Магистр ее сердца

… А еще раньше Мариус был совершенно уверен в том, что его учитель, Магистр, абсолютно непогрешим.

Из воспоминаний его вырвал осторожный стук в дверь. Мариус положил обратно злополучный дневник, про себя еще раз отметил, что было бы недурственно здесь прибраться и все же заменить шторы и ковры.

– Входите.

Голос прозвучал очень уверенно – так, как и должен звучать голос Магистра.

В дверь просунул голову совсем еще молоденький страж, остроносый, черноглазый, чем-то похожий на бойкую сороку.

– Магистр Эльдор… Прошу прощения, но мы все еще ждем дальнейших распоряжений, что делать с крагхами.

– Крагхов больше нет, ты хоть одного видел? – напомнил Мариус, глядя исподлобья.

Он очень хорошо понимал сомнения стражей Надзора, ведь речь сейчас шла о том жалком десятке крагхов, которых Магистр держал в подземельях и использовал в качестве учебного материала для своих. И вот этих было отпускать не менее страшно, чем Авельрона. Они сидели в подземельях, голодные, больные. Они видели, как их товарищей вскрывали заживо. Они знали, что то же ждет и их. А потом внезапно все они лишились крыльев и стали просто людьми. Но это вовсе не значило, что они перестали ненавидеть палачей.

«Оставить их здесь, чтоб изучать магический потенциал крагхов? – мысли закрутились в привычном темпе, – предложить вступить в Надзор? Ха, Мариус, более бредовой идеи у тебя давненько не возникало. Разве что когда собрался жениться на двуликой…»

– Идем, я хочу с ними поговорить, – сказал он вслух, – надеюсь, им не было причинено вреда?

– Да как же, Магистр, – паренек удивленно заморгал, – они ж… люди теперь?

– Все верно, – кивнул, – идем. Они по-прежнему в подземельях?

– Разумеется, Магистр, – бойко, по-военному отчеканил страж, – по-прежнему в клетках. Мы не стали их отпускать без вашего на то приказа.

Позже они молча шли сперва по коридорам Надзора, где было весьма несложно заблудиться. Мариус, правда, бывал во дворце крагхов, и после тех лабиринтов эти казались очень правильными и совершенно незатейливыми. Время от времени им навстречу попадались стражи, совсем юные и не очень, а некоторые и постарше самого Мариуса, и все они низко и молча кланялись, а у Мариуса в груди все переворачивалось, как будто воспротивившись тому, что его сделали магистром. Снова против воли. Как и тогда, когда был мальчиком – распороли трахею, сделали надрез под ребрами, сунули в разрезы трубки, полные мерцающей зеленоватой жидкости… Он скрипнул зубами. Будь ты проклят. Мучиться тебе вечно в потоках магии…

Когда начали спускаться по лестнице, Мариса чуть отпустило, он даже вздохнул свободнее. Воздух здесь был холодный и влажный, тишина почти ощутимо давила на уши. Мариус быстро шел вперед, оставив мальчику за спиной. О, он ведь очень хорошо знал дорогу в подземелья! Сам ведь проводил там часы, в то время как воображение рисовало сладостные картины убийств тех двуликих, что лишили семьи. А выходит, магистр лишил.

«А она вытащила меня из этой мерзости», – подумал Мариус с благодарностью.

И на этом страж услужливо отворил перед ним тяжелую ржавую дверь.

В лицо дохнуло зловонием. Кровь, внутренности, испражнения… Все вместе.

По стенам были развешаны большие кованые корзины с лайтерами – так, чтоб адепты видели получше все, что происходит в учебных помещениях Надзора. А на Мариуса сквозь ржавые прутья смотрели десять пар глаз. Десять больных, избитых, израненных людей. И взгляд против воли зацепился за девочку лет шести, совершенно голую, как и ее мать, которая судорожно прижимала ее к себе. Мариус ощутил, как к горлу резко подкатила тошнота – не от смрада, нет. От самого себя, от того, что сам занимался всем этим, и истово веровал в правильность происходящего.

Он торопливо отвел глаза от женщины, скорчившейся над ребенком, чтобы встретиться с другими взглядами, теперь уже исполненными ненависти.

«Отпустишь таких, – уныло подумал он, – и они пойдут резать людей, как свиней. И их вполне можно понять».

Он не мог допустить, да и не хотел, чтоб случилась бойня.

И точно так же понимал, что уже никогда не сможет исправить поломанные жизни этих несчастных. Не сможет, да. Но что-то сделать нужно.

«Магистр на моем бы месте попросту их всех убил, – тоскливо думал Мариус, – и был бы прав. С такими уже ничего не сделаешь, им одна дорога».

Магистр обладал талантом сделать сложное простым.

У Мариуса такого таланта не было.

Поэтому он подошел ближе к решеткам, еще раз огляделся. Сознание помимо воли подмечало мелочи, от которых кого послабее уже бы стошнило: гниющая заживо плоть, выбитый глаз, перебитые и криво сросшиеся руки… И эти люди смотрели на него молча, с ужасом и ненавистью. Да что он сможет дать им теперь? Ничего, увы.

Он откашлялся.

– Так, – голос, вопреки сомнениям, звучал уверенно, – все поняли, что произошло?

Кто-то всхлипнул, и Мариус готов был поклясться, что это именно та девочка.

– Я не слышу, – резко сказал он.

– Мы… без крыльев теперь, – ответил кто-то.

– Крагхов больше нет, двуликости нет, Пелены нет, – тяжело роняя слова, пояснил Мариус, – предвосхищая вопросы, сразу скажу: сейчас вас выведут отсюда, затем вы попадете в руки нашим лекарям, которые поправят то, что еще можно поправить. После чего вас проводят до той границы, где раньше пролегала Пелена, и вы вольны идти к своим.

Повисла тишина. Вязкая, горькая. И в этой тишине кто-то заплакал, хрипло, навзрыд.

– Разумеется, все это произойдет только в том случае, если вы будете вести себя разумно, – добавил Мариус. По позвоночнику катились капли холодного пота. Говорить… было невыносимо тяжело, как будто каждым словом его вынуждали сворачивать столетнее дерево.

– Итак… я должен получить от вас обещание, вести себя разумно, – повторил он, – я не буду требовать клятв, ибо они пусты. Но если вы пообещаете…

Они молчали и просто смотрели на него.

Не верили.

Мариус кивнул стражу.

– Приведи еще стражей. Пусть их… отведут помыться. Пусть из города цирюльника доставят. Одежду им выдайте. А потом – к лекарям, в лекарский корпус…

И, повернувшись, пошел прочь. Пожалуй, здесь он сделал все, что ему было по силам. Уже в дверях обернулся – девочка без улыбки смотрела ему вслед. Женщина все так же прикрывала ее тщедушное тельце руками. Мариус покачал головой. Похоже, денек предстоял интересный.

***

Через два часа, вдоволь надышавшись пылью в кабинете, переворошив и пересмотрев те свитки, которыми был завален стол магистра, Мариус спустился в лекарский корпус. Может, это и не нужно было, но почему-то он все равно хотел поговорить с каждым из них. Спросить, чего они хотят теперь. Возможно, как-то еще помочь. От мысли о том, что внизу держали ребенка, становилось не по себе. Сам Мариус об этом даже не знал, видать, ту женщину с девочкой поймали и притащили аккурат в те дни, когда сам Мариус уже был занят Алайной, крагхами и Пеленой. Что теперь будет с этой девочкой? Сможет ли опомниться после всего, что видела? А ее мать? После всего, что было?

Всего лишь на минутку он позволил себе закрыть глаза и немного помечтать о том, как придет домой – да, в тот чужой дом – как обнимет свою птичку, как будет вдыхать аромат ее тела. Скорее бы вечер наступил,скорее бы все здесь закончилось… Но Мариус знал, что до обеда еще далеко, и что, возможно, после обеда ему придется повидать его величество, и Фаэра, наконец.

Лекарский корпус находился в самом дальнем углу двора резиденции, низкое, крепкое одноэтажное здание с маленькими окнами. Перед входом дежурило два стража, они не преминули низко поклониться магистру. Мариус шагнул через порог – в нос шибануло спиртными парами, запахами травяных настоев. Он почувствовал слабые отголоски целительской магии.

Пройдя по широкому коридору на звуки голосов, Мариус заглянул в ближайшую палату, удовлетворенно хмыкнул. Вроде бы, все шло гладко и без осложнений: мужчины, уже вымытые, бритые, в чистых холстяных рубахах, сидели в ряд на длинной скамье. Одним в данный момент занимался лекарь, заставляя сгибать и разгибать пальцы, которые, скорее всего до этого момента были перебиты. Когда Мариус вошел, головы повернулись в его сторону – а ему сделалось не по себе от совершенно пустых, потухших взглядов. Даже передернуло. И хорошо бы сбежать, но Мариус не позволил себе такой роскоши. Ишь ты, тяжело на них смотреть. А ведь смотрел, когда они были крагхами? И сам головы рубил, чего уж там. Не получилось быть беленьким и чистеньким, так что терпи теперь, и сделай все, что в твоих силах.

– Как они? – спросил он у ближайшего лекаря.

Он хорошо знал этого тщедушного мужчину, поскольку сам неоднократно бывал в лекарском корпусе. Кажется, именно этот тогда накладывал ему швы на шее, отчего получится знатный шрам.

Лекарь пожал плечами.

– Неплохо, магистр Эльдор. Поначалу, конечно, состояние было отвратительным. Но мы работаем, все будет хорошо.