Так сказала Франческа

– Где-где? Сахаров как всегда на работе «горит»! Режет, чинит. Долг перед человечеством исполняет! А «мы» неусыпно ждем и всё понимаем!

Маша с обидой ткнула пальцем в раскрытый журнал «Problems of cardiac surgery» («Проблемы кардиохирургии»).

– Я понимаю! Я всё понимаю! Операция на сердце, это тебе не мячик по полю перекатывать! Понимаю, от Сахарова человеческая жизнь зависит. Он всегда должен быть в форме. Его нельзя ничем обременять! Его нельзя расстраивать! Его нельзя! А меня? А меня можно? Разве у меня нет сердца? Разве моё сердце не болит? Может, мне давным-давно пора пересадку делать? Может, у меня вместо сердца уже одни клочья остались.

– Маш, тебе грех жаловаться, Миша о тебе заботится, – Ника попыталась успокоить подругу.

– Ну да! Квартиру новую купил. Ремонт придумал. От дурных мыслей отвлекает. Как будто вместе со шкафом можно заодно и память поменять. Ремонт сделан. Все шкафы поменяны! Остается самое главное – жить и получать удовольствие! Вот только почему-то удовольствие никак не получается! И счастье ни откуда не сваливается. Как раз всё наоборот.

Жить, конечно, можно, если бы всё не так пусто и бестолково.

Сахаров работает! Ему работа раскисать не позволяет! А я ведь даже работать не могу. Какой из меня теперь врач? Тем более детский. У меня какая-то пустота внутри. Я ничего не хочу. Вернее, я хочу, но понимаю, всё – пустое. Думала в журнал вернуться. Не получается.

Такой грандиозный проект задумали. Всё в реальном режиме: чувства, ощущения, взаимоотношения, проблемы. Всё без вранья. Откровенный женский дневник. Честный! И проблемы решать не абстрактно, а конкретно, по пунктам! Как и что нужно делать.

– Маш, жизнь по инструкции не проживешь.

– Я с тобой согласна, но ты лучше меня знаешь, в жизни иногда бывают такие моменты, когда не только инструкция, любое слово поддержки на вес золота. Неужели ты никогда не задумывалась, почему люди идут к вам, к психологам? Или еще хуже, к экстрасенсам. Верят всякому вранью, гаданьям. И заметь, среди них не все темные и глупые, а есть вполне грамотные и образованные люди.

– Я думаю, от безысходности.

– Скорее от незнания и безнадежности. А инструкции мы писать не собирались. Мы хотели реально помогать людям. И не тогда, когда нет надежды. Мы считаем: наша помощь как раз для того, чтобы они не оказались в ситуации, когда остаётся только молиться.

Маша грустно улыбнулась.

– Знаешь, раньше, когда я слышала эти слова: «Нам остается только молиться»! – я не понимала, что значит молиться? Я считала, нужно что-то делать, какие-то шаги предпринимать. А сейчас я это очень хорошо понимаю. Но я даже молиться не умею. По-настоящему не получается, а притворяться не могу.

– Машка, ты написала очень светлую, добрую книгу о замечательном человеке. Пиши ещё. Это тебя отвлечёт.

– Писать? О чем?

Чтобы не зареветь, Маша закусила губу, закрыв руками лицо, она тихо сказала,

– Книгу я не писала, я её чувствовала. Писалось всё само собой. А сейчас ни чувств, ни мыслей. Всё как серпом отрезало. Если бы я сейчас могла писать, я бы в журнал вернулась! Я до сих пор не могу нормально спать. Стоит глаза закрыть, и я всё как наяву вижу!

– Да мало ли о чем можно писать. Ты что, всегда о футболе думала?

– Нет, конечно. Но тогда я жила надеждой. Тогда мы с Сахаровым были едины, как никогда. А это совсем другое ощущение жизни. Книга случайно получилась. У моего героя всё было наоборот. У него рушилась семья, карьера. Его никто не понимал. А я летала от счастья!

Мне хотелось понять, что движет умным и благополучным человеком в такой ситуации, в какой оказался он. Я искренне хотела понять, как человек может не замечать очевидного. А поскольку в реальности я не могла его спросить… Где он и где я! Я решила «пообщаться» с ним таким образом. Очень удобно. Сама спрашиваешь, сама отвечаешь. Правда, я писала честно, так, как чувствовала.

Однажды мне даже показалось, что ему тоже необходимо наше общение. Я понимаю, придумать можно многое. И даже поверить в это. Но я иногда реально чувствовала, что ему нужна не помощь или поддержка, а простое человеческое понимание. Или хотя бы маленькая уверенность в том, что не все думают о нём плохо. И, как это ни банально звучит, у меня появилось вдохновение. Со временем меня очень увлекла эта игра, а в итоге получилась книга. И потом у меня возникло чувство к этому человеку.

– Чувство любви?

– Почему любви?

– Ну, а какое может возникнуть чувство у женщины к мужчине?

– Кроме любви есть и другие чувства? Чувство понимания, например. Мне хотелось понять его поступок. Не просто осудить или принять. Я хотела понять, что может подвигнуть успешного во всех отношениях человека так поступить. Я видела его глаза, я была уверена: этот человек не может быть подлецом.

Интересно, чувства могут передаваться на расстоянии?

– Миша читал твою книгу?

– Сахаров кроме книжек по своей кардиологии ничего не читает. У Сахарова всё измеряется уровнем сердца, а всё остальное его не интересует. Он не обременяет себя ненаучными фактами, а тем более женскими догадками. У него одно исключение – футбол. И тоже на уровне сердца. Работа! Сердце! А что творится в моем сердце, он даже не догадывается.

Ника обняла Машу.

– Маш, ему тоже тяжело. Женщины могут поговорить и этим облегчить свои страдания. А мужчины, в большинстве случаев, как твой Миша, все свои переживания держат в себе. Их страдания еще тяжелее. В телевизоре ты увидела глаза совсем незнакомого мужчины и поняла его. Что мешает посмотреть в глаза мужу?

– Ника, неужели ты думаешь, что я его не понимаю? Я-то как раз всё очень хорошо понимаю. Сахарова я не только понимаю, я его взглядом чувствую. От того, как он после душа несет в стирку свои вчерашние трусы, я знаю, какое у него настроение. Посмотреть в его глаза мне очень хочется. Может, тогда и он мои увидит. Одна проблема, я его глаза не вижу. Он приходит домой, принимает душ, включает телевизор, ложится на диван, и смотрит свой футбол, а потом засыпает на диване. Он даже ужинает в своей больнице, меня не хочет нагружать. Я ложусь спать. А когда он ложится, не знаю. У нас близость какая-то автоматическая стала. Если я к нему утром случайно пододвинусь, то «аорто-коронарное шунтирование» для поддержания жизнедеятельности организма мне обеспечено. Руку протянет, погладит по груди. Ни ласки. Ни слова. Ни доброго, ни плохого. Не жизнь, а прямо какой-то технологический процесс по утилизации человеческих ценностей.

– Ну, а он? Сам он что говорит?

– Не знаю. Он ничего не говорит. «Автомат» информации не выдает.

– Маш, ты сама знаешь, у мужчин в депрессивный период случается гормональный спад, это я тебе как специалист говорю.

– Специалист, ты когда в последний раз голого мужчину при свете видела?

– Недавно. У меня племянник родился.

– А спад? – Маша удрученно посмотрела на подругу. – Я думаю, вам и «подъём» мало о чем говорит!

Ника пожала плечами и развела в стороны руки:

– Не всё сразу.

– Спад, к вашему сведению, и у женщин случается. Мне тоже ничего не хочется. Я ничего не чувствую. Ничего!

Физически у Сахарова как раз всё нормально. А спад, я думаю, это не так страшно. Страшнее всего его молчание. Молчит. Всё время молчит. Мы отдаляемся друг друга. Скоро совсем чужими станем.

– Сама поговори с ним.

– Сто раз пробовала. Если я его о чем-нибудь спрашиваю, он отвечает или «да», или «не знаю». Я и Макса не могу допроситься приехать. Не успел побриться первый раз, а уже подругу завел. Какие уж тут родители. У одного спад, у другого подъём! А мне что делать? Понимаешь, я ничего не чувствую! Ни спадов, ни подъемов! Сплошная прямая линия.

– Я сказала тебе. Пиши.

– Ладно, – Маша безразлично махнула рукой, – что об этом говорить. В жизни, как ты говоришь, по инструкции не проживешь. И, как в книге, тоже не получается. Давай ужинать.

Маша достала из холодильника две коробки с салатом и бутылку «Martini Gold».

Ника открыла шкаф.

– Маш, а где мои любимые тарелки?

– Всё в посудомойке.