Якобинец

– Во имя Бога! Постыдитесь или у вас нет сердца?! Проявите милосердие, он даже не может защищаться!

Коренастый тип, сузив бычьи глазки, с трудом подавил ругательство:

– Я добрый роялист, сударыня, но отличие от меня вы еще и дворянка. Почему вы защищаете якобинца? Вы должны ненавидеть их еще сильнее, чем я. Отойдите же, мадемуазель и дайте нам расправиться с этим разбойником!

В бешеном возбуждении он грубо схватил ее за руку, девушка стала звать на помощь, грубияна оттащили. Отвлекшись на умиротворение, толпа успела слегка остыть и сразу расступилась, когда сквозь ее ряды протолкался низкорослый мужчина лет 37-38 с властными манерами. Сам арестант, он имел определенное влияние на людей даже в тюрьме.

– Зачем вы вмешались, Масье, чёрт побери!, – огрызнулся несостоявшийся убийца, – мир сошел с ума, если аристократка защищает якобинца!

Масье молча, отстранил его плечом и внимательно рассмотрел потенциальную жертву. Не сразу, но он узнал бледного до цвета зелени незрелой оливки окровавленного молодого человека, сидящего перед ним. Коренастый субъект, окинув Куаньяра бешеным взглядом сплюнул себе под ноги, но с вновь пришедшим отчего-то спорить не стал. Тем временем толпа заключенных, зло и разочарованно ворча, разошлась.

Жером Масье был из тех жирондистов, которые отвергли вождей-изменников и не поддержали федералистский мятеж лета 1793 года, честные республиканцы, они согласились на сотрудничество с якобинцами во имя общих целей и победы революции.

Люди Амара из Общественной Безопасности и ультра-радикалы Эбера однако, часто напоминали о них революционному правительству, упрямо стараясь отправить на эшафот.

Не раз Робеспьер личным вмешательством спасал жизни этим 73-м, навлекая на себя этим нелепые подозрения. Он не мог единоличным решением освободить их, но и не позволял уничтожить к немалой досаде и раздражению коллег из Общественной Безопасности.

– Пусть не будет новых и напрасных жертв гильотины…, – так отвечал Робеспьер по этому поводу.

Невзирая на ряд глубоких идейных разногласий Масье и Куаньяр сохраняли вполне добрые человеческие отношения, он часто справлялся об условиях содержания Масье.

– Вас трудно узнать, – сказал Масье. Еще бы, кровь, засохшая на лице, напоминала жуткую маску.

Молодая женщина ловко смыла кровь с лица и шеи раненого, перевязала ему голову и наконец-то принесла чистую воду. От Клерваля он не дождался ни врача, ни глотка воды!

– Благодарю вас, гражданка, вы очень добры ко мне. Не знаю, чем я заслужил такую заботу, – невольно сорвалось с его губ, – если вы действительно из «бывших», я не понимаю…

– Сударь, я не только дворянка, но еще и христианка. К тому же я вас запомнила. Это вы мне дали платок, когда потеряв от ужаса всякую гордость, я со слезами упала перед Клервалем на колени, это вы ответили, что моего имени нет в списке, в то время, как Клерваль только оттолкнул меня. Это была я, Анжель де Сен-Мелен.

Не без удивления Норбер, молча, выслушал ее.

– Не думал, Масье, что встретимся в таких обстоятельствах…

Жирондист энергично кивнул:

– Да.. Считаю, что на днях они объявят амнистию. Если повезёт и «умеренные» республиканцы вернутся в Конвент, я обещаю добиваться вашего освобождения, а если понадобится, то соберу подписи в вашу защиту.

Уверен, многих в Майенне и в Лавале росчерк вашего пера отправил на эшафот, на это обвинение и сделает упор, но многим невинно подозреваемым вы спасли жизнь, в этом числе и я, «ваш покорный слуга». Я помню об этом, считаю, что и другие не откажут вам в справедливости…

Губы Куаньяра дрогнули в горькой усмешке:

– Я не жду справедливости.. Где она? Его они убили без суда…

Масье сразу понял о ком идет речь и сухо произнес:

– Не будем об этом. Эту тему мы понимаем разно. Лично вам я постараюсь помочь.

Норбер повернул голову к молодой женщине и мягко коснулся ее руки:

– Вам повезло. Прериальский декрет сильно опустошил тюрьмы в эти жуткие для всех нас два месяца.

– Вы правы. Меня спасло чудо. Домогательства Клерваля поставили меня на край гибели. Этим чудом стало покровительство некоего гражданина Жюсома, человека видимо влиятельного и менее жестокого, чем другие якобинцы, – и тут же спохватилась, выдохнув, – ох, извините, пожалуйста, я совсем забыла, что вы… тоже…, – она смутилась окончательно.

Куаньяр устало пожал плечами:

– Цареубийца? Монстр? Революционный фанатик? Для роялистов всё так и есть.

Масье встал:

– Ладно, притащу свой матрас сюда. Не ровен час эти безумцы надумают вернуться и попробовать всё-таки вашей крови… На Клерваля надежды нет, он появится не раньше, чем с вами всё будет кончено, надеюсь, вы сами уже это поняли.

Девушка осталась сидеть рядом:

– Простите, кажется, я невольно обидела вас…

– Нет – он сделал слабый отстраняющий жест, – но скажите мне, ваш защитник, Жюсом, слегка рыжеват, невысок ростом, юношески сложен.. Пьер Жюсом?

Молодая женщина оживилась:

– Пьер Жюсом, да! Он был добр ко мне, куда он исчез?

– Я сам хотел бы это знать. Я прошу вас после освобождения, а я уверен, что через неделю максимум вы будете свободны, зайдите на улицу Сен-Флорантэн, дом 14 квартира 28. Скажите, что от меня. Эти люди тоже из «бывших», граф де Бресси и его племянница Луиза де Масийяк. Скажите, что я еще жив и содержусь в Карм. Очень прошу вас, сообщите ей, что я ещё жив!

Грустно, почти умоляюще смотрели на нее усталые темные глаза с покрасневшими белками. В порыве невольной жалости Анжель взяла его руки в свои:

– Обещаю, я найду этих людей, найду.. её, как только сама буду свободна! Один республиканец… его зовут гражданин Лавале, сказал вчера, что моё освобождение будет возможно уже совсем скоро… Правда, он так мрачен при этом, словно ждет чего-то еще худшего, а по мне так куда уж хуже?

Среди ночи Норбера разбудило чьё-то горячее прерывистое дыхание и торопливые, весьма откровенные прикосновения и ласки. Сделав резкий жест, он поймал тонкую женскую руку:

– Что вы делаете? Кто вы?

– Какая тебе разница, якобинец? Я женщина и этого достаточно!, – раздался свистящий шёпот. Рука действовала уверенно, влажные губы страстно приникли к его губам, целуя и покусывая их. Схватив женщину за обе руки, Норбер слегка отодвинул ее от себя.

– Что на вас нашло? Зачем? – шёпотом спросил он, невольно думая при этом, разбудила эта чокнутая эротоманка спящего по соседству Масье или нет?

– Я очень хочу заняться с вами любовью, до ареста у меня уже был любовник якобинец, это что-то особенное. Экзотика, всё равно, что заниматься этим с дикарём, кровожадным, свирепым, но чувственным и страстным..

– С чего вы решили, что я такой», – Норбер решительно отстранялся от её рук и губ.

– Я уверена в этом. Если у ваших товарищей столько дикой страсти на трибуне, столько бешеной энергии, чтобы ловить нас по 18 часов в сутки, меня арестовать пришли среди ночи, значит и во всём остальном у вас обстоит не хуже. Ты красивый, я рассмотрела тебя еще вечером, – тонкие руки ловко проникли под сорочку, и принялись умело ласкать его исхудавшее нервное тело. Боль в разбитой голове, усталость и воля боролись с растущим возбуждением.

– Что ты теряешь, якобинец? Тебя всё равно ждет казнь, стало быть, я последняя женщина в твоей жизни…

– Благодарен за лестные представления о моих мужских способностях, мадам, но прошу вас, уйдите. Я не расположен заниматься с вами любовью, даже если бы был здоров. Не в моих правилах развлекать распутных аристократок.., – и продолжал громко, обращаясь к Масье, – Жером, прошу вас, принесите мне воды..» Женская тень отшатнулась, вскочила и растворилась в темноте.

– Чертова извращенка!», – пробормотал он сквозь зубы, когда Масье подал ему стакан воды, – и добавил, морщась от неловкости, – не сомневаюсь, что вы всё слышали?

Масье , криво улыбаясь, пожал плечами: