Религия танцующих детей

Я никогда не верил, что где-то во Вселенной есть такие глаза.

А тут – Луна в глазах простого человека.

Моя планета.

Я думал, что упаду с Луны. Неужели, я живу не на планете, а в чьем-то зрачке? Нет, нет, нет. Оказывается, можно увидеть целую Вселенную в глазах человека. А вместе со Вселенной – свой дом.

Мы танцуем на Луне.

Луна переворачивается.

Я обыкновенный лунный человек.

Никогда от меня не улетай.

ребенок 27 / все просто

Все просто.

Что за мелодию ты напевала?

Мы сидели колено к колену.

Я настукивал носком ботинка бипоповое тебе о потертую штанину, белозубый трубач набирал в живот столько воздуха, что становился похож на дирижабль.

Ты смотрела в запотевшее окно и представляла его нараспашку, и кричащих за дрожащими стеклами чаек.

Твоим теплым птицам нисколько не мешала зима.

Если бы я наклонился всего на пару сантиметров, то мог бы поцеловать твое колено.

Но я не наклонялся.

Потому ты меня и любила.

А я тебя.

Эффект прикосновения без прикосновения.

/ Внутри меня вишневые деревья раскидываются своими переспевшими детьми. Хватай, ешь.

Что за мелодию ты напевала?

Ты мягко дрожала от холода, но больше от урчащей внутри себя музыки, я не разбирал мотива, но влюблялся каждую секунду все глубже и глубже в плавающие ледниками тени от ресниц на твоих щеках.

Где-то во вселенной еще одни мы смотрим друг на друга и не видим границ; ты моя пустота; а ты моя пустота.

Если бы я немного прислушался, то мог бы подпевать тебе. Но я не прислушивался. Потому ты меня и любила. А я тебя. Эффект близости без близости.

/ Внутри меня жила целая страна, каждый житель которой больше своей жизни любил тебя. Они были настоящими патриотами и смотрели друг другу только в глаза.

Все просто.

ребенок 26 / все мои беспощадные кролики

Все мои беспощадные кролики.

Каждый человек, данный мне, появлялся, чтобы когда-нибудь исчезнуть. Он расчищал тернистый к моему сердцу путь лишь для того, чтобы облегчить путь обратный.

В моей груди есть крохотная дыра, похожая на кроличью нору. От каждого стука сердца нора то расширяется, то сужается. Она похожа на живую. Даже я сам не умею настолько скоро и уместно реагировать на биение.

Я не знаю, живет ли в моей норе кто-то. Может быть, она давно пустует. Но по ночам, переворачиваясь во сне, я замечаю на подушке солнечные блики. Нора излучает домашний свет. Также уютно горела лампа в доме моей бабушки, когда она вязала свитера и пела свои теплые скрипучие песни с привкусом топленого молока и горячих лепешек. Тусклый свет дает надежду, что я по-прежнему не одинок.

Если очень близко поднести к норе ладонь, можно здорово обжечься. Наверное, внутри меня живет крайне стойкий кролик. Нет-нет-нет, сомнений быть не должно: костер не зарождается сам по себе.

Каждый человек, данный мне, появлялся, чтобы когда-нибудь исчезнуть. Он расчищал тернистый к моему сердцу путь лишь для того, чтобы облегчить путь обратный. Чтобы пробраться поскорее, каждый делал нору шире и шире. Ох уж все мои беспощадные кролики.

Каждого я отпустил и больше никогда не пытался вернуть. Мои чувства не мячик для настольного тенниса. Нет. Спасало меня лишь то, что каждый хотел забраться пошире, но не поглубже. Иначе прощай, мое бездонное сердце!

Определенно, в норе остался один кролик. Но как я ни пытаюсь его достать, ничего не получается. По-прежнему, по ночам я замечаю на подушке солнечные блики и беззащитное тепло.

Внутри живет крайне стойкий кролик. Он забрался глубже всех. Пока он в норе, можно отпустить свое сердце. Оно в безопасности.

Каждый человек, данный мне, появлялся, чтобы когда-нибудь исчезнуть. Он расчищал тернистый к моему сердцу путь лишь для того, чтобы облегчить путь обратный.

Только не ты.

ребенок 25 / я выбираю себя

Сижу в самом центре огромной пустой комнаты в бездонном своем одиночестве. Сижу в позе молодого лотоса. Я наг и смел. Передо мной – сложенная из желтой бумаги птица. Я наслаждаюсь своей тишиной. Я люблю свою птицу. Я убаюкан комнатой без дверей.

В комнату заходит первый человек. Человек приносит дверь, которую сможет открыть только ветер. Человек закрывает дверь. Моему одиночеству не выбраться. Одиночество больше не увидит солнечного света.

В комнату заходит второй человек. Человек приносит стул и стол. Человек сажает меня на стул, холодный и жесткий. Руки мои оказываются на столе, сложенные в качели, деревянно. Любимая птица в центре стола.

В комнату заходит третий человек. Человек приносит чистые листы бумаги. Складывает из одного листа белое нечто и говорит "твоя птица не правильная, вот правильная птица, учись". Человек отдает мне стопу листов, сминает мою желтую птицу и уходит. Птица как птица была.

В комнату заходит четвертый человек. Человек приносит костюм. Надевает на меня. Костюм мал. Человек злится, но все же застегивает рубаху на все до одной пуговицы. Пиджак еле держится, чтобы не разбежаться от меня в разные стороны. Человек говорит "совсем другое дело, теперь будешь нормальным человеком". Странная нормальность, когда ты ее перерос.

В комнату заходит пятый человек. Человек приносит ярость. Человек злится, потому что я не сделал ни одной правильной птицы. Они все в моих руках отчего-то превращаются в желтых. Человек собирает всех неудачных птиц в охапку и громко уходит. Безумие какое-то, моя яркая любимая стая.

В комнату заходит шестой человек. Человек несет иглу и катушку ниток. Мой костюм потрескался на плечах, верхняя пуговица рубахи отскочила и прыгнула на мои неподвижные руки. Человек мечтает снова собрать в единое мой костюм. Я мечтаю, чтобы его игла сломалась пополам.

Я знаю: если очень сильно мечтать, то исполнится. Игла ломается. Человек злится и уходит.

Мое одиночество крепнет с каждой выпущенной из шва ниткой.

Где-то желтые птицы набирают высоту.