Второй шанс

– Ваше преступление классифицируется, как тяжкое – не оказание помощи – значит, не менее ста тысяч. А может, и того больше. Вдруг, та женщина умерла. Говорили, что у нее множественные травмы.

На глаза навернулись слезы, Таня даже разозлилась на себя: действовать надо, соображать, помочь не кому, а тут слезы вытекают. Вздохнув, и проглотив подступающие слезы, не дав им выйти на свободу, она набрала номер Василисы:

– Вась, я понимаю, что ты далеко, но, может, ты сможешь попросить кого – то из своих подруг, чтобы они привезли за меня выкуп в полицию. Я только доеду до дому и сразу же им верну.

– Таня, это ты? – в испуге прокричала Василиса. – Что случилось?

– Говорят, я сбила человека, правда, сама я этого не почувствовала. И теперь меня могут выпустить под залог в сто тысяч. Вась, мне больше не к кому обратиться. Миша пропал, как назло. Ты мне поможешь? Когда надо привезти деньги? – обратилась Татьяна к следователю, с интересом разглядывающего Таню.

– Гражданка Пупсоева, а что это вы развили такую бурную деятельность? Вам вынесли постановление? Я лично вам что – то предлагал?

– Василиса, прости, я тебе перезвоню, – пискнула в трубку Таня.

Василиса

«Сто тысяч! Сто тысяч! Сумасшедшие деньги. И где теперь такие взять?» – Василиса с остановившимся взглядом смотрела в окно.

– Василиса, у вас что – то случилось? – дородный старик, тяжело опираясь на палку, внимательно вглядывался в лицо женщины.

– А? Спасибо, все хорошо, – кивнула Василиса. – Подруге помочь надо. И я, кажется, знаю как.

Василиса побежала домой и осторожно вынула из своего тайника за половицей единственное оставшееся у нее сокровище – кольцо с розовым бриллиантом.

– Я тебя не отдам, моя прелесть. Мы только поможем одной хорошей женщине, моей подруге, а потом я тебя обязательно заберу.

Василиса даже не стала надевать кольцо, хотя ей очень хотелось, боялась расплакаться.

В ломбарде, каких в районе было много, молодая девушка равнодушно взглянула на перстень:

– Пятьсот рублей.

– Что? – переспросила Василиса. – Девушка, вы, наверное, не понимаете. Это очень дорогое кольцо, с редким бриллиантом. Оно стоило пять миллионов, а я прошу за него только сто тысяч. И я хочу только оставить его на время, я обязательно заберу его завтра или послезавтра.

– Женщина, это вы, наверное, не понимаете. У нас серьезное учреждение и за обычное стекло никто вам не даст больших денег. Сто тысяч, скажете! – хмыкнула девица.

– Стекло говорите?

Василиса даже не помнила, как доехала до «Горьковской», где жил «домашний» ювелир, как называл его Кирилл.

Дверь долго не открывали, но после того, как Василиса, оставив дверной звонок в покое, принялась стучать ногой и кричать, чтобы Давид Моисеевич немедленно открыл, послышался лязг замков.

– Добрый день, – поклонился ювелир, – извините, Василиса, не узнал сразу. Вас так давно не было видно в моем доме.

Рот старика улыбался, а глаза смотрели настороженно; внимательно исследовали легкое пальтишко, практичные ботинки на толстой подошве. От былой красоты остались только шикарные волосы и достаточно молодые годы.

– Давид Моисеевич, у меня к вам дело.

– Слушаю вас, Василиса. Колечко хотите заказать или колье?

– Нет, наоборот. Хочу вернуть ваше кольцо. То есть мое, но которое вы делали. Вот. – И Василиса протянула на ладони кольцо с розовым бриллиантом.

Ювелир при виде драгоценности вздрогнул и зажевал старческими губами:

– Не понимаю.

– Нет, вы все прекрасно понимаете. А вот я, хотела бы разобраться. Мне сегодня сказали, что это вовсе не бриллиант, а обычное стекло. И за это стекло мой муж заплатил вам пять миллионов. Вы даже хотели больше, говоря, что это очень редкий и чистый камень, и вы заказывали его в ЮАР. И как вы сможете это прокомментировать?

– Ваш муж мог подменить камень. У вас, кажется, материальные трудности?

– Это сейчас ни при чем.

– Именно, что причем, именно. Камень подменили, настоящий продали, вот вам и сказали, что это стекло.

– Нет, это ерунда. Кольцо было у меня все время, еще до того, как… все произошло. Кирилл не мог. И вы даже не хотите на него взглянуть? Не хотите, потому что знаете, что это подделка?

– Вы пришли в мой дом, чтобы оскорблять меня? – повысил голос ювелир. – А потом, даже если я подтвержу, что это стекло, что это изменит? И как вы можете это доказать, милая дама?

– Никак. Это вы можете сами убедиться, что камень никто не менял, не вынимал из вашей оправы. Ведь работу то свою вы узнаете?

– Без сомнения. Таких, как я уже почти не осталось в Петербурге. Старая школа.

– Ну, посмотрите же!

– Если работал хороший профессионал, по крайней мере, аккуратный, то следов практически остаться не должно. Это вам не отмычки дверные, следы искать.

– Ну, взглянуть то вы можете?

Ювелир вставил в глаз болтающуюся на цепочке лупу, и пошел к свету.

– Мог и не смотреть. И так все ясно. Оправа моя. А в оправе, – еще один быстрый взгляд на Ваську, – в оправе стекло. Ничем помочь не могу.

– Тогда купите у меня эту оправу, – жалостливым голоском, от которого самой стало противно, попросила Василиса.

– Ну, если только, как золотой лом… – мохнатые брови задвигались на крупном лице, – старого Давида все так и норовят обмануть, только Дава никого обмануть не может. Потому что не умеет. Я дам вам пятнадцать тысяч.

– Сорок! Это же уникальная работа и к тому же платина!

– Это мне в убыток, – пожевал губами ювелир.

– Не думаю, Давид Моисеевич.

– Я могу дать вам только двадцать тысяч и ни рублем больше, – прокаркал старик.

– Двадцать нас не спасут. Оставлю на память, – произнесла Василиса и резко развернувшись, покинула квартиру ювелира, куда так любила приезжать вместе с Кириллом.

Давид Моисеевич тяжело опустился на старинный кожаный табурет и прошептал: «Жадность никогда не приносила мне доход. Надо было заплатить ей сорок тысяч. Старый я дурак». Но Василиса всего этого уже не слышала.

«Просто прощание с иллюзиями, – подумала она, выходя на гудящий проспект. – Странно, но я, ни о чем не жалею. Надо бежать к Танюшке, может, можно что – нибудь сделать без ста тысяч. Я могу за нее поручиться. И сегодня я расскажу ей все про мою жизнь. Не буду больше врать и прятаться».