумался. – А особые приметы меча сказать можешь?
– Давай покажу, – согласилась сова, – особых примет там множество, и все могут быть не те.
Сова протянула крыло к коленям садыка, закрыла глаза плошки и затихла на минуту.
– Он, – отчаянно вскрикнул Цэрэн, – живой! Потерял я его в незапамятные времена, думал, что распался уже клинок, а он, жив, оказывается!
– Пока ещё жив, – уточнила сова. – И не думаю, что ты его терял. Это он от тебя потерялся, ушёл своим путём.
– А ведь ты права, – Цэрэн потёр лицо руками, поднимаясь. – Зря я себя столько времени казнил за небрежность. Всё, что смогу, всё сделаю.
И растворился, на мгновение став блистающим маревом.
Пока ждали Цэрэна, расположились привольно. Труба где-то изловила с десяток жирных небольших птиц, ворчливо сообщила, что это те же кролики, просто уши не такие и крылья есть. Сова натащила кривых веточек, Анри нашёл в кармане работающую зажигалку и россыпи глины вокруг. Развёл костёр, птиц закатал в глиняные шары и шары эти засунул в костёр. Потом глину разбил – и птички, источая ароматный пар, оказались голенькими – перья влипли в гину, с ней и оторвались. Олгой-хорхой куда ускользил, пока птицы пеклись, вернулся, таща в пасти мятое жестяное ведро с кумысом.
Только приступили к трапезе, как снова сгустилось блистающее марево, вернулся Цэрэн с грибами в охапке и пергаментом, торчащим под мышкой.
– Всё принёс, – закричал он, – и грибы, и рецептуру!
– Ты полагаешь, – вопросила сова, – по-монгольски мы читать умеем?
– А тут не по-монгольски, – усмехнулся сабдык, – тут на латыни написано. Меч не из этих мест, ко мне попал случайно. Случайно же, как теперь понимаю, и ушёл.
Грибы запихали в сумку Анри, пергамент аккуратно пристроили на дно. И занялись трапезой, питьём кумыса, оказавшегося не слабее коньяка и разговорами за жизнь. Договорились до песнопений. Сначала олгой-хорхой с сабдыком спели что-то заунывное, но замечательно подходящее к окружающей местности, потом Анри неожиданно для себя запел «не повторяется такое никогда». Собеседники слушали внимательно и одобрительно. Анри подумал и продолжил «Невечерней», которая получила бешеный успех у сабдыка, он пересел поближе, пытался подпевать, но отчаявшись угадать слова, просто тянул мелодию без слов.
Солнце клонилось к горизонту, видимо, к западу. Тени от кривых деревьев удлинились и помрачнели. Первой опомнилась сова.
– Хорошо с вами, но пора расставаться. Только тут снова ваша помощь нужна. Есть ли порталы в здешних местах? Да не в Читу, а поближе куда.
– Есть, – пожал плечами Цэрэн, – порталы везде есть. И заказать можно в любом, куда отправиться. Научу сейчас.
И научил. Потом все уселись на олгой-хорхоя.
– Сумку не забыл? – вопросила сова.
Сумку Анри не выпускал из рук даже во время пения, потому только кивнул. Компания прокатилась до ближайшего камня. Там начались прощания и объятия, даже олгой-хорхой как-то умудрился пообниматься и с совой, и с Анри, изогнув подобающе свои складки. Сова залезла Анри на плечо, Анри залез на камень. Сова проухала что-то недлинное – и снова цветная метель перед глазами, пустота и поляна в совершенно родном североевропейском лесу.
– Спасибо тебе, – сова ласково провела крылом по лицу Анри, – помог изрядно. Теперь Симеон тебя проводит на станцию, до города своего доедешь. А мне к Якову лететь. Давай грибы и манускрипт.
Анри нашёл в сумке пакет, увязал груз в него, сова подцепила пакет лапой.
– Донесу, – сообщила она. И завопила на весь лес так, что у Анри заложило уши: