В другой стране

Чонсу вновь посмотрел на заключение врача, официальное, со всеми печатями и росписями, с рекомендацией ни в коем случае не перенапрягаться и оставить спортивную практику. Дата, стоявшая внизу, была сравнительно недавняя, март этого года.

– Когда ты получил эту травму? – вдруг спросил он.

– Полгода назад. Это… – Сэхёк начал что-то припоминать, попутно загибать пальцы. – Да, это восемнадцатого июня был тот бой.

– Интересно… – задумчиво протянул Чонсу.

На этом разговор и прекратился.

*егван – отель, оформленный в традиционном стиле.

**Сэхёк-сси – -сси – суффикс, традиционно прибавляемый к имени.

***ачжума – обращение к более старшей женщине.

****кан – мера длины, 3,3 см.

На следующий день тучи, заполнявшие небо несколько дней подряд, рассеялись, и даже стало немного теплее. А Чонсу проводил весь этот день на ногах, работая в две смены, но, как ни странно, ему это нравилось. Да, ему нравилось готовить третьесортный чай в чайном доме, находившемся далеко не в центре города. Ему нравилась эта спокойная жизнь. И эти шумные посетители, и издающая резкий скрип вывеска чайного дома, и черно-белая собака, привыкшая к тому, что ее иногда кормят в конце дня остатками еды, вынося эту еду на задний двор… Нравилось все. Вот только в этот день ему никак не давало покоя заключение врача, запретившее Сэхёку заниматься спортом. Несовпадение числа могло быть просто следствием невнимательности, случайной ошибкой, но вот печать государственного учреждения… Такие ставили лет пятнадцать назад. А поставленный диагноз никак не сочетался с тем, что Сэхёк день за днем носил любые тяжести, будь то коробки чая, новая посуда или просто мусор.

Придя вместе с Сэхёком домой в конце дня, Чонсу снова взял бумагу в руки, всматриваясь в каждую деталь. Теперь и подпись казалась какой-то подозрительной.

– Ты больше не ходил к доктору? – все-таки спросил Чонсу спустя час рассматривания документа.

– Нет. А зачем? – зевая, ответил Сэхёк то, что и предполагал Чонсу.

– Затем, чтобы узнать, что ты здоров на все сто.

– Как?

– Эта бумага самая настоящая подделка.

При этих словах Сэхёк, до этого развалившийся по всей плоскости своей кровати, тут же сел прямо, перестав зевать.

– С чего ты взял?

– Ну, начнем с числа. Это не главное, но все же. Вот, посмотри…

Объяснения Чонсу продолжались долго и пространно, до тех пор, пока Сэхёк не согласился полностью с фальшивостью бумаги. Хотя заставить его сделать это было трудно, и время от времени он все же высказывал свои сомнения на этот счет.

– И как получилась такая подделка? Доктор Ким ведь мне сам говорил о травме. Обо всем этом, – Сэхёк снова указал на несчастную бумажку.

– У тебя соперники были? Был кто-то, с кем ты всегда конкурировал?

Сэхёк задумался, перебирая в голове всех людей, с кем он проводил бой или с кем только предстояло провести.

– Им Хён Чжин, скотина, – через некоторое время выдал Сэхёк, сжимая кулаки. – Мы с ним несколько раз сходились, он всегда какие-то грязные уловки делал, но победить так ни разу и не смог.

– Он может подкупить кого-то?

– Он?.. Может быть. Ты думаешь, он подкупил доктора Ким?

– Возможно. Но только я ничего не гарантирую, – тут же пошел на попятную Чонсу. – Знаешь что, сходи-ка еще раз, проверься. Может, узнаешь, что можешь опять боксировать.

Сэхёк посмотрел на него с надеждой, тут же отразившейся на его лице после слов Чонсу. Но с такой же скоростью эта надежда и угасла.

– Бесполезно.

Настроение у человека в день меняется в среднем около трех раз. Настроение Сэхёка меняется в три раза чаще этих показателей. Вместе со сменой настроения приходит и резкая смена всяких решений, что и произошло на следующий день. Самовольно устроив себе выходной, он отправился проверить правдивость прошлого диагноза, а проверив, убедился, что все это время был здоров как… существует много сравнений, как человек может быть здоров. Для сильного плечистого боксера, участвовавшего в поединках в разряде легкого веса, подошло бы – как молодой бык. Убедившись в этом, он обрек Чонсу весь остаток вечера слушать свои проклятия в адрес Им Хён Чжина, «который лишил его возможности целых полгода участвовать в таких важных боях». После этой продолжительной тирады Сэхёк тут же решил вернуться обратно в мир бокса, оставив этот «надоедливый чайный дом», только…

– Только мне придется съехать. Раньше, когда я занимался боксом, я жил в другом месте, это далеко отсюда. А ты здесь останешься?

На этот вопрос Чонсу не смог ответить ни через пять секунд, ни через пятьдесят. Он не знал. Скорее всего, лучшее решение было остаться здесь, в этом тихом спокойном доме госпожи Мо Чжи Хи, которая всегда старалась покормить его чем-нибудь покалорийнее, ссылаясь на его худобу. Насчет возвращения домой он уже не был так уверен, хотя эта мысль оставалась привычной для него.

На следующий же день Сэхёк освободил комнату, уехав достигать свою боксерскую мечту. Чонсу остался один, особо не возражая против такой размеренной жизни. Время неспешно продолжало течь, а может, бежать, а может, просто идти… каждому угодно найти свое определение движению времени. Но, тем не менее, оно шло. Так прошло еще около половины месяца, тихого, спокойного и молчаливого.

В один день Чонсу все-таки решил попытать счастья и вернуться домой. Этот день он решил сделать последним для работы в чайном доме. Он решил уехать обратно сразу после конца рабочего дня, поэтому захватил с собой сумку, в которой было все то немногое, что он привез из дома. И все было бы прекрасно не будь в этот день такое большое количество клиентов. Полностью выдохшись к концу дня, он шел обслуживать одного из тех немногочисленных посетителей, оставшихся поздно вечером. Этот посетитель был более чем странным, оставаясь в пальто и не сняв с себя черные солнцезащитные очки.

– Ваш чай, – объявил Чонсу, поставив маленький изящный чайник на стол перед ним.

– Хм… Не думал, что встречу здесь кого-то с юго-запада, – усмехнувшись, сказал посетитель. – Или точнее… из Кванчжу?

Сердце Чонсу вмиг перестало биться, замерев на пять секунд, после чего увеличило свою скорость в несколько раз. Он снова проклял свой диалект, так и не испарившийся из его речи. Все события, произошедшие в здании агентства, вновь всплыли в памяти в самых ярких красках. Стараясь не показать виду и сохранять внешне спокойствие, что было крайне нелегко сделать, он отправился к кассе, а после – к черному выходу.

– Не прихватил оттуда кое-что ценное? Что-то вроде документов? – донеслось ему вслед.

После этих слов он принялся бежать, схватив по пути дорожную сумку. Бежал до первой остановки, где так кстати остановился автобус. Усевшись на свободное место, он глубоко вздохнул и сосчитал до пяти про себя, чтобы хоть немного успокоиться. Не помогло. В голове была только одна мысль. Нельзя. Нельзя возвращаться домой. Нельзя оставаться здесь.

После этой пренеприятнейшей встречи Чонсу, покрасивший свои волосы в более светлый, каштановый оттенок, надеясь, что так его не узнают нежелательные субъекты, несколько дней ночевал в самых дешевых отелях, перебиваясь с хлеба на воду и решая, что же делать дальше. Решение давалось нелегко, оно преследовало его даже во сне.

И вот теперь он сидел на диванчике в этом дешевом егван на окраине Сеула. Двое полицейских так и не уходили, продолжая наблюдать за ним исподтишка. Через несколько минут они все же снова подошли к нему.

– Я все-таки вынужден пригласить вас в участок для установления вашей личности, – сказал один из них.

Чонсу встал, будто даже и принял приглашения, но тут же сорвался с места. Опять бежать от кого-то. В последнее время это стало входить у него в привычку. Не дают ему здесь покоя, не позволяют тихо и мирно пожить. Теперь он был в другой, чужой стране.

Так он оказался в международном аэропорту Инчхон, потому что больше идти было некуда.

– Какой ближайший рейс? – спросил он у кассира, с трудом пытаясь отдышаться.

– Ближайший рейс до Нью-Йорка, вылет через… – девушка посмотрела в экран своего компьютера, – через тридцать минут. Успеете, если поторопитесь. Берете?

– Да. Давайте билет.

Достав последние деньги, Чонсу отдал их за билет, мысленно поблагодарив свою тетку, которая вышла замуж за американца, за высланное несколько месяцев назад приглашение. Он даже усмехнулся такой иронии судьбы. Почти полгода назад провожал в Нью-Йорк своего друга, теперь летит туда сам. Папку с документами, из-за которой все и началось и от которой он никак не мог избавиться, будто она его заворожила, он оставил на сидении в зале ожидания, где совсем недалеко, на соседнем сидении, тосковала забытая газета, открытая на шестнадцатой странице, на которой красовался заставивший его ненадолго улыбнуться заголовок «Возвращение красного тигра. О Сэхёк снова на ринге!». Оставив папку с бумагами, сев в самолет и оказавшись на высоте в десять километров, в высоком светлом ярко-синем небе, наконец, он почувствовал себя свободным.

***

Свобода. Вот истинная ценность. Пробыв в камере предварительного заключения всего три дня, Минкё все же мог понять это во всей своей полноте. За отсутствием улик, доказывающих его участие в хищении ювелирных изделий, Минкё предоставили на свободный выбор четыре, или даже все сорок четыре стороны света, то есть, отпустили. Он взглянул на небо, удивительно светлое сегодня, на то небо, которое не мог видеть нормально все эти три дня, и теперь ему казалось, будто он может достать до него рукой… Казалось, но не хотелось, поэтому Минкё, вдоволь надышавшись этим свободным воздухом, отправился в кампус Колумбийского Университета.