Час совы

Из задумчивости Люську вывел грустный голос Галины. Девушка жаловалась на судьбу, на отсутствие друзей в ее жизни:

– …ни в школе, ни в училище, так по жизни одна и иду…

Дошел до Люськи смысл исповеди.

– Да вы молодая совсем, у вас впереди еще столько встреч будет! И знаете что?

– Что? – приблизила Галина свои очки к Люськиному лицу.

– Вы столько здесь насмотрелись на людей, что теперь можете безошибочно определять: хороший это человек или плохой. И поэтому сможете найти себе настоящего друга. Только и вы должны не забывать об одной очень важной вещи, если хотите иметь друзей.

– Это о какой?

– Дружба, как и любовь – что положишь в ее копилку, то и возьмешь! А если будешь только брать, то скоро опустеет копилочка и дружба закончится и любовь пройдет. Давно где – то услышала, да запомнила на всю жизнь.

– Спасибо, – кивнула Галя и надолго задумалась, глядя в одну точку.

А Людмила снова пошла обходом по палатам своих близких. Заглянула к Игорю. Изголовье его кровати было приподнято так, что он полусидел, сложная конструкция загипсованной руки и корсета на туловище не позволяла ему лежать. На лице у мужчины отразилась гримаса боли. Людмила тихо провела ладонью по его щетинистой щеке, попробовала пальцы больной руки, они были распухшими, отек еще не спал. Немного помедлив, девушка коснулась губами горячего лба. Это движение взволновало ее, заставив сердце биться сильнее.

Торопливо выскочив из мужской палаты, Люся направилась проведать сон свекрови, но сон, судя по звукам, был крепким, богатырским. Трактор наматывал километры.

В свою палату идти не хотелось, кроме Людмилы там было еще три пациентки. Пахло болезнью, лекарствами, едой и чем – то тревожным. Людмиле хотелось остаться в одиночестве, а лучше в своей комнате за шкафом, где прошло все детство, где за стенкой спали родители и братья. Где можно было выбраться из – за шкафа и тихо включить телевизор, по которому показывают детектив. А с утра большой семьей сидеть за круглым столом и пить какао с мамиными блинчиками. Как ужасно, что это нельзя вернуть. Никогда больше не будет так хорошо как в детстве!

Люська с грустью смотрела на заснеженный двор, думая о своем и вдруг заметила, как знакомый силуэт медленно и немного неуверенно продвигается по больничному двору. Мужчина остановился и поднял лицо на окно, в котором стояла Людмила. Их глаза встретились, Люська отпрянула назад, но было уже поздно. Хмурый узнал ее. Он шел за ней.

* * *

Шеф устроил ему настоящий разнос, после того, как Хмурый позвонил ему и рассказал об аварии. Сначала Хмурый решил, что в аварии виновен сам шеф. Он тормоза в машине повредил и адрес дал, где пригорков много, чтобы наверняка машина перевернулась. (У Хмурого то они в порядке были, он всегда их проверял). И звонить не собирался. Уйти на дно и пусть ищет, куда все пропали. И денег никаких не надо.

Но потом сообразил своим недалеким умом круглого троечника, что убивать этого Игоря и девку молодую в планы шефа пока не входило. Не нашли они ничего, хоть и перерыли две квартиры. Ладно бы деньги искали или золото, какое, а то записи, формулы в синих папках. Да, может, папки эти давно на помойке лежат. Были папки, точно помнил Хмурый, когда Игоря этого из квартиры на носилках несли. А как девку эту в окне увидели, растерялись с Лехой, засуетились. Тогда, видно, и выронили. А утром Хмурый приехал, поискать их, рано приехал, пока народ еще не высыпал. Шеф вообще гнал его сразу обратно. Но Хмурому захотелось чая горячего выпить, такого крепкого, сладкого, чтобы горло обожгло и об Игоря этого уж больно кулаки чесались. Вот и задержался. А девка эта, оказывается, рано вставала. Видел Хмурый как она папкой этой машину чистила. Почистить, почистила, а в машину не села, пешком пошла. А куда папку дела, Хмурый не увидел. Выбросила, должно быть, зачем с собой мусор тащить. Она же не знала, что в папке ценная информация. Правда, Хмурый тоже не знал, что за информация такая. Леха все суетился, говорил, что, может, счета там из швейцарских банков. Предлагал за папку эту денег попросить больших, если найдется она.

Эх, Леха, Леха. Погиб во цвете лет. Остальные то живы остались, а вот непутевый этот один только и помер. Судьба, знать, такая. Может это и к лучшему. Недолго бы он на свободе ходил, уж больно деньги легкие любил. Таким тюрьма всегда рада. Так на небесах, видно, распорядились.

А шеф как с цепи сорвался, когда Хмурый ему отзвонился.

«Девку эту убирай немедленно, а Игоря живого доставь!» Легко сказать «убирай и доставь». За «убирай» отдельная плата требуется. Это все – таки человек, не мышь, какая – нибудь! Тут статья серьезная. Хотя, в больнице то это легко сделать. Хорошо бы шприц, с каким лекарством найти. Вот только с каким – непонятно? Но Хмурый часто такое в кино видел: тихо подходит серьезный мужик к обреченному, втыкает ему сонному шприц и все. Получите, господин, свои денежки, распишитесь! А можно еще сонного подушкой. Уж, на это силы хватит. Только дура эта опять в окно таращится. Все не спится ей, глупой, все по окнам ходит. Спала бы крепко, никаких проблем бы не было ни у нее, ни у людей.

А «доставь» он как себе представляет? Как я его из больницы поволоку? На чем? Машина то вся покореженная в поле лежит. Хмурый видел. Он вовремя выпрыгнул, как понял, что падать стали. Еще наверху. И с кручи этой машина раз двадцать перевернулась, он считал. Тетка эта толстая почти сразу вывалилась, и лежать на снегу осталась в одном халате. Но Хмурый тогда подумал, что если жива, то ничего с ней не сделается, жир спасет. А потом машины стали останавливаться, добровольцы побежали спасать. Много таких оказалось. Хмурый даже порадовался за наш народ, – не дадут человеку умереть.

Когда он позвонил шефу, тот про аварию уже знал. Даже сказал, в какой больнице лежат бывшие пленники, и в какой палате искать девку эту. Осведомленный какой!

Постояв некоторое время в больничном дворе, Хмурый двинулся в сторону служебного входа. Головой своей понимая, что никто его сейчас впускать не будет, хоть бы он рассказал сто историй про больную маму. Подняв глаза на больничные окна, он сразу заметил в одном из них одинокую знакомую фигуру.

«Фу ты, ну ты! Все те же! – засмеялся Хмурый. – И что тебе не спиться, красавица? Все в окно таращишься!»

Эта картинка придала ему силы. Откуда то появилась бодрость, даже настроение хорошее, чему Хмурый даже удивился. Оно было редким гостем в его душе.

В это время в ворота больницы въехала скорая помощь и, высадив бригаду медиков у главного входа, покатила к подземному гаражу.

– Ай, как просто! – выдохнул Хмурый и тихонько потрусил за машиной.

Как только ворота поднялись, Хмурый проскользнул внутрь и тихо пошел вдоль стенки, скрываясь в подземном полумраке.

Водитель долго не выходил из кабины. Говорил с кем – то по телефону, скорее всего с зазнобой. С женой так разговаривать в четыре утра мужик бы не стал. Глаза сальные, на губах похотливая улыбка играет.

– …Приехали, а везти то и не кого. Померла бабушка. Только зря бензин жгли. Ну, я с утра к тебе сразу, как смену отбуду. Ты жди!

Он еще долго мурлыкал в трубку, испытывая терпение Хмурого. Хмурый нервничал, он понял, что и молодуха его заметила и узнала и сейчас должно быть прячется где – нибудь в больнице. Найдешь ее тут! Надо срочно идти за ней. Он уже был готов дать этому водиле по голове, чтобы тот отключился. Но тот, словно почувствовав, что или действительно разговор двух влюбленных подошел к концу, выпрыгнул из машины и неторопливо пошел к лифту.

Хмурый подождал пару минут и двинулся за ним.

* * *

Люська, чуть не подавившись собственным сердцем, которое от волнения застучало в горле, отскочила от окна и бросилась в сторону поста дежурной медсестры. Стараясь не создавать много шума, она пробежала по коридору и с удивлением увидела, что постовая оставила свое место службы, выключила настольную лампу и удалилась в неизвестном направлении.