Функция
Ольга Викторовна Ашмарова
Героиня рассказа строит карьеру в десятые и начале двадцатых годов XXI века в сибирском Кемерове. Удастся ли ей найти призвание, идеальную профессиональную функцию или предстоит выбрать будущее, которое предрекает отец? Какую роль в её профессии сыграет город, любящий проверять жителей на прочность и оптимизм?
Узнаете из реальной истории, наполненной сомнениями и решениями, грустью и юмором, темнотой шахтерского забоя и светом морозного солнца. Приятного прочтения и размышления.
Ольга Ашмарова
Функция
Посвящается моей семье,
моим друзьям и коллегами,
проекту «Идентичный Кемерово»,
и прекрасному городу Кемерово.
Спасибо, что вы со мной.
Мой город привезли в чемодане. Кемерово, столицу Кузбасса, в сибирской тайге среди загадочных шаманских гор строили приезжие со всей страны и даже из Голландии. Приезжали налегке с одним чемоданом, полным надежд или разочарований. Строили быстро, не успел миновать ХХ век, как равнины, бор и несколько домов сменил город с широкими проспектами, ровными улицами, районами, которые с деловой пазловитостью объединились вокруг угольной промышленности, химической, да и не только.
Кемерово моего детства в 90-ые – все еще город-завод для нужд большой страны. Где-то в доме на улице Рекордной, которая вела к заводу «Прогресс», в гостях познакомились мои бабушка и дедушка. Вблизи того дома была набережная с видом на торжество промышленной революции – на химический комбинат. Думаю, острый запах реагентов, который приносил ветер с реки, наверное, тогда тоже воспринимался иначе, с нотками наступившего будущего и победы человечества. И как же я иногда завидую людям того времени: знать, что ты строитель, живешь на Рекордной, работаешь на «Прогрессе», а рядом с твоим новеньким домом с огромными потолками построены новый бассейн и дом культуры для твоей семьи. В этом столько гордости и определенности, которые я по крупицам до сих пор собираю внутри себя, чтобы устоять на ногах в ХХI информационном веке.
***
Когда выхожу на проспект Шахтеров из автобуса на остановке «Художественное училище», перед собой в свете утренних лучей, проходящих сквозь макушки сосен бора на востоке, вижу ее. Она хрупкая невысокая девушка с каштановыми волосами чуть ниже лопаток. На ней рубашка, широкая ярко-синяя шелковая юбка. Она спешит на работу и чувствует себя принцессой из детских мультиков, потому что у нее получилось: в день выпускного из университета она устроилась по специальности – менеджером по подбору персонала в крупную IT-компанию с лучшим офисом в Кемерове. Никто не верил, а она смогла.
Только в наушниках у бывшей магистрантки на повторе играет песня «Короля и Шута» «Признание Ловетт»:
«Волнующий миг, сладкий миг.
Свершилась детская мечта-
Что мы с тобой в мире одни:
Лишь ты, и я, и темнота.
Мне хочется плакать и петь.
И быть с тобой, во тьме с тобой.
А если вдруг явится смерть,
То пусть ее зовут Любовь»
«Хочется плакать и петь», потому что девушке очень страшно, что у нее не получится, ей страшно звонить кандидатам, страшно не успеть закрыть вакансии в срок, страшно покинуть с позором свою мечту и оказаться в системе, как обещал отец.
Я хочу окликнуть ее:
– Ольга Викторовна, выше нос, наслаждайся моментом!
Она повернется ко мне, лучи солнца ослепят ее зеленые с карим глаза. И, не узнав меня, она спросит:
– Но как можно?
– Это хорошая история, но и она обязательно закончится, когда ты захочешь.
– Почему закончится? Я так долго к этому шла! Это мое призвание! – спросит меня Ольга из прошлого.
– Поверь мне, эти навыки останутся с тобой, но применять ты их будешь по-другому.
И смотря в ее растерянные глаза сквозь дымку безвременья, я успею ей крикнуть:
– Сбудется другая твоя мечта, еще более смелая, верь!
Верь в эту мечту, пусть она будет твоим маяком. Как служат кемеровчанам трубы-маяки городской ТЭЦ, которые возвышаются в центре над рекою Томью.
***
Из труб идет дым. Кемерово – город-завод, в этом определенная в исследованиях его идентичность.
Горожане – функции. Что это значит? Что представляясь, ты непременно называешь свою профессию, так знакомятся на работе. И мой город долгое время был одним большим предприятием. Бабушка – сметчик, а другая – учитель математики, дедушка – строитель, другой – начальник нефтебазы. Мама – экономист, папа – инженер. А работали родители в месте, которое нельзя называть – служили под погонами в системе исполнения наказания.
Я росла с четкой уверенностью, что никому и нигде не буду нужна, кроме мамы, папы и системы. Ведь в Сибири моего детства в 90-ые оставалась надежной только система.
Тетя – архивист, а дядя – учитель истории. Хотя дядя и зародил во мне сомнения в том, что можно быть не только одной функцией. До учителя он был милиционером, а еще он много рисовал. Одно время все стены в его квартире были исписаны морскими пейзажами. В душе он был художником.
Я смотрела на них и с четырех лет искала свое место, свою функцию в Кемерове. Подошла к вопросу основательно, прокручивала в голове, играла. Каждые полгода меняла желаемую профессию. В моем «послужном списке» побывали учитель, актриса, писатель-фантаст, путешественник, кондуктор и моя любимая дама-хозяйка.
Тогда мне казалось, что я ненормальная, ведь профессию нужно выбрать один раз и непременно навсегда, и чем скорее, тем лучше, чтобы подготовиться и хорошо выполнять свою функцию в этом слаженном механизме.
***
В моем детстве в нашей маленькой семье была традиция – ходить друг к другу в гости по праздникам и выходным. Хотя тогда я не знала, что наша семья маленькая. У всех моих знакомых были такие семьи: мама, папа, братья, сестры, максимум бабушки и дедушки. Родители папы приехали из Калининграда, мамы – из Рязанской и Иркутской областей. Про родных из тех городов я что-то знала: о ком-то много, о ком-то мало, но из-за редких встреч и огромных расстояний мне казалось, что вся моя семья может легко собраться за столом в гостиной.
Когда мы собирались вместе, каждый играл свою роль. Чаще мы встречались дома у дяди и тети, тогда всем руководила тетя, точнее показывала, что лежит в какой кастрюле. На этом руководство заканчивалось, ведь каждый знал свою роль. Я накладывала в тарелки традиционное пюре, мама добавляла мясо или котлеты и ставила на круглый стол, в центре которого красовались салатницы. Порции для мужчин всегда были больше, для женщин меньше. Слаженный выстроенный конвейер быстро справлялся с задачей.
Я забыла, о чем мы говорили на семейных обедах. Может, потому что мне по роли было положено покушать и уйти в большую комнату: играть самой, водиться с сестренкой, водиться с племянниками. А может, потому что дело было не в разговорах, а в общем уединении, целостности и сплоченности.
Хотя все же помню, как дядя и папа говорили тосты: красивые, философские. С каждым годом алкоголь терял градус, сменился соком из тетра пака для всех, но жизненные праздничные тосты и звон бокалов остались нашей традицией.
На днях рождения мне тоже давали слово, а я с волнением ждала возможность сыграть эту роль. Несмотря на свою детскую ошибку, я все равно получала слово. Тем более, что эта ошибка вошла в любимые истории нашей семьи, но сама я ее не помню.
Я научилась говорить совсем недавно. Мы с родителями оказались за столом в доме у тети, хотя тогда это еще был дом бабушки.
Взрослые подняли бокалы и замолчали. Я, малышка, решила им помочь и выполнить роль тостующего.
– За милых дам! – сказала внучка.