Дима встал и с удовольствием потянулся: после долгого сидения на уроках в школе ему всегда казалось, что его позвоночник спрессовывается, укорачивает его тело до невозможности. Потягиванием после каждого урока он старался исправить естественную усадку организма за день, но получалось не очень.
Занимаясь в местном небольшом спортзале, который открылся буквально два года назад, он старался распределить нагрузку на все мышцы, но больше всего ему нравилось просто висеть. И если год назад некоторые посмеивались над этим его пристрастием, то сейчас, когда Дима сам стал старше и больше, никто даже не улыбался, когда он шёл на брусья.
– Так, я побежал домой, мама написала, сказала, что скоро будут звонить какие-то родственники, надо будет ответить, всё, давай.
Дима только и успел пожать Егору руку, как его сдуло ветром. Ну, или он сам стал ветром.
Раздевалка у одиннадцатого «а» была на втором этаже, где и остались вещи, правда придётся спасаться через главный вход, потому что раздевалки уже закрыты – вот тебе и минусы оставаться допоздна в школе.
– Ведьмой! Она поставила меня играть ведьму, – негодовала Карина, широко шагая, отчего казалось, что она каблуками заколачивает гвозди в несчастный паркет.
– Баба-Яга не ведьма, – задумался Дима. – По крайней мере, не простая. И не только.
– Да не суть, – оборвала его Карина, ставя сумку на подоконник и надевая пальто, которое у неё почему-то было с собой. Голос её стал повышаться по мере того, как Дима приближался к раздевалке, пропадал в ней, словно хотел спрятаться от громкости и бессмысленной тирады о несправедливости. – Это я должна была быть Снегурочкой. Ну на крайний случай сказочницей. А то что… ведьма?!
– Твой темперамент больше подходит для этой роли, – спокойно проговорил Дима. Вестибюль был уже пустой. Все ушли. Дима раздражительно выдохнул, не понимая, кого именно он собирался перехватить. И с какой целью.
– Тоже мне, вспыльчивость не показатель того, кого мне играть, – дёрнула плечом Карина.
– Но с ней можно совладать, приструнить, чтобы в следующий раз тебе не давали ведьму. Тьфу ты, Бабу-Ягу, – улыбнулся Дима, надевая тонкую шапку.
– Ха, больно надо, – воскликнула Карина, пугая пожилого охранника с красными, дряблыми веками над ещё живыми и блестящими глазами. – Ещё чуть больше полугода и всё, никаких нам концертов.
Они стояли на крыльце. Карина была в как будто лёгком пальто, на шее не было ни шарфа, ни горла какой-нибудь водолазки, а на голове не было шапки, только тёмные, местами со светлыми, желтоватыми прядками волосы. И хоть Дима чувствовал температуру и холод иначе, его всё же перетрясло от вида Карины.
– А в институте ты не собираешься участвовать в подобных мероприятиях? – удивился Дима, стоя под зимним, промозглым ноябрьским ветром. Застегнул куртку до самого подбородка.
– И без меня будет кому заниматься подобной ерундой, – Карина расправила плечи, словно и не замечая холодного ветра, что крутился на школьном крыльце, закидывая на её лицо волосы то с одной стороны, то с другой.
Дима промолчал. Если человек думает, что это ерунда, если ему это не интересно, то чего напирать и пытаться донести свою точку зрения?
– Ладно, я пошла, – Карина похлопала по карманам, словно что-то проверяя. – Надо ещё порядок дома навести к маминому приезду.
– А-а, – протянул Дима. – Поэтому ты никуда не торопишься?
– А что дома делать? – выдохнула облачко пара Карина, задумчиво поглядывая прямо. – Всё, пока.
Карина вяло улыбнулась, махнула рукой и пошла по лестнице к бюсту Ленина, и дальше, домой.
*
Из-за невысоких, одноэтажных домиков, что стояли по обе стороны от широкой заасфальтированной в рытвинах дороге, как раз и гулял ветер, путался в частично голых ветках, срывал жухлые листы и бросал их под ноги, под колёса, разводил грязь и скользкость.
Когда Дима повернул за розоватое здание, где сейчас открылся магазин с канцтоварами, и где раньше, как говорили, была гостиница, он заметил, как впереди по улице шёл человек: высокий, тонкий, в еле прикрывающей зад курточке, с пакетом в руке и рюкзаком за спиной.
Дима знал, что Женя жила недалеко от него, но он никогда с ней не пересекался.
Глава 3. Женя
Спрятав хлеб и сыр в пакет, Женя вышла из магазина. Ветром принесло листок, опуская его прямо на плечо, но тотчас забирая с собой, словно говоря: полюбовалась и хватит, теперь отдай.
Женя с умиротворённой улыбкой посмотрела в небо. Она часто смотрела в небо, пытаясь понять: стало ли оно ближе к ней, чем было раньше, когда она ещё не успела вытянуться? Когда мама не смотрела не неё снизу вверх и не говорила, что дочь пошла в отца, а потом неопределённо усмехалась, словно сказала отличную шутку… Улыбка сошла с лица Жени, что первый снег, который успел выпасть на каникулах, но так и не дожил до начала второй четверти.
Женя, спрятав руки в карманы тонкой куртки, еле прикрывающей зад, пошла домой против ветра, который изо всех сил старался её сломать и склонить, словно молодое деревце. Но Женя-то знала, что молодые деревья более стойкие к ветрам и бурям, что они на раз-два переживают шторма и держатся за счёт своей некоторой пластичности и гибкости. Но Женя не чувствовала никакой гибкости и приспособленности к обстоятельствам со своей стороны. Да и шторм затянулся: уже невозможно было выносить нападки и обзывательства одноклассников. И ладно бы только их. С недавних пор вот и старшеклассники навалились. Мёдом Женя, что ли, намазана? Сколько её можно донимать? Вон, в одиннадцатом «б» есть мальчик в очках. Интересно, почему его не дразнят?
Женя резко остановилась. Это были неправильные мысли, плохие. Она прекрасно понимала, что желать перекинуть свою судьбу изгоя (хотя, какой она изгой, если у неё есть подруга, да и сосед по парте, Олег, с ней разговаривал), отщепенца и груши для битья было верхом эгоизма… ну или желания жить более спокойно.
Нет, её никогда не караулили на улице, не выслеживали после школы. До этого не доходило. Только в школе Женя чувствовала себя ненужной и не такой, как все. И немножко дома. Она и была не такой, как все. Была выше, тоньше, местами умнее. И именно это не нравилось её одноклассникам. Особенно парням было сложно смириться с тем, что какая-то девчонка выше их. И во время физкультуры может спокойно попасть баскетбольным мячом в корзину.
Усмехнувшись, Женя широко шагнула: стоит как полоумная посерёд дороги, смотрит вдаль, ничего не делает. Не удивительно, что над ней издеваются в школе…
– Женя, подожди.
Голос позади заставил вздрогнуть и замереть, как газель, что увидела в кустах льва и надеется на незаметность.
Через пару секунд её нагнал Дима. Он раскраснелся, улыбался так ярко и широко, что Женя заметила у него на одном из клыков небольшой скол и обветренные губы. Женя успела подумать, что если он их не увлажнит, то через пару дней будет страдать кровоточащими трещинками. Женя улыбнулась своим мыслям, что вот, ещё не успели они раззнакомиться, а она уже беспокоится о его губах. Смешно вышло.
– Знал, что ты живёшь в этой стороне, но никогда не сталкивался с тобой. Почему? – Дима смотрел на Женю внимательно, чуть щурился, пока ветер нёс влажный осенний воздух ему в лицо.
Она смотрела на Диму чуть наклонив голову вниз. С непривычки ей показалось, что он выше, чем многие с ней разговаривавшие люди. А потом поняла, так и есть: Маша чуть выше метра пятидесяти, мама где-то в том же диапазоне.
– Потому что я хожу домой в другой время, – подняла брови Женя. Уже неторопливо, стараясь шагать не так широко, словно идёт с Машей, Женя пошла дальше.
– А в школу ты во сколько выходишь? – Дима пристроился рядом, делая примерно такой же длины шаги, что удивило Женю. Маша или мама обычно семенили рядом, словно Женя всегда отдалялась от них как скоростной поезд.
– Рано, – только и ответила она.
Не хотелось уточнять: на всякий случай ходит пораньше, чтобы не напороться в раздевалке на одноклассников или младших учеников, которые часто бывали наглее и более жестокими, чем взрослые. Это, кстати, пугало больше всего. Одно дело получить кличку или пинок от ровесников и совсем другое от мелких гадёнышей, которых потом и не поймаешь, и не отругаешь. Хотя Маша умудрялась к ним ходить и чинить разборки. После они слегка успокаивались, но бывали периоды активности. И Женя всеми силами старалась оттянуть начало этих периодов как можно дальше.
– А раньше ты выходила на улицу? С кем-нибудь дружишь из соседних домов? – Жене показалось, что никакого злого умысла в вопросах Димы нет – ну интересуется просто так, идут вместе – не молчать же.
– Нет, я ходила к Маше, там болталась. С моей улицы я зналась только с Леной Соболевой, но она в восьмом классе уехала отсюда – мама её забрала в Смоленск.
Женя помнила, как близки они были с Леной. До восьмого класса росли с одинаковой скоростью и в одинаковых пропорциях. Интересно, как выглядит сейчас Лена?
– О, Лену помню. Её бабушка с моей дружила. Они вечно чем-то огородным делились и сплетничали, если встречались или звонили друг другу, – воодушевился Дима, словно ему было в радость найти общих с Женей знакомых.
Они прошли мимо поворота на стадион, приблизились к мелкому вонючему ручью, который перед зимой чуть подсох.
– Как тебе концерт? – наконец спросил Дима.
Женя боком глянула на него. Почему он казался выше, чем остальные? Может, это какой-то обман зрения? Или у него обувь на платформе? Женя решила, что потом обязательно посмотрит и проверит его обувку.
– Ужа-асный, – протянула Женя и закатила глаза, отчего Дима смешливо фыркнул. Она удивлённо глянула на него, не ожидая такую реакцию, и продолжила: – Всё понимаю, надо показывать уже знакомое и стандартное, но для чего было брать высоких нас, в смысле меня и, хм, Никиту, в качестве главных героев?
Женя тяжело вздохнула.
– Так вы будете выглядеть более нереальными и сказочными, не от мира сего. Словно и правда пришли из сказки, чтобы порадовать подарками и проучить Бабу-Ягу, укравшую праздник.