«А ведь это и впрямь обо мне». Она еще увидела, как рассказчика толкнули в бок, и молча, кивнули на неё.
Анна опустила глаза и принялась, с полуулыбкой, пить не то компот, не то кофе. Это было неважно, что пить, важно было сыграть мизансцену владеющего ситуацией человека.
У окна, в наступившем молчании, задвигали по бетону стульями и, наконец, мимо, гуськом, потянулись с подносами молодые люди. Громыхнув посудой, они где-то стороной прошагали к выходу.
Захлопала дверь, запуская клубы морозного воздуха, и мимо неё пошел тот, в блестящей коже.
Поравнявшись с Анной, он, не останавливаясь, четко разделяя слова, произнес. – Ну спасибо, спасибо, спасибо.
Это была свобода!
ГЛАВА 3
Она наслаждалась репетиционным процессом над «Бесприданницей». Наконец-то главная роль, и даже без второго исполнителя!
Возросшая амбициозность изменила и отношение к ней молодой труппы – она заняла пустующее место примы театра.
Помнила ли она зимний кошмар? И да, и нет. Помнила как давно происшедшее, в какой-то позапрошлой жизни, – её размеренная жизнь не оставляла место даже ночным кошмарам.
Много времени у неё отнимали походы в поликлинику, но к высиживанию перед дверью к врачу, она приноровилась, используя время для заучивания диалогов.
Перед сдачей спектакля худсовету, её, прямо со сцены, увезли по «скорой».
Боль в позвоночнике, чуть не приведшая к шоку, уложила её на операционный стол, и Анна провела в гипсе около двух месяцев.
Раздробленные и смещенные суставы начали гноиться, болезнь отгородила её от всего мира, и все было подчинено стремлению выкарабкаться. Она читала и конспектировала в тетрадях любые публикации по фитотерапии и лечебной диете, все что приносил вместе с яблоками, Ефим.
Иногда, во сне, она играла «Бесприданницу», но днем эти мысли её уже не тревожили.
Перед гастролями она вышла из больницы, спокойно отнесла бюллетень в театр и забрала свои вещи из гримерки. Все, кто её видел, узнавал с трудом – Анна располнела, но, главное, изменилась она сама.
– Исчез темперамент, смотрит как рыба.– Подытожил главреж.– В театре появился балласт.
Она поехала к морю за солнцем и витаминами.
Вернувшись в Абакан, удивила коллег массой баночек и кастрюлек с какими-то салатами и маринадами, что готовила дома и кушала в положенное время в гримуборной.
Бутылочки с настоями и таблетки в импортных упаковках сопровождали ее всюду, слово «рыба» теперь было неотделимо от нее в глазах труппы. В новые спектакли её не ставили. Театр исчезал из её жизни.
В конце сентября, к ней забежал взволнованный Шрайдер.
– Нюрочка, лапуля моя! У меня к тебе дело огромной важности! Скажи, что поможешь, а то у меня голова кругом идет. Пойдем ко мне, скажешь, на взгляд женщины, что там не так.
– То есть? – Не поняла Анна.
– Приедет моя старая знакомая по томскому театру. Ты слышала, что в театре будет новый художник? Так это она и есть. Пока решают с городом вопрос о квартире – поживет у меня. Может, что передвинуть или помыть где-нибудь..
– Вот, вот! Именно помыть, и не где-нибудь, а повсеместно. Попроси лучше театральную техничку, все блестеть будет в твоей холостяцкой норке.
То, что знакомая Фимы оказалась молодой женщиной, задело её. Она смотрела из окна, как они выходили из такси, ведя за руку кроху ребенка.
– Вот и Фима для меня потерян. Ну, а что ты хотела? – Сказала своему отражению в стекле Анна.
– У него есть вкус, и он еще интересен женщинам-.
Её размышления прервал звонок в дверь, Анна вытерла лицо и открыла. На пороге, кутаясь в пуховую шаль, стояла приехавшая, и где-то за её плечом примостился улыбающийся Шрайдер.
Незнакомка внезапно обняла Анну.
– Я Доминика. Нужно звать Никой. О вас знаю все. Фима писал. Мы с ним друзья.-
Решили собраться с мыслями, и через час провести вечер у Фимочки.
– У него уже и чемодан собран. Идет жить в общагу.-
Ника говорила все и сразу, чтобы не было недомолвок, Анна еще не встречала второго такого легкого человека, и ей это безоговорочно понравилось.
Все затихло с их уходом, и также бесследно исчезла горечь в ее душе.
«Интересно было бы её сыграть».
Анна подмечала нюансы в поведении Ники.
– Все в ней так просто и обыденно, а на сцене сыграть естественность невозможно, зафальшивишь с первого же слова.
Кончилось все тем, что она, вместе с остатками пиршества, очутилась на кухне и впервые рассказала всю историю покушения на её жизнь.
– Представляете, начальник милиции взял мое заявление и утешил, мол «преступник когда-нибудь все равно попадется». Сытый, довольный собой кабан с погонами! Ведь этот «когда-нибудь» уже убил трех женщин, изуродовал девушку, да и я была бы в их числе.
Увидев лицо Доминики, она осеклась.
– Извини меня. К людской черствости надо иметь привычку. Не получается думать плохие они или хорошие, они такие, какие есть. Хорошо будешь думать – получишь пинок в сердце, плохо – сердца вообще не хватит, чтобы просто жить. Ей богу, нужно мужество, чтобы просто жить.
– Я бы так, как ты, не смогла. Из кожи бы вылезла, но наказала на всю им оставшуюся жизнь! – Ника дернула себя за прядь волос.
– Кислотой бы облила, чтоб рожи до скончания века прятали от людей!
Анна, вдруг повеселев, рассказала о своей тайной беседе с ректором института.
Результатом она осталась довольна – ректор дал ей слово, что к концу года выкинет всю компанию из института.
Слово свое он сдержал. Кроме того, имел встречу в отделе пропаганды горкома партии, куда, вскорости, пригласили и Анну.
План мести срабатывал.
Завотделом была женщина, которая, отводя глаза от трости, носимую Анной после операции, долго и вежливо объясняла, что не может сын секретаря парторганизации института быть замешан в криминале. Правда, родители на него в обиде за непослушание и большую трату денег, но это лишь от молодости, и пройдет когда-нибудь. Кстати, он женится и, вместе с папиной «Волгой», переезжает к жене в Черногорск.
– Это городок в двадцати минутах езды до Абакана. Почти ссылка!