Вслед за тенью. Книга первая

Меня трясло то ли от холода, то ли от контакта со странным прохожим. И снова, как и несколько месяцев назад, я почувствовала себя беспомощной. Ненавижу это гадкое состояние. На тебя вдруг наваливается нечто, чему ты не можешь сразу найти объяснения. Выбитая из колеи, ты теряешься в догадках, как это могло с тобой приключиться. Чувствуешь, как от страха сковывает сердце, а липкий пот холодит спину. И до чёртиков хочешь как можно скорее оказаться в безопасном месте. В идеале – дома, но в данный момент сойдёт и комната в общаге, к которой за полгода почти привыкла.

Волшебство зимней сказки, которым совсем недавно ты восхищалась, превращается в мелькающую перед глазами серую массу. Мелкие крупинки снега раздражающе бьют в лицо, а ты несёшься по улице настолько быстро, насколько хватает сил, совершенно не глядя под ноги. И ничего сейчас не способно отвлечь тебя от цели: ни скользкий тротуар, ни настойчивое жужжание сотового.

«Скорее, скорее!» – мысленно подгоняешь ты себя, стремясь спрятаться за дверью своей комнаты. И очень сожалеешь о том, что ты не Бэтмен и не способна перемещаться в пространстве так же эффектно и быстро, как и он.

Ты понимаешь, что не можешь подвести подругу. А это значит, что ты просто обязана быть на праздновании её помолвки. Несмотря на навалившуюся усталость и напрочь испорченное настроение. К тому же ты знаешь, что по-настоящему успокоишься только тогда, когда вы наконец встретитесь, и ты почувствуешь ее поддержку. Поддержку, которую подруга способна подарить простым фактом своего присутствия рядом с тобой.

Ты залетаешь в комнату и действуешь на автопилоте: контрастный душ, выбор нужного платья, сражение со взбунтовавшимися волосами, легкий макияж. Цели перекусить ты себе даже не ставишь, хоть и маковой росинки после завтрака во рту не было.

А в мыслях постоянно всплывает то неподвижное лицо, в которое ты совсем недавно всматривалась через объектив камеры. И ты не можешь вытряхнуть из своей головы мысли о нём, как мусор из мусорного ведра. Вместо этого ты принимаешься их анализировать.

Дедушка с детства учил обдумывать любую нестандартную ситуацию, в которую я попадала. И непременно делится с ним. Со временем это вошло в привычку. Вот и сейчас я пыталась выстроить крутившиеся в мыслях факты в связную цепочку.

В памяти всплыло, как прохожий был недоволен тем, что я его сфотографировала.

«Недовольство его вполне объяснимо, – размышляла я, – даже если это случайный прохожий: кому понравится, когда его фотографируют без спроса? А разрешения я не спросила».

Но вспомнив свои странные видения, я предположила, что мужчина мог быть как-то связан с моей семьёй. Он был примерно одного возраста с дедом и, возможно, имел военное прошлое. Несмотря на хромоту в Каменнолицем ощущалась военная выправка.

«А если так, – сделала я вывод, – то они с дедом могли как-то пересекаться. Если моя догадка верна, то прохожий неспроста появился на моём пути. Мдааа… отдает паранойей… По наследству она что ли передается», – попыталась мысленно пошутить я, чтобы хоть немного снять напряжение.

Мысли мои перепрыгивали с одной на другую, словно воробьи, резво перескакивающие с ветки на ветку дерева, росшего прямо перед окном нашей с Марьей комнаты. Думаю, этому виной была спешка. Даже не глядя на часы, я чувствовала, что опаздываю.

«Почему же незнакомец не настоял на удалении фото? – мысленно удивлялась я, – Засветился – уничтожь компромат! Так действуют все фигуранты в моих любимых детективных историях. А он этого не сделал… Почему поступил так опрометчиво, ведь производил впечатление далеко не глупого человека? Человека, который точно знает, чего хочет. А если предположить, что он «засветился» умышленно?»

Мне вспомнился подслушанный летом разговор деда по телефону.

«Мог ли собеседником деда тогда быть Каменнолицый? Мог, но как же это теперь проверить? А почему незнакомец отверг мою помощь, когда поскользнулся? Думаю, тут всё просто: слабость в ногах, по всей видимости, стала неожиданной и для него самого, – пришла я к выводу, – и меньше всего гордец хотел, чтобы у его немощи появились свидетели».

Даже визуально было заметно, что у моего молчаливого собеседника имелись проблемы со здоровьем. Бледность лица, которую я назвала бы болезненной, какая-то внутренняя надломленность. К тому же трость настолько органично смотрелась в его руке, что казалась её продолжением.

«Похоже, она не один год помогает своему хозяину перемещаться и стала с ним единым целым. Поэтому я и не сразу ее заметила».

«Он не заводил со мной разговоров и держался на безопасном расстоянии. Значит, причинять вреда не собирался», – подал голос мой многострадальный инстинкт самосохранения.

«Ошибка!» – возмутилась моя подружка—интуиция и услужливо подкинула мне воспоминание непонятной прострации, в которой какое-то время назад я пребывала.

«Значит, нападение всё-таки состоялось, правда, не физическое, а … на ментальном уровне, что ли», – напрашивался очевидный вывод.

Необычный взгляд незнакомца имел какую-то странную силу. Он будто подталкивал меня к воображаемой пропасти, у самой кромки которой я себя ощутила под магией неестественно широких, угольно-чёрных зрачков его глаз.

В общем, мои размышления оставили больше вопросов, чем ответов. Отчаянно не хватало вводных, как любит говаривать дед.

Послышалось настойчивое жужжание смарта. Оставив очередную попытку застегнуть молнию на платье, которое выбрала для ужина в ресторане, я подбежала к телефону.

– Ну, где ты ходишь? Почему трубку не берёшь?

– Я ещё в общаге, Маш.

– Как?! Ну, ладно… Согрелась? Кофе выпила?

– Не успела. Но душ приняла. Скоро выхожу. Только вот платье застегну…

– Какое?

– Ну, то новое – кремовое, помнишь?

– У которого молния на пол спины что ли?

– Да. До середины застегнула, а дальше – никак.

– Надень другое! – распорядилась она, – Времени нет! Опаздываешь!

– Хочу это, – пробормотала я и, поставив смарт на громкую связь, снова взялась аккуратно тянуть за бегунок на молнии.

– Что значит «хочу», Кать! Как ребёнок, честное слово! Вот же настырная! Ты даже Михаила своего с его опозданием переплюнула!

– Не ворчи, пожалуйста, тебе не идёт. К тому же снять его уже не получится, легче застегнуть до конца. Миша, значит, уже с вами?

– Угу, минут десять как. Сидит хмурый, как сыч.

– Недоволен, – вздохнула я.

– Ну а кому понравится, Катюш? Давай быстрее, только тебя ждём.

– Прости…

Не зная, куда девать глаза от стыда, я отвела их от сотового и взглянула на письменный стол.

– Эврика! Ручка!

– Чего?! – удивленно воскликнула подруга, – Какая ещё ручка, Кать? Зачем она тебе сейчас? Завещание что ли писать собралась?

– Шариковая, Маш, шариковая! Завещание? Ты о чём?

– Да о том, что Новиков уже на пределе. Ещё чуть-чуть и сделает тебе харакири. – смеясь ответила подруга.

– Не сделает, – усмехнулась я. – Харакири только себе можно сделать, Маш. Ладно, не мешай.

– В любом правиле бывают исключения, – смеясь ответила подруга, – Подожди, а ручка-то тебе зачем?

– Чтобы платье застегнуть, зачем же ещё?

– Не поняла?

– Короче, вставлю её в замочную скважину. Собачку молнии насажу на стержень и плавно опущусь к полу. Всё! В одном фильме видела.

– Ну и затейница ты, как сказала бы моя бабуля, – уже вовсю смеялась Марья, – А если не получится? Платье ведь можешь испортить, Кать.