С ангелами рядом

Сначала в города, а потом и в деревни возвращались с войны изможд?нные, изголодавшиеся, больные солдаты. Когда их освободили от допросов, потянулись в свои маленькие поселения те, кому посчастливилось вернуться с фронта, из плена и концлагерей, а позже – избежать смерти от испанского гриппа. Те, кто ещё не умер, но уже был зараж?н, принесли болезнь своим семьям, соседям, друзьям. «Испанка» косила людей, они падали прямо на улицах или умирали в своих домах, боясь выйти наружу.

Сантино и Виттория растили троих дочерей, с трудом перебиваясь в голодные военные годы. Когда закончилась война, Виттория была беременна четвёртым ребёнком. В начале весны она родила мальчика, которого назвали Марио. Всеми силами родители старались уберечь детей от бушующей эпидемии. В деревне почти не было семьи, где болезнь не унесла кого-либо из близких, у многих умирали дети.

Грипп начинался внезапно. Заболевший чувствовал озноб, апатию, слабость, ломоту во всём теле и головную боль. Затем начинался кашель, температура поднималась выше сорока градусов, держась день или два. Пульс замедлялся, затруднялось дыхание, появлялась тошнота. В результате недостатка кислорода кожа становилась синевато-ч?рной. В таком состоянии человек оставался от трёх до пяти суток. Если организм был способен победить болезнь, он выздоравливал, если же нет – смерть наступала через неделю или восемь-девять дней.

Антибиотики ещё не были открыты, туберкулёз и пневмония были почти всегда смертельными заболеваниями, особенно в деревнях. Для выживших после «испанки» выздоровление шло трудно и долго. У многих наблюдались депрессия, сильное истощение и постоянная усталость в течение нескольких недель. К концу года эпидемия испанского гриппа стала утихать, унеся 600 000 итальянских жизней.

Каким-то чудом семью Сантино Гальярди «испанка» не затронула. Но судьба не хотела оставлять их без испытаний. Осенью малыш Марио начал ползать, к ноябрю в горах начались холода. В доме был всего один камин, который отапливал лишь первый этаж. В кухне было не очень холодно, так как Виттория постоянно что-то готовила на печке-буржуйке. Газа не было, использовали древесный уголь – как для готовки, так и для растопки камина. Уголь привозил из Тальякоццо угольщик на большой телеге. Спальни наверху не обогревались. Чтобы забраться в пром?рзшую постель прибегали к различным уловкам: нагревали на печке чугунный утюг или большой камень – и клали его в постель к ногам.

Одним холодным осенним днём Виттория затопила камин и спустилась в кухню готовить обед. Сантино вычищал стойла и задавал корм свиньям. Девочки бегали по дому, играя в догонялки и прятки, а маленький Марио ползал по полу и развлекался всем, что попадётся под руку. Лаурине было девять лет, Анжелине – шесть, они были главными заводилами в играх, а четыр?хлетняя Мария старалась ни в чем не отставать от старших сестёр, следуя за ними повсюду. Конечно, им был дан приказ следить за младшим братом. Но в те времена в деревнях, чтобы прокормить большие семьи, родители должны были работать с утра до вечера, и дети были предоставлены самим себе.

У восьмимесячного Марио, как и у всех детей его возраста, был только один способ передвигаться – на четвереньках. А исследовать мир ему приходилось самому, так как играть с ним было некому. У него было много дел на полу столовой. Вот под столом он обнаружил большую крошку хлеба, оставшуюся от завтрака, и с удовольствием съел её. Принялся было догонять ползающую по доскам пола муху, но та всё время перелетала с места на место, никак не желая быть прихлопнутой его ладошкой.

Вдруг малыш нашёл угол?к недалеко от камина. Это была самая любопытная находка за весь день. Угол?к был удивительно красивый, чёрный и блестящий, и Марио принялся с интересом разглядывать его. Налюбовавшись, он попробовал его на вкус. Угол?к заскрипел на едва прорезавшихся двух зубах малыша, но оказался не таким вкусным, как он ожидал. Он задумался было, в какую ещё игру можно поиграть с угольком, но тут вспомнил, что мать обычно кидает их в камин. Марио с энтузиазмом направился к огню, опираясь на сжатый кулачок с угольком.

Подобравшись почти вплотную к камину, малыш обнаружил, что его топка слишком высока, и ему было не видно, где находятся другие угольки, брошенные туда матерью. Уцепившись ручонками за тёплые камни, он попытался подтянуться и привстать, чтобы заглянуть внутрь, не желая выпускать из кулачка угол?к. Не привыкшие ещё к тяжести тела ноги не удержали ребенка, а рука соскользнула с камней, из которых был выложен камин. Малыш свалился прямо на пылающие угли.

Марио не смог даже закричать. Лёгкие мгновенно наполнились раскал?нным воздухом вперемешку с горячей золой, одежда воспламенилась и сгорела почти одновременно с тоненькой нежной кожей ребенка. Глаза ослепли от сильного жара, воспламенились волосы, и маленькое сердечко остановилось от болевого шока, оставив тельце малыша догорать вместе с угольком, всё ещё зажатым в обуглившимся кулачке.

Виттория услышала отчаянный визг Лаурины, которая спустилась в столовую и увидела ножки брата, неподвижно торчавшие из камина. Поднявшись наверх, она сама издала звериный вопль, схватила ребенка, обожгла руки. Увидев его личико, чуть не лишилась чувств. Потушив остатки тлеющей одежды на тельце сына, шатаясь и стеная, несчастная мать вышла на улицу с мёртвым ребёнком на руках.

– Помогите… – из-за рыданий Виттория едва выговаривала слова. – Помогите…

Сбежалась вся деревня. Кто-то бросился в церковь, отстроенную заново после землетрясения, чтобы позвать священника. Кто-то вынес из дома одеяло, чтобы накрыть мальчика. Мужчины побежали за Сантино, женщины увели плачущих девочек, Витторию, впавшую в прострацию от шока, уложили наверху в спальне. Прибежавший Сантино растерянно стоял посреди улицы, глядя, как вносят в церковь его сына, накрытого одеялом.

К вечеру ребенка обмыли, но личико его настолько обгорело, что немыслимо было оставить его открытым. Ему сколотили гробик, на следующий день отпели в церкви и похоронили на деревенском кладбище. Хоронили всей деревней – трагедия потрясла всё население Сканцано. Женщины вели под руки одетую в чёрное платье Витторию, горе которой усиливалось тем, что она винила себя в случившемся. Сантино хмуро шагал за гробом, сжимая в руках шапку. Он не винил жену: домашнее хозяйство и забота о детях ложились на плечи женщин, а мужчины, чтобы прокормить семью, целый день работали. За деревней у каждого был свой участок, где выращивали овощи и держали скот, и Сантино пропадал там с зари до заката.

Может, именно потому, что жизнь была такая трудная, а детей у всех было много, женщинам было легче пережить смерть маленького ребенка. Со временем успокоилась и Виттория, занявшись снова стиркой, уборкой и готовкой. Жизнь не позволяла им останавливаться.

Воды в доме не было, за ней приходилось спускаться вниз с холма к роднику. Не было туалетов. Справлять нужду ходили в поле: маленькую в любое время, а большую – когда стемнеет. Летом было, конечно, легче, зимой – сложнее. Не было и бумаги. В основном для гигиенических целей служили листья крупных растений. Ночью, чтобы не выходить из дома, ходили в горшки, а утром выплескивали их содержимое прямо из окна на задний двор. Словом, после разрушительного землетрясения, войны и пандемии жизнь в горной итальянской деревушке потекла своим чередом.

Милан

В конце марта на одной из площадей собралось около пятидесяти человек во главе с тридцатишестилетним Бенито Муссолини, и этот день положил начало основанию Национальной фашистской партии. Среди членов партии были люди разных политических убеждений и социального происхождения, даже евреи. Все были одеты в чёрные рубашки. Муссолини тогда сказал своим сторонникам:

– Мы свободолюбивые люди, а свобода является одним из самых высоких проявлений и достижений человеческой цивилизации.

После этого буквально за месяц подобные небольшие организации сформировались и в других городах. Они пытались подавлять повстанцев Итальянской социалистической партии. Муссолини принялся набирать небольшую армию, обучая её лобовым атакам и запасаясь оружием, чтобы черпать силы для совершения революции и государственного переворота. Кончилось это тем, что он был арестован за хранение взрывчатых веществ и оружия, но у него уже были влиятельные сторонники, и через несколько часов Муссолини был освобождён.

Глава 6. 1922 год. Жажда власти

Ватикан

Холодным январским утром папа делла Кьеза, отслужив мессу для монахинь в Домус Санта Марта, вышел наружу и стал ждать своего шоф?ра. В Домус Санта Марта находится капелла Святой Троицы, где папа иногда служит мессу. В то утро шофёр задержался, и делла Кьеза замёрз на холодном сыром ветру. На следующий день папа чувствовал себя не очень хорошо, а через неделю начал сильно кашлять, и у него поднялась температура. Спустя ещё неделю делла Кьеза уже не вставал с постели. Доктора, регулярно посещавшие понтифика, поставили диагноз: бронхопневмония. Святой Престол вынужден был сообщить итальянскому правительству, что папа находится в тяжёлом состоянии. Дыхание становилось всё хуже, и больному подключили кислород. У его постели дежурил один из кардиналов, который молился за умирающего.

Однако через пару дней делла Кьеза настоял, чтобы все удалились отдохнуть, сказав, что ему лучше. Ему сделали священное помазание с молитвой, которое в католической церкви служит для облегчения страданий особо тяжёлых больных. На следующий день папа пожелал видеть кардинала Гаспарри. Послали за кардиналом, но, к удивлению Гаспарри, он не смог поговорить с Его Святейшеством, так как не понимал, что тот говорит. Его речь стала бессвязной, казалось, он уже не только забыл, что посылал за Гаспарри, но и вовсе не узнал его. Началась агония, делла Кьеза стал бредить, сердце его стало биться неравномерно. Но вдруг папа вполне связно произнёс:

– Помогите мне встать.

– Ваше Святейшество, – подскочил к нему испуганный Гаспарри в компании доктора, – прошу Вас, оставайтесь в постели! Вам нельзя вставать, Вы слишком слабы!

– Я должен работать… Подготовьте мой кабинет…

– Ваше Святейшество, не беспокойтесь ни о чём! Мы всё подготовим, как только Вам станет лучше! А сейчас Вы должны отдохнуть, умоляю Вас!

– Пьетро…

– Я здесь, с Вами, Ваше Святейшество! – Гаспарри взял слабую горячую руку, но она тут же обмякла, папа откинулся на подушки и затих. Через час он впал в кому.

Наутро 22 января у понтифика снова началась агония, но срочно прибывшему к его постели Гаспарри доктор объявил, что делла Кьеза скончался. О его смерти было сразу сообщено правительству, в знак уважения распорядились приспустить флаги на зданиях города.

Тело папы перенесли в Сикстинскую капеллу, в длинной процессии участвовали кардиналы и другие важные ватиканские деятели. Вызвали бальзамировщиков, которые подготовили тело. Одной из целей бальзамирования является выставление тела в базилике Святого Петра на три дня для прощания, к которому допускаются все желающие верующие. Делла Кьеза умер зимой, но летом жара в Риме нередко достигает сорока градусов в тени. Раньше при бальзамировании из тела извлекались все органы и хранились в специальных амфорах. Предшественник делла Кьезы отменил этот обычай, но органы пап, которые уже были извлечены до этого, хранятся в Риме, в церкви Санти Анастасио и Винченцо.

На похороны папы собрались государственные делегации со всего мира. Без специального разрешения никто не имел права фотографировать тело папы, особенно до того, как его облачили в архиерейские одежды. У папского алтаря была проведена панихида, после чего тело папы положили в тройной гроб из кипариса, свинца и орехового дерева, покрыли шёлковой вуалью его лицо, затем гроб закрыли и опечатали.

В специальной гробнице под базиликой, на три метра ниже пола, находятся Ватиканские гроты, где хоронят пап, которые при жизни изъявили желание быть похороненными там. Джакомо делла Кьеза хотел, чтобы его похоронили в Ватиканских гротах. Там похоронены не только папы, но и другие религиозные или политические деятели – среди них принц Стюарт, сын короля Англии Якова II, со своими двумя сыновьями, Чарльзом и Генрихом.

После захоронения папы его покои закрыли: там никто не должен находиться до тех пор, пока не будет избран новый понтифик. Для его избрания начали съезжаться кардиналы, которые, учитывая скорость транспортных средств того времени, могли добраться до Рима. Кардиналам было отведено всего десять дней, чтобы собраться, поэтому семеро американцев к назначенному сроку не успели. Собравшиеся проводили ежедневные заседания, чтобы подготовить процедуры и назначить дату конклава. Кардиналов разместили в комнатах Апостольского дворца, где в то время не было даже водопровода и туалетов.

Конклав назначили на 2 февраля. В первый день все кардиналы собрались в базилике Святого Петра в хоровых одеждах, прошли в капеллу Паолина и спели там гимн Святому Духу. Затем вся процессия отправилась в Сикстинскую капеллу, где в специальном зале были установлены столы для голосования. Окна капеллы запечатали, помещения тщательно обыскали, чтобы удостовериться, что кардиналы будут одни и ничто не будет их отвлекать.

За мраморными воротами зала голосований установили печь. После каждого этапа голосования, в результате которого новый папа не будет избран, в этой печи должны сжигаться бюллетени, чтобы никто не узнал, какой кардинал за кого отдавал голос. Дымовая труба из этой печи выведена высоко над капеллой и хорошо видна с площади Святого Петра, где в эти дни собирались верующие, ожидая избрания Святейшего Отца. Сжигаемые бюллетени, к которым добавляли солому, выделяли чёрный дым – по нему и определяли, что папа ещё не выбран.

Председателем конклава является кардинал-декан – при условии, что ему не исполнилось восьмидесяти лет. Правило распространяется и на остальных кардиналов: Их Высокопреосвященства, достигшие указанного возраста, не имеют права присутствовать на выборах папы. В тот год кардиналу-декану было уже восемьдесят шесть, поэтому на выборах присутствовал его заместитель.

Весь первый день был посвящен пению гимнов и приготовлениям, а 3 февраля состоялось первое голосование. На конклаве присутствовал и Пьетро Гаспарри, Государственный секретарь и верный помощник покойного понтифика, который на первом голосовании получил всего восемь голосов. В итоге 3 февраля провели четыре голосования, в результате которых к концу дня Пьетро уверенно вышел вперёд с двадцатью четырьмя голосами, продолжая держаться на первом месте и на следующий день. После каждого голосования кардиналам давался перерыв, чтобы они могли обсудить между собой результаты выборов. Утром 5 февраля, после первого голосования, Гаспарри увидел, что его враг, кардинал Гаэтано де Лай, окружён группой кардиналов, среди которых он заметил и миланца Акилле Ратти. Пьетро отдал бы всё, чтобы услышать, о чём они говорят.

– Ваше Высокопреосвященство, – говорил вполголоса де Лай кардиналу Ратти, – я отдам вам все голоса моей группы, – при этих словах люди из окружения де Лая слегка склонили головы в сторону Ратти, – если, будучи папой, вы избавитесь от Гаспарри.

Акилле Ратти осторожно огляделся, чтобы удостовериться, не подслушивает ли их кто-нибудь из присутствующих. Многие стояли группами, некоторые прогуливались по залу, сложив руки за спиной. Он ответил, тщательно подбирая слова:

– Я думаю, мне не составит труда… м-м-м… выполнить вашу просьбу, Ваше ёёВысокопреосвященство.

– Очень хорошо, я очень рад дружбе с Вами.

Гаспарри краем глаза наблюдал, как кардиналы, окружавшие де Лая, кланяются Акилле Ратти. «Если бы я только мог доказать, что они что-то замышляют, – подумал Пьетро, – это бы означало конец карьеры для де Лая. Да что там конец карьеры – отлучение от церкви!»

После следующего голосования Акилле Ратти вышел на второе место, а к концу дня – на первое, уже с двадцатью семью голосами. Видя такой резкий перевес, остальные кардиналы поняли: не голосуя за нового лидера, они рискуют столкнуться с некой силой, которая пробралась на конклав вопреки всем предостережениям. Обычно сила оказывается в чьих-то одних руках, и бороться против неё слабым не имеет смысла. Поняв это, остальные мало-помалу стали отдавать голоса за Акилле Ратти, и Гаспарри оказался на последнем месте лишь с двумя голосами. 6 февраля было проведено два голосования, в результате последнего Ратти получил сорок два голоса, был избран папой и принял имя Пия XI.

Данные голосований кардиналов на выборах папы никогда никому не должны быть известны. Именно поэтому все бюллетени сжигают после каждого голосования. Коллегия кардиналов-выборщиков в тот год состояла из шестидесяти человек, из которых семеро американских кардиналов не успело приехать, так как им было дано десять дней, чтобы собраться. Папаой избирается тот кардинал, который получает более двух третей голосов. На том конклаве присутствовал некий кардинал Фридрих Пиффль, который вел личный дневник. В этом нет ничего странного – многие, если не все, кардиналы ведут дневники. Но этот дневник был тайный, и Пиффль приказал сжечь его после своей смерти. Однако интриги в Ватикане – обычное дело. Кто-то, прежде чем сжигать дневник, решил прочитать его. Каково же было его удивление, когда он обнаружил там результаты голосований конклава 1922 года. Одному богу, а может, и ещё кому-нибудь известно, как к Пиффлю попали эти результаты.

На момент избрания папой Амброджио Дамиано Акилле Ратти было шестьдесят пять лет. В двадцать два года он приехал в Рим из провинции Монцы, чтобы стать священником. Он усердно учился и не вылезал из библиотек. В Риме он учился сразу в трёх университетах, и не было науки, к которой Ратти не чувствовал бы пристрастия. После учебы он вернулся в Милан и стал капелланом «Тайной вечери» – религиозного сообщества, где обучались девочки и мальчики из известных семей. Ему было тридцать пять лет, когда он занял эту должность, ведя активную пастырскую деятельность, тесно общаясь как с девочками, так и с мальчиками. Ратти был также страстным альпинистом и покорял горные вершины.

Когда Ратти было пятьдесят четыре, его снова вызвали в Рим. Через три года папа делла Кьеза назначил его префектом Ватиканской библиотеки, а ещё через пять лет – апостольским нунцием в Польше. Задачей Ратти было призвать к согласию польское и немецкое духовенство. Среди немецкого духовенства вел работу и Гаспарри при поддержке Святого Престола. Только иногда он забывал информировать о результатах своей работы монсеньора Ратти. Тот стерпел эту грубость, но Гаспарри нажил себе врага в его лице. Спустя два года Ратти вернулся в Италию и стал архиепископом Милана, а затем и кардиналом.

Одним из первых действий нового папы было утверждение кардинала Гаспарри на посту Государственного секретаря. Гаспарри был в недоумении. Он не знал наверняка, о чём шептались де Лай и Ратти на конклаве, но подозревал, что папское кресло ему было обещано в обмен на какую-то очень важную услугу. Через несколько дней после коронации Ратти вызвал в свой кабинет Гаспарри и попросил помочь ему разобраться с документами, оставленными покойным папой делла Кьеза.

– Ваше Высокопреосвященство, – сказал Ратти, отношение которого к Гаспарри даже отдалённо не было похоже на дружбу, – мне попался в руки любопытный документ. Я нашёл письмо одного португальского священника неожиданного содержания, к которому был приложен отчёт нунция. В нём сказано, что нунций разговаривал с неким отцом Хосе да Силва и попросил его написать подробный рассказ о явлении Богоматери его воспитаннице. Вы знаете что-нибудь о судьбе этого повествования?