Парадокс Атласа

– О, мне до этого нет дела, – отмахнулась Париса. – По-моему, все происходило совершенно случайно.

– Случайно? – ошеломленно переспросила Рэйна.

Париса пожала плечами:

– Почему нет? Ты ведь не стала относиться ко мне как-то особенно, выделять на фоне остальных? – Рэйна моргнула, гадая, не ловушка ли это, но Париса, к ее облегчению, утратила к теме интерес и добавила: – Я вот к Тристану отношусь по-прежнему.

Это казалось в корне неверным, но, признав этот факт, Рэйна проиграла бы в ином споре.

– Тогда в чем, по-твоему, смысл такой расстановки?

– Похоже на вопрос в духе Каллума, – заметила Париса, обратив на Рэйну равнодушный взгляд. – Мне все равно, кто или что разбили нас на пары именно в таком порядке. Я просто в этом участвовать не хотела, независимо от замысла.

Что-то в ее ответе было не так.

– Кто или что? – нахмурившись, повторила Рэйна. – В каком смысле?

Париса стрельнула взглядом куда-то в сторону. Из глубины сознания Рэйны всплыла какая-то мысль: ничего конкретного, просто какая-то мелочь про архивы… И Рэйна невольно стиснула зубы, как если бы снова наблюдала проекцию Нико.

Может, Париса пыталась вынуть из ее головы мысли о… самих архивах? Рэйна снова стрельнула взглядом в сторону труб пневматической почты. Они были пусты, но Париса чего-то ждала.

– Ни в каком, – сказала она наконец и отвернулась. – Не понимай буквально.

– А вот и нет, – испытав внезапный приступ злости, сказала Рэйна. – Что ты имела в виду этим «что»? Это не Атлас и не Далтон?

– Нет, конечно, – ровным голосом ответила Париса.

– Тогда зачем…

В этот момент позади них кто-то негромко покашлял. Обе девушки обернулись к дверям читального зала: Рэйна – испуганно, Париса – без удивления.

– Мисс Камали? – произнес Атлас. – Найдется минутка?

Непривычно было видеть его в неформальной одежде: на смену безупречному костюму пришли мятые слаксы и рубашка свободного кроя. Еще больше поразила Рэйну пара лоферов, похожих скорее на тапочки. Кружка в руке говорила о том, что чай Атлас перехватил на бегу. Пораженная переменой, Рэйна даже решила поначалу, что была права, заподозрив Атласа в сокрытии некой тайны, однако тут же поспешила отмести эту мысль.

– Конечно, – ответила Париса, бросив на Рэйну раздраженный взгляд, словно это она призвала сюда Атласа. – Так и есть, – бросила Париса через плечо, плавной походкой проходя мимо Рэйны к двери.

Атлас посторонился, выпуская ее в коридор, а потом, перед уходом, обратился к Рэйне:

– Приятных вам исследований, мисс Мори, – пожелал он обычным тоном гостеприимного хозяина, словно не был: а) облачен в пижаму, а следовательно, б) в состоянии ментального расстройства. – Все хорошо.

– Ободрили, – сухо ответила Рэйна.

Впрочем, Атлас легко парировал ее заряженный недоверием выпад, выдав нечто вроде усмешки:

– У меня выходной, – сказал он, чопорно кивнул и удалился в коридор.

Рэйна проводила его взглядом, испытав мимолетное сожаление по поводу отсутствия в читальном зале растений: странно было ощущать себя единственным свидетелем невероятно странного разговора. Правда, утешений от папоротника в раскрашенной комнате она тогда тоже не дождалась.

Рэйна встряхнулась и передала запрос архивам.

Она тщательно составила список необходимой литературы. Взялась за истории о сотворении мира, происхождении человека согласно древним (вписать нужную) цивилизациям и всякое такое. Начала с очевидного, с классики: греко-римской и, разумеется, египетской мифологии, Ветхого Завета, даосских легенд – и постепенно углубилась в прошлое, возвращаясь к колыбели человечества – шумерским мифам и древним эпосам.

Рэйна считала, что так, по-своему, исследует космологию. «Вначале была одна лишь тьма» и все такое, без элемента Нико – Либби, из-за которого все казалось таким математически не постижимым. Рэйна хотела понять жизнь со своей, натуралистической, точки зрения, исходя из того, что жизнь – это форма энергии, некое внутреннее пламя, а не великая и загадочная, продуманная конструкция из молекул и пустот между ними.

Даже после ритуала посвящения никто из класса так и не пришел к четким выводам по поводу Вивианы Абсалон, смертной медитки, вскрытие которой показало, что в свои сорок пять она имела внутренние органы двадцатипятилетней женщины, а значит, обладала даром долголетия сродни медитскому. Послужив объектом в исследованиях смерти, Вивиана Абсалон так и не позволила сделать хоть сколько-нибудь внятных заключений, оставив класс гадать: жила бы она дальше, если бы не вмешалась судьба? Подводка Далтона к этой теме: мол, безвременная кончина медита с даром долголетия – это предсказуемый или же предопределенный исход – заставила Рэйну задуматься кое о чем. Правда, идея еще толком не оформилась у нее в голове.

По предположению Далтона получалось, что или вселенная не лишена своеобразной иронии, или катастрофу можно заслужить. Это казалось ей мелким и в конечном счете смертным взглядом (в том смысле, что он когда-то изживет себя). Был в такой концепции и элемент эгоизма – идея великого плана, в котором нет песчинок или наборов из миллиардов атомов, но есть незаменимые и наделенные предназначением создания.

(Рэйна считала все это чушью. И если бы существовал бог – то есть Бог, – она бы уважала его еще меньше за то, что у него нашлось время, желание и возможность так подгадить лично ей.)

В конце концов рассуждения о долголетии и смерти дали Рэйне ровно то же, к чему она пришла в паре с Нико: непроверенную и недооформленную идею о том, что жизнь – это нечто, создаваемое спонтанно и точно так же, в случайном порядке, уничтожаемое. (До эксперимента с Нико Рэйна размышляла слегка иначе: жизнь Вивианы Абсалон оборвалась не из-за какого-то врожденного магического механизма; просто она жила, а в жизни происходят несчастья.) Однако если жизнь – не случайность, тому должно быть свидетельство, ведь люди – в первую очередь превосходные наблюдатели и хронисты; из этого подозрения и родился интерес к мифам о творении. Вселенная предшествовала человечеству, все верно, но когда жизнь стала значить именно то, что значит сейчас? Возможно, кто-то видел, как зачинался их мир, и если процесс имел хоть какой-то намек на порядок, то его можно распознать, докопавшись до самых-самых корней.

Доставили книги, рассортированные по порядку: «Гильгамеш и Подземный мир» [10 - Одна из песен о шумерском правителе Гильгамеше: своими подвигами он стяжал славу великого царя и героя, но бессмертия так и не получил, однако после упокоения стал управителем подземного мира.], «Энума элиш» [11 - Вавилонский миф о сотворении мира, борьбе новых богов с первобытным хаосом (в лице богини Тиамат и ее чудовищ) и возвышении молодых небожителей (бога Мардука) над предыдущим поколением.], миф об Адапе [12 - Адапа – герой шумеро-аккадских эпосов, первый человек и сын бога мудрости Эйи. Был живым принят на небесах, но отказался от бессмертия, за что был изгнан обратно на землю.], – которые объединяла одна тема – как людям в награду за величие боги даровали бессмертие. (Читай: общевидовой страх перед неизвестным, бездной за гранью смерти.) Упоминалась и идея преемственности у богов, поколений старых и новых небожителей. Этот аспект интриговал особенно. Расцвет антропоцена говорил о том, что геоинженерия – это новая сверхъестественная сила, что человек оставляет неизгладимый след без вмешательства свыше. (Ели только кто-то не забыл упомянуть, как дождь из золотых монет осеменил мать Джеймса Уэссекса.)

Рэйна бережно перебрала рукописи, шурша вощеными обертками. До конца стопки она добралась неожиданно быстро и уже пыталась вспомнить, что забыла включить в список, когда из трубы вылетел еще один лист пергамента:

Некоторые запросы отклонены.

Рэйна удивленно моргнула, вертя квиток в руке в надежде увидеть перечень запретной литературы. Уточнений не последовало, а список запрошенного не вернули. Так в чем библиотека ей отказала? Рэйна готова была поклясться, что все ее запросы, в принципе, не выходили за пределы одной мифологической категории. К тому же она прошла посвящение. Что от нее могли сейчас утаивать?

– О, привет, – произнес за спиной Нико, заглядывая ей через плечо. Рэйна даже коротко шикнула от неожиданности. – Прости, – извинился он, словно искренне не понимая, что может быть не так. – Снова ограбила караван?

– Что? – моргнула Рэйна, и Нико красноречиво посмотрел на стопку книг. – А… да, ты прав.

– Вот это кирпич, – заметил он, указывая на «Гильгамеша». – Хотя короткий рассказ эпосом не назовут, да?

Казалось, он отчаянно пытался рассмешить Рэйну. Видимо, хотел загладить вину, что выглядело логично. В мире Нико нет необходимости прямо признавать ошибки; хватит самодовольно улыбнуться, сверкнув ямочками на щеках, и изящно откинуть с глаз непослушную челку.

– Зачем пришел? – спросила Рэйна. Потакание очередному капризу Нико де Вароны в данный момент казалось ей невыносимой потерей достоинства. (Не то чтобы Рэйна злилась. Проекция на церемонии посвящения не имела ничего общего с правдой, так зачем тратить время и вообще думать об этом?)

– Ну, э-э… типа длинная история, – ответил Нико. – Что тебе известно про Шопенгауэра?

– Немецкий философ? – В философии Рэйна, разумеется, разбиралась плохо, потому что по ряду причин считала ее пустой тратой времени. Неужели Нико сам не догадался? А еще Рэйна предложила ему изучить для самостоятельного проекта эволюционную биологию, но, видимо, он и не думал последовать совету. – Он не из тех, кто говорит, будто смысл жизни в страданиях?

– Правда? Здорово, – весело отозвался Нико, заполняя форму запроса и скармливая ее архивам. – Уже не терпится прочитать.

– Это из-за… ну, ты знаешь. Твоего друга? – спросила Рэйна.

– О боже, нет. Нет, ни разу. – Нико скорчил гримасу, потом достал из воздуха яблоко и надкусил его. Хруст эхом отразился от высокого потолка читального зала и пошел гулять по его недрам. Рэйна напряженно ждала. – Скажи я честно, ты все равно не поверишь, – закатив глаза, добавил Нико.

– А, конечно. – «Отлично, – подумала Рэйна, – продуктивный разговор, ничего не скажешь». – Ладно, мне, пожалуй, пора … – Она махнула рукой за спину, показывая, что собирается уходить, но, прежде чем Рейна успела ускользнуть, Нико обернулся, и воздух между ними немного завибрировал, что было для Нико обычным делом.

– Эй, а какие тебе книги они не дали? – спросил он, не удержавшись. Потом еще раз неприлично оглушительно громко надкусил яблоко и, жуя, проговорил: – Я думал, такого больше не будет.

Вот и она так думала, хотя в голове это все же не укладывалось.

– Они? – эхом повторила Рэйна.