В дверях возник Ефим, выставив вперед ногу в раздолбанной шлепке и изображая римского сенатора, вопросил: – Эттт чо? Теперь всегда так будет?
– А между нами, девочками…
– О нет! – Пискнул он и быстро задвинул ногу.– Боже меня упаси! – Донеслось вместе со шлепаньем.
– Мое кредо – мужик должен знать свое место в доме! Иначе будет не дом, а клетка с тиграми! – Удовлетворенно изрекла Доминика.
«Да! Рядом с ней, я из разряда средненькой актрисы попадаю в разряд посредственных женщин. У Ефима есть с кем сравнивать».
ГЛАВА 4
Жизнь Анны распределилась сама собою между этими людьми, больницей и редкими спектаклями, в которых она доигрывала за кем-нибудь, кто на время выпадал из обоймы. «Бесприданницу» она играла, но во втором составе и не часто.
Круглосуточное пребывание Ники в театре, где с приглашенным режиссером Преображенским они хулиганили, работая над «Швейком», обрекло её на положение няни. Она с энтузиазмом взялась за воспитание малышки Ники в плане этики и эстетики. Ребенок, по малолетству, поддавался, но быстро приходил в себя, общаясь с дядей Фимой, в их долгих походах за провиантом.
Ранней и быстрой хакасской весной, Доминика буквально влетела в квартиру Анны. Она уселась на кухне, всем своим видом говоря: ну спроси же меня!
– Что случилось?
– Ты не волнуйся! – Ника опасливо глядела на затянутую в тугой корсет Аню. – Он по-пал-ся!
Анна прислонилась к косяку.
– Ты серьезно? Где ты узнала?
– В гостинице. Забежала к Преображенскому, а там девчонки из парикмахерской рассказывают. Значит так! Вчера вечером, какая-то каратистка ехала домой на окраину в автобусе. Он за ней потащился, туда, где новые дома на летном поле. Напал на неё, от счастья штаны наверно обсикал, гад! А она не только его уделала в хлам, но и в милицию притащила. Он сейчас там, в подвале, а родители в горкоме пороги лижут. Ну что ты, Аня? Все же исключительно справедливо! Теперь этот мент к тебе сам припрется, вот увидишь, и, наверное, скоро. Ты лучше подумай, как с ним разговаривать. Есть сведения, что в Черногорке, зимой, убита женщина и таким же способом. Мы тебя решили не информировать, чтоб не переживала, а сейчас просто в тему. – Она укусила бублик со стола и, с набитым ртом докончила.– Ладно, Нюрок, я через пару часов прибегу. Преображенский макет отсмотрит, своё пф-фэ скажет и я свободна. Лизка с Фимой гуляет? И Фимка-то еще ничего не знает!
Она давно убежала, а Анна пришла в смятение настолько, что задрожали руки.
Прошло два года с события, перевернувшее её жизнь и сделавшее саму эту жизнь нереальной, как нескончаемый сон, от которого никак не проснуться. Она ходила, играла на сцене, превозмогая боль, месяцами пролеживая в хирургиях, но более не жила, не мечтала, а главное – не вспоминала ни о чем.
Ребенок Доминики, с большим именем Елизавета, – это и был сосуд, откуда Аня черпала для себя тревоги и улыбки на день. Кроху не сдали в ясли, и у неё были три няньки, включая Ефима на полставке, по его собственному определению. Весь их тесный мирок вертелся вокруг неё, а теперь прошлая, грубая действительность влезает в старательно выстроенную хрупкую жизнь Анны. Она прошла в комнату и посмотрела на пухлое лицо малявки, ища в ней защиту от начинавшегося раздрайва. Лисенок спал и был несказанно далек от Аниного одиночества.
С этого дня начались обсуждения темы, прежде негласно запрещенной в этом доме, и потому, как горячо говорили Ефим и Ника, Анна поняла, что они и ранее думали об этом, но в её присутствии никогда не позволяли себе высказаться, боясь за неё.
ГЛАВА 5
К директору Анну вызвали на утренней репетиции.
Рычков скромно расположил своё брюшко в угловом кресле. Молодой еврейчик Миша Птичка, чудом попавший на номенклатурную должность из администраторов филармонии, топотил за директорским столом.
Анна держала паузу, подчеркивая ожидание. Легкого разговора явно не получалось. Пришло время назвать вещи своими именами.
– Я был тогда неправ.– Зафальшивил майор.
– Вы дали уйти преступнику. – Сухо поправила Анна.
– Да, я виновен перед Вами. – Склонил голову Рычков.
– Дело не в вине, а в Вашем профессиональном преступлении. – Бесстрастно высказалась она.
Рычков передернул плечом.
– За 20 лет службы в органах, я принес немало пользы. Ему хотелось в свой кабинет, он с бешенством глянул на Птичку.
– Дело о серийном убийце ведет наш отдел, я прошу Вас написать заявление на открытие вновь Вашего… все протоколы сохранены, и Вы будете главным свидетелем обвинения. С нашей стороны будут представлены Вам всяческие гарантии безопасности.
– Это всё? – Она поднялась со стула. – Я подпишу только тот протокол трехлетней давности, где был опознан и назван нападавший на меня. Хочу, чтобы вы ответили за своё пренебрежение к моей безопасности. Я по Вашей вине живу эти годы в постоянном страхе.
– Подождите!
Его голос за спиной изменился. – Вы вправе наказать меня, я готов, но если Вы не согласитесь, убийца будет на свободе. Всё сведется к хулиганству, его адвокат уже работает в этом направлении. Вы, и только Вы, как единственный свидетель, видевший его в лицо, измените ход суда. За тех, убитых и будущих жертв, пожалуйста, согласитесь. Подумайте. Мы спрячем Вас.-
Она обернулась к нему.– Дороги, которые никуда не ведут, заводят дальше всего. Я устала от такой жизни». —
– У меня в Подмосковье живет теща, на сборы три дня. – Его лицо прочеркнулось улыбкой.
– Представляешь, они будут играть в хакасском костюме итальянскую жизнь!
Эта, шизнутая на национальном вопросе, Альбина, из «Хозяйки гостиницы» хочет сделать политический апофеоз женщин мира! Идут гречанки, итальянки, индуски и хакасски! Типа парада на первое мая, только без портретов и транспарантов. И все с азиатскими физиономиями!… Твою-то мать!
Попыхтев сигаретой, Ника окончательно взорвалась. – Да пол-Абакана нужно собрать баб для эдакой демонстрации! А сколько будет стоить спектакль? На одних костюмах театру хана придет. Я уж не говорю о темпераменте! Итальянцу нужно вьюном крутиться, чтобы сбросить энное количество энергетики, а нам северянам только руку поднять, и мы готовы! В фильме Проклова и Райкин из кожи выпрыгивают, чтобы создать итальянскую динамику движений! А у нас, жирненькие хакассочки неторопливо будут туфту гнать! И чем занимается отдел культуры?
Анна слушала вполуха, проигрывая в голове сцену в директорской.
Больше всего её занимал момент исчезновения директора, не замеченный ею. «Стало быть, накал разговора был таков, что он сбежал на всякий случай, а я и не увидела?»
– Да какие они хакасы, чёрт возьми! Самые, что ни на есть, северные китайцы! Завоевали Хакасию, аборигенов съели, и ассимилировались. Ты в их музее была? Культура двухслойная, как бутерброд. До девятого века один слой, а уж в одиннадцатом совсем другой. И одежда у них уйгурская, эти рубахи с оплечьями….
– Кстати, где Лизка?
Ника махнула рукой, мол все в порядке, и увидев в глазах Ани взбухающее негодование, быстро добавила, – В мастерской дрыхнет. Нормально у меня там, мышей нет, ацетон закрыт, ничего с ней за час не случится. Тебя дождемся и пойдем домой.
– Форточка закрыта? – Скорбно осведомилась Анна.
– Знаю, знаю – на сквозняке даже собака не спит.
– Я бы её взяла с собой, но на сцене дует, – Раздумчиво гнула своё Анна.
– Нет! Ты представляешь? – Обратилась Ника к голове Ефима, что просунулась в гримерку. -Лизку нельзя взять на сцену по одной причине – там сквозняк!
– Но, Никуша, там действительно сквозняк, Анюта права.
– А может Альбина не совсем шизик, а просто зафанатела? – Ника вопросительно смотрела вдаль.
– Что тебе мент говорил? – Ефим прикрыл дверь.– И что собственно преподает мамаша Забелина?
– Читает курс истории Советского Союза досоветского периода.