По краю мечты

Но сейчас одного взгляда хватило, чтобы вся её идеально выстроенная жизнь рухнула к её ногам грудой осколков. Как и не было этих двадцати лет. Всё, чего она боялась все эти годы, обрушилось сейчас на неё лавиной, клещами вытаскивая сердце из груди. Она не ожидала, что будет так больно, так невыносимо больно. Дыхание сбилось и ей никак не удавалось сделать правильный вдох. Чувствуя, что ей уже не хватает кислорода, не опуская глаз, она сделала несколько шагов и обессиленно опустилась на стул. Наконец с усилием ей удалось разорвать взгляд, и она опустила глаза в стол, стараясь прийти в себя от неожиданного потрясения. «Несколько минут, мне нужно всего несколько минут, чтобы успокоиться и прийти в себя».

Девид сел за стол и молча ждал. Внешне он был абсолютно спокоен. Уверенный в себе, спокойный, всем своим видом он излучал ауру власти и закона.

Не поднимая глаз и собираясь с силами, про себя она отметила, что внешне он почти не изменился. Всё такой же, каким она его помнила, разве, что седина посеребрила виски, да более горделивая, уверенная осанка. Но взгляд… Всё такой же уверенный в себе, как и в молодости, но сейчас строгий, цепкий и какой-то испытующе безжалостный. Может, это и к лучшему, что он смотрел на неё сейчас именно так. Увидев в его глазах хотя бы отблеск былых чувств, наверное, она бы не справилась… Но, почему же ей тогда так больно? Может потому, что все эти двадцать лет она по-прежнему любила его, сгорая от чувства вины и раскаяния? Чертовски больно, но, наверное, так легче, сейчас так легче. И она решительно подняла на него глаза.

– Девид, мне нужна твоя помощь.

– Даже не могу представить, что заставило тебя прийти ко мне, – спокойно ответил губернатор.

– Ещё пару часов назад я и сама не предполагала, что придётся, – она нервно усмехнулась, – Если честно, то я уже лет двадцать никого ни о чём не просила.

– А ты совсем не изменилась, Биатрис.

– Это вряд ли… – она опустила глаза.

– Как ты? Как ты живёшь? – неожиданно перебил он.

– Ну, если коротко и одним словом, то без изменений, – грустно улыбнулась Бетси.

– Я знаю. Я всё знаю о тебе, – неожиданно вырвалось у него.

Бетси удивлённо подняла на него глаза, не зная, что ответить. Повисла тишина, и чтобы сгладить неловкость момента, он спросил:

– Так что ты хотела?

– Не буду утомлять тебя долгим рассказом. Дочь моей племянницы серьёзно заболела, и чтобы её спасти её супруг продал чужие часы, чтобы купить лекарство. Сам сдался властям, а теперь, как итог дожидается своей пожизненной каторги в тюрьме.

– Украл?

– Ну по факту, да. Продал часы, которые ему передали в починку…

– Ах вот даже как? Уэлби, часовых дел мастер, твой зять?

Бетси удивлённо распахнула глаза.

– Ты что правда знаешь всё, что происходит в городе? Я всегда думала, что это городские сказки.

– Ну, почти всё, – впервые сухо улыбнулся губернатор, – Барон Стаффорд так громко возмущался, что его лишили фамильных часов и требовал их вернуть и наказать виновных, что не заметить его было просто невозможно.

– Так это были часы Стаффорда? – теперь пришла очередь Бетси удивляться, – Да какая фамильная реликвия? Этот старый развратник уже давно ни в грош не ставит ни семью, ни фамилию, – она тут же осеклась.

– Биатрис, даже не начинай. Как там у нас в своде законов «Суду должно учитывать, как причину преступных помыслов, так и натуру преступника и претерпевшего»? Так это суду, а я не суд, – и не давая ей ответить, – Странно, этот Уэлби казался мне разумным парнем. А что же ты родственникам не помогла?

– Кто бы меня слушал. Молодость, кровь горячая, когда ещё глупости делать? – выкрутилась Бетси и подняла на него глаза, – А парень правда хороший.

Девид молча смотрел на неё, о чём-то сосредоточенно размышляя. Расценив это молчание по-своему, Бетси подалась вперёд.

– Послушай, я понимаю, о чём прошу. И что твои принципы, ты им всегда… и со всеми твоими доводами я согласна, но сейчас я хочу им помочь, вопреки всем доводам и правилам.

Девид по-прежнему молчал. Не выдержав, Бетси стукнула кулаком по столу. Как бы она не старалась, но проклятый характер брал верх.

– Ну не убил же он никого, в конце концов. Знаю, что аргумент никакой, но компенсируем мы этому пропойцу все его муки совести перед прадедами. Он столько раз уходил от меня «на рогах», хорошо, что в штанах, – в запале у неё вырвалось то, что не должно было, и она густо покраснела, а потом быстро заговорила, – Ну дурак, молодой, горячий болван. Всё понимаю, что сам сделал выбор, что за свои поступки нужно отвечать, но прошу, помоги им. Я уверена, что больше никогда… Эбби ждёт от него ребёнка, но даже не это главное, – она устало выдохнула, – Девид, так хочется помочь им, чтобы поверить, что это не их судьба, а всего лишь стечение обстоятельств, и что тогда, много лет назад, это тоже была не наша судьба, и что усмири тогда мы наши гордыню и упрямство, то всё могло бы сложиться по-другому. И что это мы сами, только мы решили тогда свою судьбу и больше никто не виноват, никто. Я прошу, давай закроем на всё глаза, и просто поможем им, – Бетси, которая всё это время смотрела в стол перед собой, вздрогнула от резкого звука отодвигаемого тяжёлого кресла.

Губернатор встал и так и не произнеся ни слова, вышел из кабинета.

«Ну вот, Биатрис, ты и дожила. В лучшем случае, спустят сейчас с лестницы, а в худшем сяду в соседнюю камеру с новоиспечённым зятем», – она устало выдохнула, а потом получив неожиданную возможность, огляделась.

Скромный кабинет, минимум излишеств, только необходимое для работы. Губы тронула еле заметная грустная улыбка. «Как всегда строгий и требовательный к другим, строгий и требовательный к себе. Только обладая внутренней силой, можно все эти годы следовать своим убеждениям, не давая себе слабину». Она как никто другой знала, о чём пришла просить его сейчас.

Погружённая в свои мысли, она не заметила, как он вернулся, и аж подпрыгнула, когда перед ней положили золотые часы. Пытаясь восстановить сбившееся от испуга дыхание, она подняла удивлённые глаза.

– Не знаю, кто там из вас молится за вашего «героя», но на этой неделе полиция устраивала облаву в вашем районе, – он замялся на мгновение, – и насобирали там как всегда кучу ворованного барахла. Вот я и решил проверить на всякий случай. А там эта вещица приметная лежит, дожидается. Они?

Бетси пожала плечами.

– А откуда мне знать, не я же их продала. Я их и не видела никогда.

– Чудеса, да и только. Это невероятно, что по дороге сюда их никто не стащил. Целое состояние валяется себе бесхозное, – Девид поднял часы на цепочке и держа их на вытянутой руке, серьезно добавил, – Я всегда удивлялся, как какое-то барахло, пусть и из золота, может стоить дороже человеческой жизни или судьбы? – он подтянул часы за цепочку и зажал их в ладони, – Возьмёшь у секретаря бумагу. Будем считать, что на вашего часового мастера напали по дороге и ограбили, а теперь разбойники с нашей помощью раскаялись и вернули часы. Компенсируете барону душевные страдания, а пообещаешь ему год бесплатных посещений своего борделя, и он умрёт от счастья.

Бетси сжалась всем телом и встала.

«Зачем он так со мной? Я и сама всё знаю про себя. Зачем?»

Пытаясь скрыть набежавшие слёзы, она медленно развернулась к выходу, повернувшись к нему спиной. «Надо взять себя в руки и успокоиться, успокоится и поблагодарить его».

И тут она почувствовала, как сильные руки обняли её за талию и притянули к себе.

– Прости, прости меня, Биатрис, – зашептал он ей у самого уха, – Я правда не знаю, зачем сейчас это сказал.

Бетси окаменела в его руках, не в силах пошевелиться.

– Постой. Дай мне несколько минут, всего несколько минут, чтобы вспомнить, как это держать тебя в своих объятиях, дай почувствовать и вспомнить твоё тепло, – почти простонал он.

– Зачем? Это уже ничего не изменит. Будет только больнее, потом… – еле слышно выдохнула Биатрис.

Не обращая внимания на её слова, он ещё крепче прижал её к себе и уткнулся в её макушку.

– Как ты жила всё это время?

– Я выживала.

– Прости меня за то, что тогда поставил свои принципы выше тебя. Если бы ты знала, как я жалею об этом, как я жалел об этом все эти годы.

– Почему же ты тогда не пришёл ко мне?

– Я не мог. Я думал, что не имею права на это. Первые десять лет я ждал тебя, а потом сдался. Я не мог позволить, чтобы мой род прервался.

– Ты любишь её?