Не догоняй давно ушедший поезд. Рассказы

Максимка встал и пошёл искать Бабая, чтобы посадить вместо себя. Папе такая замена не понравилась, и он начал сердиться. А разве Максимка виноват, что сразу не понял, для чего его посадили на горшок?

Городские бабушки тоже сердятся. На папу. Им не нравится его строгость. Деревенская бабуля ни на кого не сердилась, она только посоветовала папе чередовать какой-то кнут с пряником, не горячиться и находить общие точки соприкосновения с городским бабушками в воспитании, а не превращать ребёнка в яблоко раздора.

Максимка понял: чтобы взрослые под горячую руку не превратили его в яблоко, он должен сидеть на горшке. Ладно, он будет сидеть. Он даже сам станет снимать штанишки и садиться на него самостоятельно.

Максимка ведь тоже их всех любит. Он будет хорошим и послушным мальчиком. Он не хочет, чтобы они сердились друг на друга, и немного побаивается перспективы стать яблоком.

Но горшок – это одна проблема, есть ещё и другая – кухня, где так много всего интересного. Там можно открыть все тумбочки, рассыпать крупу или сахар, залезть на стул и включить воду в кране, покрутить ручки на газовой плите. Однако папа не разрешает Максимке делать этого и очень сердится, если Максимка ослушается. Городские бабушки опять сердятся на папу, а деревенская в сотый раз говорит о кнуте, прянике, о каких-то точках и об общем языке, который нужно найти.

Где же искать? Его нет ни в под кроватями, ни под столом, ни в домике Бабая, ни в лотке. Его нет даже в том большом горшке, который для взрослых стоит в туалете. Максимка уже проверил. И в пакете с гречкой искомый предмет обнаружен не был.

Папа опять сердился, что в кухне крупа рассыпана, и опять строго-настрого приказал: без взрослых туда не ходить! Городские бабушки опять сердились на папу, а деревенская опять говорила о языке, который нужно непременно найти.

Полуторагодовалый Максимка, несмотря на свой столь юный возраст, был невероятно смышлёным и пришёл к выводу: этот язык бабуля сама спрятала и никому не говорит, где. И ещё он понял, что в кухне можно играть тогда, когда папы нет дома. Ну, а если папа застанет его там или увидит рассыпанную на полу гречку или другую крупу, это не так уж и страшно – у Максимки ведь есть бабушки. Целых три!

Так-то оно так, но ведь бабушки опять могут рассердиться на папу, а он – на них. Максимка этого не хочет. Он же их всех любит!

Засунув в рот палец, что всегда помогало находить правильные решения, Максимка пытается найти выход из сложного положения и, наконец, понимает, что в кухню лучше вообще не ходить. Есть много других интересных вещей, которыми давно уже пора заняться. Телефоны, например. Или компьютер. Хотя нет, про телефоны и компьютер папа, кажется, тоже уже что-то говорил и даже грозил пальцем.

Ладно, их Максимка не будет трогать. Пока. А кухню он заменит ванной. Там ведь тоже есть много развлечений: можно и кран включить, и что-то разлить или рассыпать. Вон сколько всего на полочках стоит! Про ванную папа пока ещё ничего не говорил. Может, пронесёт? Ну, а если не пронесёт, то бабушки всегда придут на помощь. Их у Максимки целых три! А там, глядишь, и общий язык найдётся. Нашёлся же пульт от телевизора, который Бабай вчера под диван спрятал!

    Январь, 2016.
    Иркутск.

Подарок для Марьи

Шибко Силантию с Марьей Байкал сподобился, куда их прошлым летом внук возил. Нынче съездить не удалось, но вот множество дисков с фильмами об этом чудо-озере они имели. Особенно нравился им фильм «На Байкал», а из всех персонажей – бурят Булат. Он в своих помыслах прозрачный, как байкальская вода, в своих поступках открытый, по-детски непосредственный, потому и смешным кажется. Вообще-то, искренние люди сегодня почему-то всегда смешны, как тот Булат. Но речь не о нём, то есть, не совсем о нём.

Увидел Силантий в том кино, как Булат коктейль для друга готовил. Но не коктейль заинтересовал старика, а штучка, при помощи которой готовил Булат это пойло. Такая простая, что проще не бывает. «Вот бы Марье удобство такое, – подумал старик, – и мыть-то эту штуковину проще простого – прополоскал в воде, как чищеную морковку, и все дела».

Решил Силантий сделать своей Марье на семидесятилетие подарок, сюрприз, то есть. Ну, а сюрприз, на то он и сюрприз, что о нём никто не должен ведать раньше положенного срока. Силантий только у внука поинтересовался, где такую ценную вещь приобрести можно. Внук от изумления глаза вытаращил и, с трудом сдерживая хохот, спросил:

– А тебе-то зачем эта штука?

– Да так, я просто так спросил, для антиресу, – уклонился Силантий от прямого ответа. Уклонился исключительно потому, что внук может опередить его и тоже купить в подарок бабушке эту штучку.

Назавтра Силантий поехал на маршрутке в райцентр и быстро нашёл «Секс-шоп». Внук сказал, что только там продают то, чем Булат коктейли делает. Быстро нашёл, потому что добрые люди маршрут подсказали. Правда, они почему-то удивлялись тому, что именно эта торговая точка нужна старику, по нескольку раз уточняли, но старик упрямо твердил, что «тое», за чем он ехал в такую даль, находится только в «Секс-шопе».

Подарок на Марьин юбилей Силантий увидел сразу. Ткнув скрюченным артритным пальцем в стекло витрины, он обратился к молоденькой продавшице:

– Покажи-ка, внученька, мне тую вещицу.

Девушка с изумлением, точь-в-точь, как внук Сергей и те добрые люди, воззрилась на старика и с трудом выдавила:

– Дедушка, вам-то это зачем? Вы что, гей?

– Та ни, я не Гей, я Силантий. А еты струмент я хочу подарить своей Марье на юбилей. Ей через месяц семьдесят годков стукнет.

– А Марье-то он зачем в её возрасте? – ещё больше удивилась продавщица.

Силантий в свою очередь удивился неразумности молодёжи:

– Як зачем? Старая она уже, у ей же руки болят взбивать яйца там со сметаной или муку на блины размешивать. А с этим миксером раз-два – и готово!

После того, как довольный покупкой Силантий покинул «Секс-шоп», там долго стоял гомерический хохот.

А вот Марья не стала смеяться, когда сияющий, как юбилейный рубль, Силантий вручил ей этот «миксер». Она всё поняла, потому что понимала своего старика лучше, чем понимали его все родные и знакомые, понимала его даже лучше, чем он сам себя понимал – как-никак, а их золотая свадьба уже позади…

В неоплатном долгу

Светлой памяти моих самых родных людей посвящается…

Пенки с топленого молока

Говорят, у человека не может быть две родины, как не может быть двух матерей. Неправда! У неё было две матери, две родины и даже два отца. Вот только бабушка была одна-единственная. Одна на двоих. Варвара Трофимовна, которую все называли баба Варка.

***

На широкой русской печи всегда тепло и уютно. Пахло тыквенными семечками и луком, днем там можно играть в костянки, а по вечерам слушать бабушкины сказки, в которых всё хорошо заканчивалось. Волька любила её, эту русскую печь, любила свою бабу Варку, тётку Машу, дядьку Василя, который являлся не только родным отцом её двоюродного брата Коли, но и крестным самой Вольки.

Вообще-то, Волька была Ольгой, только белорусы это имя произносят, как Вольга, а уменьшительно-ласкательно – Волечка или Волька. Против Вольки Ольга не возражала, ей было всего три года. Но она возражала против того, что баба Варка, снимая пенки с топлёного в глиняном горшке молока, давала эту вкуснятину не только ей, но ещё и Коле, хотя Колю Волька очень любила. Зимой он катал её на санках, летом – на велосипеде, рвал для неё самые вкусные яблоки, самые сочные вишни и всегда защищал от противных соседских мальчишек. Ему она готова была отдать все, кроме желто-коричневой и бесподобно вкусной молочной пенки.

Коля тоже любил Вольку и каждый раз собирался уступить ей свою долю пенок, но когда баба Варка протягивала ему деревянную ложку с этим исходящим парком чудом, сам не понимал, как оно оказывалось в его желудке. Он виновато смотрел на Вольку и шепотом обещал исправиться к завтрашнему утру, а сегодня отдать ей в качестве компенсации одну из своих двух конфет, которые вечером как подарок «от зайчика» принесёт им батька. Таким образом, у Вольки их будет целых три!

Коля был чуточку постарше своей сестренки и уже умел считать до десяти.

Волька называла крестного папой, а свою тётку Машу – мамой. Они не делали различия между родным сыном и племянницей. Напротив, Вольке всегда доставалась большая доля внимания, потому что она младше Коли, она девочка и слаба здоровьем. Да разве могло быть иначе, если родители Вольки два года назад привезли её к ним восьми месяцев от роду и уехали опять на Сахалин? Нет, у Вольки хорошие родители, они не бросили её, просто так сложились обстоятельства, что остаться на материке у них не было никакой возможности.

Вот поэтому и получилось, что тётя заменила Вольке мать, крёстный – отца, Коля – родных братьев и сестер, а баба Варка – всех прочих недостающих родственников. И не только на три года – на всю её, Волькину, жизнь.

Сахалинское заточение «врагов народа» и родителей Вольки, наконец, сменилось Сибирью, куда они и увезли трёхлетнюю дочку. Увезли, чтобы через год вновь посадить её на теплую печь под крыло доброй бабы Варки, тётки Маши и крёстного. Волька была больна.

Белорусская семья опять отпаивала девчушку парным козьим молоком (кстати, именно для неё было приобретено это экзотическое для тех мест животное) и свежими куриными яйцами. Выходили. Ожила Волька.

Дети снова вернулись к прежним играм, баба Варка так же, как и год назад, баловала их вкусными пенками и рассказывала сказки, а батька после работы приносил им по две конфеты «от зайчика», одну из которых Коля, как и прежде, отдавал сестрёнке.

Так и металось Волькино полосатое чёрно-белое детство между Сибирью и Белоруссией.

К тому времени, когда Колю призвали на службу в армию, Волька стала уже Ольгой, жила в Сибири и заканчивала среднюю школу. Теперь их связывали письма да бесконечная родственная любовь брата и сестры. Куда пойти учиться дальше? Здесь сомнений не было. Только в Белоруссию, только туда поедет она! К бабе Варке, к тетке Маше, к крёстному! А там и Коля вернется, и опять они будут все вместе. Конечно, игра в костянки и пенки с топленого молока остались в детстве, но Ольге, пусть и повзрослевшей, так не хватает её старшего брата и любимой белорусской семьи!

Баба Варка решительно не желала признавать «русскую взрослую Ольгу» и звала её прежним именем. Да и для тёти Маши с крёстным она оставалась всё тем же маленьким, беззащитным дитём, той же Волькой, пусть даже теперь она и учится в университете.

Коля отдал свой воинский долг сразу двум республикам (призванный на службу в Белоруссии, служил в подмосковном Реутове), вернулся домой и женился на красивой, доброй и отзывчивой девушке из соседней деревни Храковичи. Так в их семье появилась ещё одна Волька. Вольки стали подругами.

А потом жизнь развела их в разные стороны. Переписывались. Но после Чернобыльского коллапса Волька потеряла свою родню.

Коля сам отыскал её. Через годы. Через расстояния.