Виртуал с чашкой кофе

Кривошеева вздрогнула. У нее тоже был замотан палец, но что рана может быть такой ужасной, она и представить себе не могла. То есть она не видела ни сам порез, ни травмированного заочника. Она видела только окровавленную тряпку в воздухе, и от этого ей стало дурно.

– Откройте окно, пожалуйста, – еле слышно попросила она. – А то я сейчас в обморок упаду.

Створка окна открылась настежь, и теплый утренний ветер зашевелил разбросанные на столе окровавленные салфетки.

Кривошеева чувствовала, что сознание медленно покидает ее. Она несколько минут просидела с закрытыми глазами, пока не услышала:

– Выпейте воды.

Марина открыла глаза и увидела стакан в воздухе. Она уже набрала воздух в рот, чтобы заорать погромче, но услышала:

– Марина Викторовна, вы очень смелый человек. И очень умный. А я скотина тупая, хотел вам взятку дать. Не обижайтесь на меня, пожалуйста.

Экс-доцент попила водички. Сознание постепенно возвращалось к ней.

– Значит так, Ложечкин. Нам тут нельзя оставаться. Одевайтесь. Я отвернусь.

– Да вы все равно меня не видите, – резонно заметил прозрачный студент. – Не хотели видеть – вот и не видите.

– Да, это правда, – согласилась преподавательница. – Но другие-то люди совсем не готовы к встрече с невидимкой. Поэтому одевайтесь поскорее. Ну джинсы там, рубашку с длинными рукавами. Чтобы все тело было закрыто. И какую-нибудь куртку еще с капюшоном наденьте. Даже можно зимнюю.

Чтобы не смущать одевающегося молодого человека, она подошла к окну и стала смотреть на небо. Оно было таким же пустым, как и необыкновенный заочник. За ее спиной раздавалось сопение и пыхтение.

– Я готов, – снова услышала она голос заочника.

«Раз, два, три! – подумала экс-доцент. – Я мыслю, значит, я существую. Трансцедентальное единство апперцепции. Иммануил Кант, «Критика чистого разума». Вот оно, оказывается, какое – объективное единство самосознания. Чтобы не сойти с ума, надо включить соображалку. Не бойся, не надейся, не проси. Но это уже не Кант, а Губерман.»

Футболка, джинсы, кроссовки, футболка, рубашка и куртка теперь были объединены в единую композицию.

– Вы как будто прозрачный манекен, – подбодрила она пустоголового человека. – Впрочем, куртку можете пока снять.

Заочник послушно снял верхнюю одержу.

– Садитесь сюда. Сейчас я вас подкрашу. Потерпите. Будет немного противно.

С этими словами она открыла банку водостойких белил и стала нащупывать кистью уплотнение над воротом футболки.

– Вам повезло, что краска хорошо ложится на поверхность,– снова подбодрила она Ложечкина. – Вы теперь похожи на труп знатного римлянина.

– Это почему еще? – насторожился манекен.

– В Древнем Риме со знатных покойников делали Imagines – посмертные маски из воска или гипса. Их потом раскрашивали, приукрашивали, чтобы усопший выглядел еще лучше, чем в жизни. Представляете, держать такую коллекцию масок в своем семейном алтаре было также почетно, как сейчас ездить с мигалкой. Это разрешалось только VIP-персонам. «Имидж» – может, слышали такое слово? Так что вы сейчас мой усопший патриций, а я ваш имиджмейкер. Глаза прикройте!

Через пятнадцать минут перед ней был уже не просто манекен из прозрачного пластика, а вполне живой молодой человек с бородкой и отросшей за ночь щетиной. Правда, волосы у него были такие же белые, как и кожа, но Кривошееву, которая по натуре, была еще и художницей, это не смущало. Краска быстро высохла.

Потрогав материализовавшегося молодого человека за белоснежную руку, она удовлетворенно хмыкнула:

– Сейчас еще пудрой вас задрапирую. Так! Как вам розовые тени?

– Но я терпеть не могу макияж! – взмолился Ложечкин. – Особенно розовые тени!

– Ну как знаете, – заметила визажист. – Могу положить коричневые.

Поколдовав над ним еще минут пять, она достала из рюкзака марлевую повязку, которую сшила для занятий по гражданской обороне:

– Вот вам еще одна маска.

– А это еще зачем? – удивился Ложечкин. – В ней же неудобно ходить!

– Ну и что? – парировала Кривошеева. – Вы представьте, что вам всю жизнь в ней ходить придется. Наденьте, наденьте масочку на нос и подбородок.

Тёма послушался и заправил бретельки за уши.

– Вот вам еще перчатки. Надевайте, они новые.

– Зачем мне огородные перчатки? Я что? Пугало? – снова стал сопротивляться он, но странную тетушку было не переубедить.

– Ну и что, что огородные? Зато хорошо руки защищают. И вот это еще напоследок, – протянула ему экспериментаторша картонные розовые очки в виде восьмерки.

Замаскированный заочник больше не стал спорить и водрузил их на нос поверх маски.

– А теперь можете и куртку накинуть. Кепочка у вас есть?

Артемий порылся в шкафу на надел черную кепку.

– Отлично! – одобрила Кривошеева. – И еще капюшончик, пожалуйста!

Теперь даже очень внимательный наблюдатель не смог бы догадаться, что перед ним пустота.

13

Выходя из квартиры, Марина предупредила своего подопечного:

– Ведите себя так, как будто ничего не произошло,– И кстати, как вас зовут?

– Артемий, – ответил человек без лица.

В лифте – а Ложечкин квартировал на последнем этаже высотного дома – произошел конфуз. На одном из нижних этажей двери раскрылись и к ним присоединился пожилой мужчина с маленьким песиком, Остромордая рыжая собачка с пушистым хвостиком ни с того ни с сего устроила такой лай, что хозяину пришлось взять ее на руки.

– Что это с тобой, Джуся? – буркнул владелец. – Успокойся, сейчас приедем.

Но собачка дрожала и пронзительно лаяла, чуя опасность.

Марина крепко сжала руку в перчатке.

Сосед покосился на них:

– Что это с молодым человеком?