Арбайтен, Ольга Викторовна! Избранные страницы сайта olga.co.il

Новые авиасчастливчики не иссякали. Наоборот, бодрым шагом толпы людей прибывали к стойкам регистрации в зале D. Наша часовая медитация отстоявших в почётном карауле у сумок и коробок закончилась. Внимание переключилось на новоприбывших, чья богатая мимическая игра, – новички не сразу задавались вопросом, кто все эти люди в полутысячной очереди перед ними и почему люди в форме играют в лото, держа в руках прямоугольные бумажки и выкликая «готовимся Франкфурт и Ханой», – доставляла ценителям жанра подлинное эстетическое наслаждение.

Через полтора часа стойки регистрации поделили между рейсами и люди в огромном зале перегруппировались. Ереван, Тель-Авив, Берлин, Токио, Сеул и Астану отправили на регистрацию в терминал Е.

Жёлтенькая вывеска любезно сообщила, что ходу до Е 14 минут. Часы на табло подсказали, что до вылета самолёта осталось 20. «Успею за десять», – решила я и взяла с места в карьер в направлении D-E, мысленно вознося хвалы тому, кто изобрёл чемоданы на колёсиках.

Успела за девять.

Стойки 104—116 были в нашем распоряжении. Несколько из них манили баловней судьбы словами Astana Airlines. Остальные анонимствовали, все рейсы подходили вперемешку. Люди стояли в очереди и рассказывали друг другу, что кто-то, чьего имени они не знают, и кто мимо проходил, зато в форме, пообещал им, что без них не улетят. В этот момент у меня зазвонил телефон.

Звонили с работы, пожелать счастливого пути перед вылетом из Москвы, и напомнить, что завтра с 9.30 приём и кто записанные люди. Это значило, что опция переночевать в гостинице и улететь завтра днём другим рейсом отпала в полуфинале. Рывок к стойке регистрации, и рука с паспортом легла на барьер.

– Регистрация на ваш рейс уже закрыта, – удивилась девушка Вера в терминале Е. – Вы опоздавшая пассажирка, надо на центральную звонить, чтобы для вас её открыли.

Центральная как раз в это время вошла в роль сфинкса. Призвали девушку Катю. Центральная хранила молчание и в диалоге с ней. Очередь широкими мазками, не жалея выразительных средств, в красках живописала нижайший культурный уровень некоторых женщин, которые лезут без очереди. Призвали к трубке на проводе молодого человека с бейджем на шее. Он постучал пальцами по кнопкам и воззвал. Центральная проигнорировала и его зов.

– Вы опоздавшая пассажирка? – начал уточнять приятный молодой человек, по-видимому, готовя меня к примирению с неизбежным. Молодость хороша всем, кроме отсутствия жизненного опыта. Он недооценил, с кем имеет дело. Я повернулась к очереди и закричала.

– Поднимите руки, кто летит на Тель-Авив, нам закрыли регистрацию на рейс!

– Мы летим на Тель-Авив, – грянула половина толпы у анонимных стоек, поднимая вверх руки.

Молодой человек вздрогнул и обратился к центральной со своего личного телефона. Нас начали регистрировать.

– Не волнуйся, я получила посадочный и сдала багаж, – отчитывалась я, пройдя расслабленных таможенников. – Правда, открыты только половина кабин, но зато…

– Компьютер показывает, что твой самолёт уже летит, с тобой всё в порядке?

В посадочном талоне пассажиров любезно приглашали к выходу 29 в терминале D. Это значит, что мне предстояло преодолеть 15 минут в обратную сторону E-D, – по прежнему в полной зимней экипировке с сумкой, но уже с одной сумкой вместо двух. На пути к старту на повторной дистанции у меня были граница, проверка документов и безопасности.

Церемонные японцы в числе двух десятков кротко ждали своего часа на погранконтроль. Токио улетел в 20, наш в 20.10, время на часах было 20.30.

– Самолёт если улетел ваш, возвращаться вам тоже через Е надо будет, – сочувственно сказал симпатичный пограничник, ставя штамп.

Я морально готовилась к спринту.

– Мой самолёт улетает, – сказала я людям в очереди на проверку документов.

Очередь расступилась.

– Можно я разденусь первая? – спросила я мужчин в очереди на проверку безопасности.

Мужчины не возражали.

Путь вперёд был свободен. 38-й выход на посадку, – не порадовала взгляд жёлтая табличка, и я побежала полкилометра к 29-му. Первый раз в жизни я неслась мимо магазинов дьюти-фри и кафе из любви к искусству бега в зимней одежде в закрытых помещениях. По расписанию самолёт улетел двадцать пять минут назад.

– Есть кто-нибудь на Вену? – раздавались крики за поворотом.

В конце поворота, как награда на финишной прямой, стояли три стюарда, выкрикнув прощальное:

– Все прошли на Тель-Авив?

Они не услышали бы мой голос. Они не различили бы мой крик. Единственное средство дать им знать, что нас таких ещё минимум дюжина, просто не все так резво бегают, было – завопить. Простите меня, люди. Я вопила в тихом пристойном зале международных вылетов аэропорта Шереметьево первый раз в жизни. Но мне надо было вылететь этим рейсом, сегодня вечером.

– Тель-Авив! – хорошо поставленным голосом взвыла я, размахивая рукой. – Мы тут!! Нас регистрировали на терминале Е!! Мы стоим на границе в огромной толпе!!!

– Совсем посказились, – сказала стюардесса коллеге, отрывая посадочный, и уточнила у меня, за каким лядом нас в Е вообще понесло.

Боинг трипл севен (777) рейса SU 504 задержали с вылетом на час. Пассажирам стюарды объявили, что задерживают рейс из-за транзитных пассажиров, и сотни пассажиров терпеливо дождались нас всех. Спасибо вам, люди.

Московский рейс благополучно приземлился и получает багаж на 6-й ленте, пока я пишу этот текст.

Событийный лимит

«Надо же как-то жить эту жизнь» – цикл эссе, в котором идея швейцарского психиатра Германа Роршаха объясняется простыми словами. О тесте Роршаха здесь в сборнике есть статья «Современные тенденции в психодиагностике на примере Роршах-теста». Роршах обнаружил, что у каждого человека есть «тип переживания». Это значит, что когда человек задумывается над своей жизнью, он опирается на одну из своих сильных сторон: или на восприятие (устные люди), или на мышление (письменные люди), или на эмоции (визуальномедийные люди). Или на две высших психических функции из трёх, – и тогда это «двойственные» по типу переживания люди.

По мнению автора, трёхпоколенная семья всегда устроена так, что в ней есть все три типа. Отдел Комбинаторики, как шутливо называется данный принцип, собирает людей в семью, чтобы части бессознательно схватывались в единое целое. Если в семье не рождаются дети, привносящие в неё недостающие сильные стороны по закону кровного родства, такие люди станут членами семьи по законам родства духовного, войдут в семью через крепкие браки или дружбы. Вот почему «в одной суме да разные денежки, в одной семье да разные детушки», столкновения разных характеров внутри семьи – закон жизни.

Надо же как-то жить эту жизнь

Отдел Комбинаторики комплектует каждого человека руками, ногами, головой (рога, крылья и хвосты закончились до того, как приступили к сборке человека) и чувством юмора. Супружество – жизненный этап, когда чувство юмора из задатков становится способностью видеть и создавать смешное. Дети придуманы для проверки чувства юмора на прочность.

Все люди полагают окружающих их людей устроенными точно так же, как и они. Устные думают, что их окружают устные, письменные верят, что живут в окружении письменных, визуальномедийные полагают, что живут в окружении визуальномедийных. Благодаря встроенному умению отрицать очевидное люди не замечают различий между собой и другими, хотя все особенности других обычно доступны прямому наблюдению. Благодаря чувству юмора людям удаётся принимать различия. Чувство юмора пропадает, когда исчерпывается событийный лимит.

Лимит – это предел, самое большое, сколько можешь. Есть временной лимит, как пример, человек не может проспать дольше N часов подряд или прожить дольше N лет. Есть суставно-мышечный лимит, как пример, человек не может поднять больше N килограммов или пробежать больше N километров за день. Есть лимит оперативной памяти, как пример, человек не может одновременно держать в уме больше N вещей или больше N этапов действия. Есть событийный лимит: сколько событий подряд может выдержать человек, пока не почувствует упадок духа жить эту жизнь.

Возьмём для примера рабочий день трёх сотрудниц одного офиса. Время от пробуждения и до прихода на работу у них заполнено действиями, которые идут гладко, словно по накатанной дороге, – без сюрпризов. На утреннем совещании выясняется, что недоделанное срочно понадобилось и его до вечера нужно будет доделать, – неприятный сюрприз, придётся перекроить планы. Сразу после совещания телефонный звонок сообщает, что в обеденный перерыв приедет сотрудник с полномочиями, и желательно быть в это время на рабочем месте, – неожиданность, придётся перекроить планы. Приступив к работе, каждая из сотрудниц обнаруживает в почте письмо, что фирма оплачивает курсы повышения квалификации, и нужно выбрать даты, в которые удобно поехать на три дня на учёбу, – приятный сюрприз, придётся переформатировать рабочую неделю. В процессе работы, в офисе появляется курьер с кипой документов, на которые нужно было дать ответ ещё вчера, – неожиданность, придётся перекроить планы и делать в первую очередь то, что потребовала ситуация. В обеденный перерыв появляется уполномоченный, и после формальностей представления можно наконец-то пойти на обед. После обеда каждая из сотрудниц получает телефонный звонок «из мира частной жизни».

Первая от няни, что у ребёнка поднялась температура, и она просит появиться дома прямо сейчас.

Вторая от мужа, что машина не завелась и он сейчас решает дела с автосервисом.

Третья от мамы, с просьбой заехать к ней после работы, – она купила дочери и зятю путёвки на отдых, сюрприз.

Первая сотрудница относилась к людям, чей событийный лимит от семи до девяти событий-сюрпризов за световой день. Звонок няни это пятый сюрприз, в границах возможного для неё, никакого упадка духа, рабочий момент.

Вторая сотрудница относилась к людям, чей событийный лимит от двух до трёх событий-сюрпризов за световой день. После совещания и предупреждения, чтобы не отлучались в обеденный перерыв с работы, она почувствовала себя истощённой, а узнав из письма о курсах, «зависла» и только и могла, что «сидеть тупить», а не заниматься делами. Её событийный лимит на сегодня исчерпал себя, единственное, на что она способна в таком состоянии – лечь спать. Возможно, часа через три, в идеальном мире, где офисным работникам позволена полуденная сиеста, она выспалась бы, восстановилась и была готова как-то жить эту жизнь (жизнь умеет удивлять). В реальном мире ей позвонил муж, – который ни сном ни духом не ведал о событиях на офисной работе жены, исчерпавших её событийный лимит, – с известием, что машина в ремонте. Муж слышит в ответ раздражённо-плаксивое «я так больше не могу-у-у» и честно пытается понять, что он сделал не так и отчего она разрыдалась.

Третья сотрудница относилась к людям, чей событийный лимит ограничен одним событием-сюрпризом за световой день, и работу в офисе она получила как родственница директора. После утреннего совещания она почувствовала себя разбитой, три часа собиралась с духом, чтобы взяться за дело. Предупреждение про обед пропустила мимо ушей, мэйл про курсы просмотрела, не вчитываясь в смысл, курьеру предложила сделать кофе, ибо сама шла по дороге к кофейной машине, на кипу документов не обратив внимания, уполномоченному её представили в вестибюле, она как раз возвращалась с обеденного перерыва. Её событийный лимит исчерпал себя ещё в первой половине дня, и в ответ на звонок мамы с требованием дать ответ, во сколько они сегодня вечером к ней зайдут, она, по-простому говоря, разоралась на тему «достала» и «не мешай мне работать».

Как бессловесные дети спят «два дневных сна», подрощенные дети спят «один дневной сон», рослые дети обходятся без дневного сна и рано идут спать, а взрослые обходятся без дневного сна и идут спать позже детей, так люди с разным событийным лимитом, разные, – кому-то надо «отключиться» дважды на полтора часа за световой день. Кому-то нужен один «уход в беспробудный сон» за световой день, кому-то ранний отход ко сну, – они по-разному исчерпывают свой событийный лимит и теряют чувство юмора в разном темпе.

Бессобытийная жизнь

Люди чувствуют голод, насыщение и переедание. И переесть, на уровне не тела, а психики, – это пережить в течение дня больше, чем позволяет событийный лимит, – так же неприятно, как и проголодаться. Недоедание на уровне психики – это бессобытийная жизнь, такая, в которой один день неотличим от другого в своей предсказуемости. Это жизнь, в которой ничего нового не происходит. О том, что человек «переел событий» и превысил событийный лимит, догадываются по фразам «Отстаньте от меня!», «Оставьте меня в покое!» или по отталкивающим окружающих поступкам. О том, что человек «недоел событий», узнают по излюбленным паттернам поведения – знакомым повадкам.

– А куда ходили? А что тебе сказали? А когда это было? – наседает с расспросами «несытый» событийными переживаниями «устный» член семьи.

– Он всегда звонит мне, как только добирается до места командировки! Раз не звонит, значит с ним что-то случилось! Дождь на дороге, авария, и никто не сообщит семье, что он без сознания в больнице! – накручивает себя мыслями «несытый» эмоциональными переживаниями, новизной или удивлением «письменный», так он «подкармливает драматическими перипетиями» самоё себя.