Веселый Роджер

Глава 16

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 9

Жить на юге должны красивые люди – такие как Вера, например. Вон идет по пляжу босиком в легком коротком платье с открытой спиной, в котором была на ужине. Интересно, она в лифчике? Лямок-то на спине не видать. Загадка на миллион. Полагаю, сегодня за столом все думали только об этом. Ну, по крайней мере я – точно.

Как я и говорил выше, Сочи создан для красивых людей, а не для таких чучел, как я. Конец мая, а тут жара двадцать пять ночью, одежда слетает сама по себе, без усилий. Но только не с меня, разумеется. Джинсы с толстовкой сидят как влитые, крепко и навсегда.

Вера ходит по камешкам, туфли держит в руке, мочит ножки в еще прохладном море, ойкает, отбегает и снова подходит, мочит.

– Купаться хочется, – говорит она.

А мне хочется пошутить, что ей не впервой в ледяной воде, но я благоразумно сдерживаюсь. Хватит уже про Артёма, надоел.

– Если приехать через пару недель, можно будет поплавать, море как раз прогреется. В этом году весна на удивление жаркая.

Вера кивает, бегает на цыпочках по мокрым камням, как маленькая.

– Спасибо, что привез меня сюда, чувствую себя другим человеком! – произносит с восторгом.

– Периодически море необходимо всем людям, – улыбаюсь я, любуясь на нее.

Она садится на корточки, трогает воду, ссутулившись. Спина голая, каждый позвонок выделяется. Чтобы уничтожить прелесть момента, говорю:

– Почему ты не толстая?

Вера резко оборачивается, хмурится:

– В смысле?

– Ты же повар, все хорошие повара – толстые.

– Да ну тебя. Глупейший стереотип.

– Нет, ну правда. – Я подхожу ближе, но не слишком, чтобы не замочить обувь.

– Когда ты в последний раз купался? – Вера поднимается, смотрит в глаза.

Она такая серьезная, что избежать взгляда и разговора практически невозможно. Застала врасплох.

– Давно, – признаюсь почему-то тихо.

Освещение скудное, но она так близко, что, вероятно, может читать по губам.

– Никогда ни перед кем не раздеваешься? – спрашивает так, будто это не одна из самых больших проблем в моей жизни.

Будто мы опять обсуждаем ее потрясающие салаты и бутерброды с руколой, которой сегодня я съел столько, что впору почувствовать себя травоядным животным. Вера как будто не стесняется говорить со мной на эту тему, не чувствует вину за то, что я урод, а она – нет. Обычно все, кто знает о моих шрамах, ведут себя именно так. И я великодушно прощаю им то, что они красивы. Больше этой темы мы не касаемся никогда.

А Вера хочет услышать ответ. Да что с ней не так-то? Веди себя, как и все, Вера. Ты не понимаешь, что ставишь меня в неловкое положение? Где твоя гребаная тактичность?

Отрицательно качаю головой.

– Тебя можно понять, – грустно говорит она, бросает беглый взгляд на мой живот и отворачивается к морю.

В этот момент внутри что-то обрывается. Зачем я позвал ее сюда и веду себя так, словно она ничего не видела? На что надеюсь? Вера знает, прекрасно помнит, какой я на самом деле. Смотрит на меня и видит урода, от которого тошнит. Которого хочется обнять и плакать, но никак не подпускать к своему телу. Кретин. Прикрываю глаза, чувствуя, как земля уходит из-под ног. На одну лишь секунду позволяю чувствам взять верх, затем беру себя в руки. Это я делать умею, часто тренируюсь. Профи.

Вера смотрит вдаль, я – на ее профиль. Я знаю, что ее левая грудь чуть больше правой, и эта асимметрия сводит с ума. Еще я знаю, что, если вести языком по ее соску снизу вверх, она перестает дышать, замирает, а пальцы так напрягаются, что становятся скрюченными, как веточки у дерева. Если бы я был нормальным мужиком, она бы, вероятно, сжимала, царапала мои лопатки, делясь эмоциями. Но это невозможно, потому что лопатки были обожжены огнем и теперь покрыты уродливыми шрамами. И каждое к ним прикосновение балансирует на грани между Фоновой и Прорывной. Вы помните о моих подружках? Не стоит и мне забывать, что они никогда не уступят меня другой женщине.

– Знаешь, – говорит Вера бархатным, мелодичным голосом, – когда смотришь на море, слушаешь, как оно шумит, чувствуешь, как лижет пальцы, а на языке одновременно будто соль и свежесть от влажного воздуха, хочется пообещать, что обязательно вернешься к нему. Давай, что бы ни случилось, пообещаем, что вернемся сюда еще раз, в сезон, и искупаемся. Ночью. Голыми. И никто не увидит твои шрамы и мою задницу. Поверь, я стесняюсь ходить перед другими без одежды не меньше, чем ты – показывать свои шрамы.

Сердце колотится, как сумасшедшее. Кожа горит, но не как во время приступа.

– Почему? – спрашиваю. – Ты красивая.

Вера поворачивается и смотрит на меня.

– А, по-твоему, все красивое нужно выставлять напоказ?

Я смотрю на нее в упор, руки зачем-то сами находят ее ладони и стискивают их.

– Нет, я так не думаю.

– Почему сейчас не модно раздеваться только перед одним мужчиной? И, если есть что показать, нужно обязательно показать? Вы, типа творческие люди, растлеваете молодежь.

– Ой, да ладно, – усмехаюсь. – В вашей природе хвастаться и демонстрировать красоту. Я всего лишь отражаю ее.

– Вообще-то я была полненькой в школе, а потом на одной из девчачьих посиделок узнала, что единственная среди подружек в десятом классе нецелованная, хотя многие уже вовсю спали с мальчиками. Посмотрела на себя в зеркало и поняла почему. – Вера комично надувает щеки. – Села на диету, которая через полгода привела к анорексии, и я успешно похудела до тридцати восьми килограммов.

– Да ладно.

– И только ближе к концу колледжа нашла идеальный баланс между соотношением жира, мышц и костей. Меня спасли спортзал и правильное питание.

– Серьезно? Ты блевала после каждого обеда? – расплываюсь я в улыбке, но Вера смотрит строго, и веселиться вмиг перестает хотеться.

– Только об этом практически никто не знает. В Москве так ты первый, кому я решилась признаться. Я подумала, тебе будет легче, если я сравняю счет по страшным секретам. Один – один, Белов?

– Требую фотографий. Не верю.

– Я покажу тебе.

Наши пальцы переплетаются, лица так близко, что я чувствую ее дыхание. Вера жмется ко мне, как будто ее не отталкивают шрамы, а я понимаю, что еще немного, и упрусь кое-чем ниже пояса ей в живот. Интересно, как она это воспримет? Лишь бы не забыла про правила, не коснулась меня. Пляж бесконечный, пустынный, прятаться негде. Придется нырять прямо в море.

– Вик, я замерзла, – говорит Вера.

Я одалживаю ей свою толстовку, и мы идем в сторону машины отца, держась за руки. Может, и не зря София выпихнула нас подышать морским воздухом на ночь глядя.

– А ты когда-нибудь кому-нибудь показывал шрамы? Кроме врачей и мамы? – спрашивает Вера уже в машине, все еще кутаясь в мою одежду.

Я включаю печку.