Якобинец

На улице ночного города он и убил человека, а точнее насильника. Как это произошло?

Он ехал верхом по слабо освещенной улице на окраине Нанта, чувствуя себя вполне уверенно, это грело душу свидетельство Комитета Общественного Спасения, спрятанное на груди.

В мрачном от всего увиденного настроении, Норбер закурил… Женский крик заставил его пришпорить коня…

Молодая женщина отчаянно кричала и вырывалась, но жители были напуганы и никто не торопился на помощь… Они боялись вмешиваться, кто знает, отчего она кричит, а вдруг ее «всего лишь» пришли арестовать?

Коренастый мужчина уже прижал её к лавке, еще чуть и он своего добьётся…

Что вызвало безудержное бешенство Норбера, то, что на голове разбойника гордо красовался красный колпак санкюлота! Ну же, уроды-хамелеоны, вы убиваете нас, но не позорьте!

Он резко остановил коня и соскочил с седла, положив руку на кобуру и уверенным, пружинящим шагом крупного хищника быстро направился к ним.

– Чего тебе нужно? Убирайся, езжай своей дорогой!, – огрызнулся, обернувшись, субъект – может сам не прочь, тогда после меня!»

От последней фразы кровь бросилась в голову, не вступая в спор или в драку, Норбер молча, выплюнул окурок и выстрелил в упор. Тип судорожно дёрнулся, съехал с лавки и затих.

Молодая женщина тихо плакала, нервно дрожа и села, прижимая светловолосую голову к коленям. В эти минуты Норбер внимательнее рассмотрел её, совсем молода, на вид ей не было и 25 …

– Гражданка, нам нужно немедленно уходить отсюда, я провожу вас до дома!, – он произнес эти слова подчеркнуто мягко и тихо.

– Господи, я должна была бы поблагодарить вас, а у меня нет ни сил, ни слов… я живу далеко отсюда, в центре, ради Бога, помогите мне найти мою дочь, они увезли детей в порт, в пакгауз, умоляю вас, надо торопиться, промедление грозит моей девочке смертью!

– Что здесь происходит?! Кто увез детей и зачем?!

– Кто?! Разве вы не понимаете, откуда же вы? Они уже арестовали так много людей, и какая разница, что среди них старики, даже молодые матери с детьми! Их там немало! Называют себя «ротой Марата»!

– Наемные головорезы, маскирующиеся под санкюлотов, завербованные Карье для исполнения приговоров?, – догадался Куаньяр.

– Бандиты или санкюлоты, какая разница!, – вдруг озлобленно вырвалось сквозь стиснутые зубы женщины.

– Думайте, что говорите, гражданка!, – чтобы подчеркнуть серьезность своих слов, Норбер резко поднял ее голову за подбородок и почувствовал, как она мелко и нервно задрожала, – это нервы, считаем, вы этого не говорили, я этого не слышал. Обычно такого я не прощаю! А сейчас к набережной…

Взял коня под уздцы…

Невзирая на ночной час, везде огни, везде нездоровая оживленность, опасность исходила отовсюду, Норбер ощущал ее каждой клеточкой тела. Женщина ни на шаг не отставала от него, слегка прижимаясь, бессознательно ища защиты.

В нём кипело бешенство и гнев, отвращение и некоторый ужас.. Среди этих вооруженных и озверевших людей возможно всё. Холодом и отвращением отозвалась память.. Аббатство.. сентябрь 92-ого..

Проталкиваясь среди них, он думал: «Какие к дьяволу это патриоты? Обычные наемники, причем с самым тёмным прошлым! Или… среди нас действительно есть такие фанатики, готовые лично топить и поднимать на штыки?!»…

Красный колпак сам по себе еще не делает человека революционером, эту честь нужно заслужить, а по этим плачет эшафот, причем при любом режиме! Среди настоящих патриотов свидетельство Комитета спасение, а среди этих? Застрелят или отправят под нож без суда?…И всё же надо рискнуть!»

– Гражданин!, – остановил он первого попавшегося человека за рукав, – где я могу увидеть председателя якобинцев?

Тот пытался отмахнуться:

– Где его искать в такой час! Должно быть он дома! Ищите его сами! Откуда вы взялись, такой умный!, – попытался вырвать руку.

– Из Парижа, – резко отозвался Норбер, – именно сейчас он мне и нужен! Дело срочное! К тому же я должен знать, что в данный момент здесь происходит, на набережной и особенно в пакгаузе. Что бы это ни было, акция должна быть приостановлена. С Карье буду говорить сам. А пока мне нужен председатель!

Человек перестал вырываться, он растерялся, Куаньяр держал себя строго и властно, как человек, имеющий право приказывать:

– Даже не знаю.. Возможно, он еще в клубе…

– Вот вы нас и проводите и как можно быстрее…

Человек встретился взглядом с Куаньяром и счёл разумным согласиться.

У входа в основной зал с трибуной и амфитеатром скамей Куаньяр мягко сказал женщине:

– Останьтесь здесь и подождите меня!

Председатель местного якобинского общества Венсан де Ла Монтань выглядел крайне усталым, мрачным и озабоченным. Он поднял брови, прочитав свидетельство Комитета Общественного Спасения.

– Есть небольшая проблема, гражданин Куаньяр. Приостановить акции мы никак не можем, хотя и пытались выразить протест, это решение комиссара Карье. А объяснить, пожалуй, сможем. В переполненных тюрьмах Нанта началась эпидемия тифа, люди крайне напуганы. Были предложения частично освободить тюрьмы, выпуская наименее опасных заключенных, но были и другие предложения, наиболее экзальтированные кричали: «Бандитов в воду!» В конечном итоге решение было за комиссаром, и он принял именно это последнее предложение..Отчего? Рискните спросить у него сами. Если вы о том, что происходит на набережной, там стоят барки, готовые принять этих заключенных…

– А что касается пакгауза?! Что вообще там происходит? Зачем? Там заперто немало священников, стариков и даже подростков обоего пола, я видел даже беременных женщин, их что же, тоже на барки и за борт, гражданин?!, – тон Куаньяра против воли стал крайне жёстким.

– Говорите всё это Карье, почему вы с этим пришли сюда?!, – в тоне председателя звучала досада и злость от собственного бессилия, – только будьте осторожнее, данные вам права это всего лишь полномочия наблюдателя, а если что-либо помешает вам вернуться в Париж и представить доклад?

– Это угроза, гражданин председатель?, – Норбер медленно поднялся со стула, – я приехал не один и если я не вернусь…

– Нет, по крайней мере, угроза исходит не от клуба…, – уклончиво ответил председатель.

– От самого Карье?, – Норбер понимающе кивнул, мрачно улыбаясь.

Председатель молчал. Но молчание было выразительнее слов.

– Последняя просьба к вам, гражданин председатель. Я понял, что вы честный патриот, я таких людей чувствую тонко. Дайте мне людей для сопровождения и охраны, мне нужно быть в пакгаузе, нужно срочно найти одного человека… одного ребёнка…

– Личная заинтересованность?, – на бледных губах председателя мелькнула усмешка, он видимо сделал свои выводы.

Теперь Норбер вежливо уклонился от ответа, пусть думает, что хочет, так даже лучше.

– Вот по залу бродят как потерянные человек 12, здесь от них сейчас толку нет, они и пойдут с вами, больше я ничем не могу вам помочь.., – и громче, – граждане, вы должны сопроводить этого человека в пакгауз и…подчиняться его решениям, он из Парижа от Комитета, но тсс, всем знать об этом ни к чему.. Хитро улыбнулся, взглянув на Куаньяра.

– Благодарю вас, гражданин, – Норбер выразительно наклонил голову и вышел в коридор, – гражданка, -он обратился к своей спутнице,– мы войдем в пакгауз вместе, сами будете искать вашего ребенка…

Пакгауз производил не менее тяжелое впечатление, чем нездоровое оживление на ночной набережной… Только через два часа несчастная смогла найти свою дочь, она вышла, дрожа и пошатываясь от нервного напряжения и держа на руках 5-летнюю белокурую девочку.

Норбер невольно вздрогнул от ощущения чудовищности момента, сколько же еще немощных стариков, женщин, детей и подростков должно было там остаться и что же их всех ждёт, его больно коробило от чувства абсолютного бессилия. Внезапно ему стало душно, так, что хотелось разорвать на себе галстук.

Гражданин Карье, есть же здравый смысл и предел человеческому терпению! Тебе придется ответить за всё!

Ждите своего часа Тальен из Бордо, Фуше и Колло из Лиона, Баррас из Марселя, друзья писали точно о том же…

Принимать страстную благодарность молодой матери было скорее неловко, чем приятно. А как же те, другие? Он ничего не может сделать для них!