970

– Боже мой, мне надо сделать педикюр, – в бреду пролепетала я.

– И педикюр, и маникюр, и массаж, все сделаем за отдельную плату, – засмеялся мужской голос анестезиолога.

Через какое – то время в послеоперационную палату, куда меня поместили, пришла Ольга Ивановна и рассказала о случившемся. Оказалось, что пуповина у меня была всего десять сантиметров, поэтому ребенок не мог благополучно выйти на свет.

С каждыми моими потугами он рвался из меня, как если бы человеку живьем отрывали руку, тем самым причиняя и мне и себе невыносимую боль. Спрашивается, как этот горе – узист не увидел на последнем осмотре аномально короткую пуповину!?

– Еще бы одна потуга, пуповина бы оторвалась, и ребенок бы погиб мгновенно, – смотрела на меня огромными от ужаса глазами Ольга Ивановна.

Но после успешного изъятия из меня малыша, я начала стремительно терять кровь. Оказалось, что у меня плохая свертываемость. Потеря крови была катастрофической и, если бы в роддоме не оказалось нужной крови, меня бы не спасли.

Вот уже много лет мы бесконечно благодарны Ольге Ивановне за неше чудесное спасение.

***

Рожать второго ребенка я тоже пришла к ней и другую кандидатуру даже не рассматривала. На момент родов этот роддом закрывался на санитарные дни, а Ольга Ивановна переходила работать в другую больницу. Как и в первый раз, я буквально вцепилась в нее мертвой хваткой и заявила, что буду рожать хоть на улице, но только с ней.

В день родов, утром я увидела на простыне мокрое пятнышко. Быстро сообразив, что это могут быть воды, я позвонила Ольге Ивановне. Она была в отпуске, но находилась в городе.

Накануне приехали родители мужа, поэтому мы оставили трехлетнего сына с ними и, благословясь, отправились по новому месту работы Ольги Ивановны, в перинатальный центр.

Конечно же, она согласилась принять у меня роды. И, несмотря на отпуск, вышла на работу.

Это тоже было кесарево. Хотя Ольга Ивановна уверяла меня, что показаний к операции нет, я все – таки настояла на своем. Воспоминания о первых родах были еще свежи в памяти, поэтому во избежание непредвиденной ситуации я решила делать кесарево сечение снова.

Я помню, как лежала на операционном столе после неприятных процедур подготовки к операции.

– Сейчас почувствуете теплоту в ногах, – сказала анестезиолог, – Ну что, чувствуете?

Ничего я не чувствовала. Меня колотило на этом холодном металлическом столе, покрытом тонкой простынкой, от холода и страха.

Женщина-анестезиолог задала еще несколько вопросов о моей семье. Видимо проверяя, засыпаю я или нет.

– Очень хочу спать. Боюсь уснуть. Боюсь, что усну, вы начнете операцию, а я все буду чувствовать. Чувствовать боль. Спать хочу – умираю. Боюсь…

***

«Море белых пушистых облаков поднимают и медленно несут меня. Кажется, что я лежу, или вернее, плаваю в них, как в озере, наполненном лебединым пухом. Я перекатываюсь с одного облака на другое. Нет ни страха, ни холода, только умиротворение и безмятежность.

Но я не одна. Со мной еще двое – юноша лет шестнадцати и девочка с косичками, примерно тринадцати лет. Эти незнакомые мне дети, так же, как и я, купаются в облаках. Но они как будто знают меня. Они улыбаются мне и смеются. Я вижу в их глазах, что – то родное. Пытаюсь понять, кто они. Я вглядываюсь в их лица и вижу в их глазах себя. Это же мои дети.»

– Посмотри, какая девочка у тебя, – чей – то голос прерывает мое путешествие, и я неожиданно возвращаюсь на операционный стол.

– Я хочу обратно… Обратно на облака… – пытаюсь объяснить я слабым голосом.

Уже в палате, пробуждаясь после наркоза, я услышала, как открылась дверь. Ко мне подошла Ольга Ивановна и присела рядом на стул.

– У тебя такая прелестная девочка, – с улыбкой сказала она.

– Вы меня не обманываете? – прошептала я.

– Конечно же, нет. Завтра тебе ее принесут.

Глава 5

С третьими родами, как – то все сразу пошло не так, начиная с постановки на учет по беременности. Первые две беременности я наблюдалась у гинеколога-эндокринолога Тамары Даниловны. Приятная женщина и опытный врач, на момент моей третьей беременности она уже не работала в женской консультации, поэтому мне пришлось идти на прием к другому врачу.

Заглянув в мою карту и осмотрев меня на кресле, доктор с красноречивой фамилией Гнильская, потерая руки, воскликнула:

– Отлично, пять недель. Еще успеешь на чистку.

Я испуганно захлопала глазами.

– Почему на чистку? Что – то не так?

– В карте написано, что у тебя двое детей. Зачем тебе третий?

– В каком смысле? – совершенно обалдев, проговорила я, – Я не на аборт пришла. Я хочу этого ребенка.

– Ну и дура! – она присела за стол, – Ладно, так уж и быть, поставлю тебя на учет, – с пренебрежением сказала она, – Только после родов стерилизуйся.

Надо ли говорить, что больше в ее кабинет я не зашла ни разу. А рассказав о ней другому гинекологу, привела ее в полное недоумение. Трудно поверить в такое. Я бы не поверила, если бы сама не столкнулась с этой странной женщиной.

Подобные экземпляры в медицинской среде в дальнейшем встречались мне частенько. Наверное, нельзя судить по отдельным людям, обо всей профессии врача. К сожалению, подобных специалистов хватает в полиции, образовании, администрации и других заведениях, которые непосредственно связаны с решением важных интересов людей. Но именно по таким людям мы делаем свои выводы о системе в целом. Как преодолеть равнодушие, халатность, принебрежение к судьбе другого человека?

К великому моему сожалению, Ольга Ивановна тоже уже не практиковала, занявшись административной деятельностью, и я заключила договор на платные роды с другим врачом. Ирина Владимировна казалась серьезной и ответственной. К тому же врач с большим опытом работы. Она назвала сумму за свои услуги и обозначила дату родов, двадцать пятое декабря.

***

В июле мы благополучно съездили в отпуск. А через два месяца, ровно в двадцать шесть недель беременности, ночью у меня начались схватки. Я в панике позвонила Ирине Владимировне.

– Что вы мне звоните? Я в отпуске, – проговорила она недовольным голосом, – поезжайте в больницу.

В пять утра мы уже были в приемном покое отделения патологии перинатального центра. Схватки уже были частыми, но воды еще не отходили. На кресле меня посмотрел сонный доктор и заключил, что раскрытие уже семь сантиметров. Кто не знает – при раскрытии в девять сантиметров уже можно смело рожать.

– Оформляй на выкидыш, – сказал доктор медсестре и, зевнув, удалился.

Я страшно перепугалась и начала плакать. Напомню, что на тот момент было всего шесть месяцев беременности.

– Чего ты рыдаешь со своим выкидоном? – огрызнулась на мои слезы медсестра и начала заполнять карту.

Упоминание об Ирине Владимировне, которая, кстати, была заведующей этим отделением, не произвели на нее никакого впечатления.

– Где работаешь?

– Нигде.

– Понятно, – фыркнула медсестра.