Сложности высоких отношений

– Но ты же не хочешь, – тихо проговорила Маша. – Зачем себя заставлять?

– Не знаю, – в отчаянии отозвалась Женя, понимая, что сама загналась в ловушку с этим чувством ответственности. Будь оно неладно. – Вообще, мне несложно. Тем более, это же просто школьный концерт. Меня же не просят ехать в Москву выступать.

– Ну туда-то можно сгонять, – оживилась Маша. – Может, какое модельное агентство тебя заметит и заберёт с руками и, хах, ногами.

Она рассмеялась собственной шутке, на что Женя не выдержала и тоже засмеялась.

– Да ну, – наконец бросила она. – Какая из меня модель?..

– Самая настоящая, – горячо заверила Маша, цепляясь за Женю и пихая её локтем.

– Конечно, – притворно согласила Женя, заканчивая этот бессмысленный разговор, который её всегда вгонял в тоску и уныние.

Какая из неё модель, когда она даже не красится? На каблуках не ходит, элегантно одеваться не умеет, специфической внешностью не обладает – что в ней может привлечь? Длинные ноги? Это скорее минус, который большим разделом отгораживал её от обычного мира. Ни тебе женственности, ни невидимости, ни обыденности, ни простоты.

Женя не терпела свои длинные ноги. Да и вообще рост. Она была выше всех. Хотя в её классе учился мальчик – Олег, с которым она была примерно одного роста. Остальные были ниже. И это было невыносимо.

Невыносимо оттого, что приходилось мириться с обзывательствами, которые последовали после первого шока, когда вытянувшаяся за лето перед девятым классом Женя, пришла в школу. Невозможно оттого, что эти самые обзывательства никак не хотели заканчиваться, словно обидчикам наступать на больную мозоль было намного интересней, чем найти себе новую жертву. Или лучше стать умнее и перестать обзываться вообще.

Женя помнила, как иногда одноклассники кидались на Машу. Словно свора голодных псов они лаяли, оббрёхивали, окружали и клацали зубами, но, правда, никогда, никогда не пытались укусить. Угрожали, да и только. Но от этого было не легче. И больше приходилось загоняться и думать о том, как бы стать незаметнее. Вот Женя и выбрала существовать в невзрачной, сероватой одежде, мешковатых кофтах, и, конечно же, не краситься. Потому что таким образом девочки всегда привлекали к себе внимание, а Жене этого было не надо.

Маша же несмотря на свой ниже среднего рост, несмотря на то, что её тоже часто задирали не только чисто из-за внешности, но и потому, что она дружила с Женей, никогда не боялась быть яркой и непослушной. Она могла огрызаться в ответ, скалиться и кидаться на руку, которая на неё показывала пальцем.

И Маше нравилось привлекать внимание. Например, Женя уже и не вспомнила бы, какой натуральный цвет волос у Маши, потому что та часто красила их. То русая мышка, то рыжая ведьма, то зеленоволосая русалка (неудачный эксперимент с басмой), то баклажан, который Жене, кстати, понравился больше всего. Также Маша красила веки разного цвета карандашами и носила броскую, выделяющую её из толпы, одежду. Казалось, она делала всё возможное, чтобы её видели, замечали. Или же она боялась затеряться среди незнакомых тел, среди толпы, которая может смести, и никто даже не заметит, что был такой человек.

За это Жене и нравилась Маша. Она не боялась быть собой. Не боялась говорить слова? поперёк, не боялась, что про неё болтают в принципе.

Жене же было важно мнение всех и каждого. Она не хотела никого обидеть. Она не желала стать частью сплетен, и чтобы про неё рассказывали какие-то нелепые истории, которые потом будут знать и слышать все кому не лень. Это больше всего пугало Женю. Поэтому серость, поэтому простота и смирение. Только такое развитие событий. Только такая жизнь могла быть в Посёлке.

У Маши были папа и мама. В ближайшее время должна была родиться сестра. У Жени же была только мама. Папы как будто и не было никогда, мама могла изредка вспоминать и его, и рост, которым он её покорил, и яркую блондинистость, которая досталась Жене. Вспоминала и словно бы иногда завидовала этой яркой чёрточке в Жене, потому что сама мама имела сероватую, неприметную внешность.

Женя с мамой были разными. Мама среднего роста. Женя высокая. Мама активная и общительная. Женя закрытая, и больше любила читать книги, чем разговаривать с людьми. Мама сварливая и противящаяся тому, что ей не нравится. Женя податливая и делающая всё (или почти всё), что её попросят.

Последнее она считала своим проклятием. Это она в себе ненавидела больше всего, но никогда не могла противиться. Не могла отказаться и не делать. Чтобы окружить себя удобством. Наконец, хоть что-нибудь совершить, чтобы быть в уюте и радости от того, что она делает что-то по своей воле.

*

– Женька, ты, главное, не волнуйся насчёт выступления, – пыталась успокоить её Маша. Выходило слабо, но даже это дорогого стоило. – Концерт – это не конец света. Ну и да, всё же будет полезно поучаствовать в этой вакханалии.

Маша заулыбалась, отворачиваясь от поднимающегося ветра. К вечеру становилось холоднее.

– Да пока переживать нет смысла. Обычно Снегурочки на таких выступлениях появляются в паре сцен, так что нормально, – сказала Женя спокойно, желая показать свою беззаботность, но лёгкое волнение всё равно уже копошилось внизу живота, норовя перерасти в совершенно нелёгкую панику.

Перед началом учебного года Маша рассталась с парнем, который приезжал на лето из города к бабушке. И сейчас заботливость из неё прямо-таки изливалась, распространяясь на всех дорогих ей людей.

Из-за роста у Жени парня не было. Точнее, он был до девятого класса. В конце восьмого она встречалась с Максом, который был на год младше (и боже, как же ей нравилось его имя). Женя уже тогда была с ним одного роста, но не придала этому значения, не задумалась, даже никакой тревожный звоночек не раздался в голове. Они расстались в мае, буквально перед последним днём: потому что наступало лето и встречались бы они реже, но и потому, что Макс поехал в санаторий в Сочи, где (и Женя догадывалась, что так и случится) он начал встречаться с девочкой из другого города. Но так как Женя с ним рассталась до этого, то никакой обиды не было, никакой злости. Только принятие: ну, случилось так, ну что поделать, не волосы же рвать на себе.

А волосы у Жени были волшебные. Она чувствовала в них силу и красоту. Чувствовала, что это единственно красивая частичка, что досталась ей от отца. Рост туда она не смогла бы включить. Поэтому за волосами Женя ухаживала максимально тщательно: выпрашивала деньги на дорогие шампуни, пытаясь апеллировать тем, что не пользуется же она косметикой и не носит броских, дорогих вещей; расчёсывала долго и деревянным гребнем; спала с заплетённой косой, чтобы волосы не путались.

Женя прекрасно помнила, какие длинные и тяжёлые у неё были раньше волосы. Какая великолепно белая и выделяющаяся была коса. И как мама с удовольствием заплетала корону на голове, отчего Женя чувствовала себя важной особой – королевой, царевной, что в любой момент может распустить свои косы и покорить всякого принца.

Но после того как рост вытянулся, и стало понятно, что Женина особенность теперь не только в красивых белых волосах, но и в том, чтобы беспрепятственно доставать с верха серванта коробки с посудой, она поняла, что не сможет и дальше носить эту красоту, которая часто выделяла. Куда уж больше любопытства?

Мама была против стрижки. Но именно в этот момент Женя «встала в позу», как рассказывала мама подругам. Но Женя не могла поступить иначе: коса – это броскость, броскость – внимание, внимание – обзывание. Именно такая была у неё в голове закономерность. И ещё она с ужасом представляла, как мальчики, которые захотят над ней поиздеваться, – или даже девочки – хватают за эту косу. И тянут. И пару раз такой сон снился Жене. Да ещё был страх, что косу отрежут. И Женя решила, что лучше сама это сделает, чем подвергнется такому насилию. А выглядело бы это именно так.

*

Женя и Маша расстались на перекрёстке возле автостанции, где на улице стояли пару человек в ожидании автобуса. Маша всё заверяла, что концерт пройдёт на ура. Женя соглашалась, пытаясь поверить в это. Но почему-то казалось, что обязательно что-нибудь случится. Ну не может выступление в старших классах пройти без происшествий. Или всё же может?

Глава 2. Дима

Вторник обещал быть волнительным и бодрым. От планов и мероприятий, что начинались с этой недели, Дима чувствовал приятное волнение и совсем немного гипервентиляцию лёгких. Он сосредоточился на дороге в школу, на воздухе, что холодил горло, потому как дышал Дима часто и поверхностно, сосредоточившись на лужах, что покрылись лёгкой корочкой льда, которую уже кто-то успел похрустеть.

Вчера к ним в кабинет после уроков заявилась Людмила Анатольевна. Говорила про новогодний концерт, к которому уже пора готовиться, про выступления, про постановку, которую в этом году она решила «сделать оригинальней и заковыристей». И Дима даже не ожидал, что его выберут на одну из ролей, а выступить он как раз хотел: сказывалось желание под конец обучения участвовать в школьном активе всё больше, чтобы потом было что вспомнить.

Раздевалка полнилась голосами и кричащими пятиклассниками, которые, казалось, наводняли её уже часов с восьми, хотя уроки начинались без пятнадцати девять.

– Димочка, привет! – приторно-сладкий, разбавленный лёгкой хрипотцой голос Карины догнал его на выходе из раздевалки. Она легонько провела ему по плечу и улыбнулась, показывая идеально ровные, но желтоватые зубы. – Как прошли выходные?

– Привет, неплохо, – усмехнулся Дима, чувствуя, как потянулись к ним взгляды младшеклассников. – А у тебя как?

– Ой, отлично, – расплылась в улыбке Карина, видимо, довольная тем, что её спросили. – Юльчик приходила в гости, смотрели с ней кино, потом под вино до ночи болтали.

– Устроили девичник? – для приличия спросил Дима.

Они шли по школьному крылу, где по паркету разносилось уверенное цоканье каблуков Карины.

– Ну да, мама опять по делам уехала, – добавила она вроде как беззаботно, но шаг сбился.

– А что, Сергей твой не приезжал? – решил уточнить Дима опять же для приличия. Так-то ему было неважно на суженого-ряженого Карины, который учился на первом курсе энергетического института, и которым она гордилась.

– Не-ет, у него не получилось, – печально проговорила Карина, неловко цепляя Диму под локоть. Но прошла она так недолго: было неудобно – невысокий Дима и Карина на каблуках не совсем подходили для прогулки под ручку.

Из-за угла на них вынырнули две девушки из десятого класса. Дима знал их только благодаря необычности их пары: одна высокая, даже выше Карины, даже выше Степанова из их класса, и бледная, а другая низкая, шумная и чересчур эмоциональная для такого маленького человечка.

Сориентироваться никто из них не успел, и высокая девушка, которую вроде звали Женя, налетела на Карину. А Карина даже в самые светлые дни могла вылить на несчастного зацепившего её человека столько грязи, что неделю пришлось бы отмываться от неё. И потом ещё неделю выскабливать остатки из складочек.

– Слышь, ты, шпалера, смотри, куда ставишь свои костыли! Ты мне все носки отдавила, жираф белобрысый!

Дима заметил, как скукожилась Женя, открывая рот то ли чтобы оправдаться, то ли извиниться. Заметил, как некрасиво раскраснелась Карина, и как выпучила глаза, а та, другая, маленькая девушка заулыбалась и… расхохоталась.

– Боже, Трошина, ну ты и тупая.

– Ч-что? – Карина покраснела ещё больше, но замолкла, перестала голосить и плеваться слюной.

Диме стало неудобно: ему не нравилось, когда девочки ругались, когда пытались в разборки, как заносчивые пацаны. Словно нельзя решить проблему разговорами, но спокойно, достичь согласия и разойтись. А чтобы орать и метать молнии… Диме нравились женственные и тихие девушки, которые могут постоять за себя, но грамотно, чтобы без взаимных оскорблений. А здесь же происходил какой-то балаган.

– Говорю, учиться надо лучше, а потом уже начинать оскорблять людей, – низкая девушка задумалась. Дима вспомнил, что её звали Маша. – Да и после этого лучше не обзываться. Ничем хорошим это не кончится.