У Истока. Хранители. Том 1. Явление

– Бабуля, я помню, как меня крестили. Вон тот дедушка. А из окна я видела домик и «слава труду». Это было в мае, да?

С лица Екатерины сползла улыбка, а губы побелели. Она медленно перекрестилась:

– Ну, вот и началось.

– Что?

– Знать бы… Поедем домой. Уроки делать пора.

Девочка грустно вздохнула и взяла бабулю за руку.

По дороге домой они не разговаривали.

Буквально пару дней спустя прямо посреди урока учительницу вызвали из класса. Она строго приказала сидеть тихо и ушла. Не прошло и пяти минут, как она стремительно вошла в класс и с порога заявила:

– Теперь можно ходить в церковь. Бог есть.

Первоклашки ошарашенно молчали. Учительница, видимо, не решив, нужны какие-то пояснения к такой радикальной смене курса у школы, нервно прошлась вдоль доски пару раз, подошла к столу, поводила пальцем по своим записям и, пытаясь изобразить безмятежную улыбку, перешла к домашнему заданию.

– Бог есть! – ворвалась с диким криком домой девчушка.

В зале что-то грохнуло и в коридор выбежал взъерошенный папа. Из кухни медленно вышла Екатерина, вытирая руки о фартук.

– Дочь, поясни, – не поздоровавшись, сказал папа.

– Елена Васильевна сказала, что теперь можно ходить в церковь, потому что Бог есть, – скидывая портфель на пол, продолжала девочка. – А ещё Серёжкин брат, который в 7 классе учится, сказал, что им разрешили не носить галстуки и не вступать в комсомол. Вот!

Папа и бабуля уставились друг на друга и молчали.

– Да помогите уже! – буквально крикнула девочка.

Папа вздрогнул и сделал шаг к дочери.

– Вот! – девочка тянула за пуговицу. Петелька старого пальто разлохматилась и пуговица запуталась в нитках.

– Надо зашить, – сказала Екатерина и пошла в спальню.

– Ага, – ответил папа. Он помог снять пальто и понёс его бабуле в спальню, где она уже разбирала коробку с нитками.

– Мам, ты знаешь, что происходит? – осторожно спросил он.

– Мир катится к чертям, – твёрдо ответила Екатерина, прикладывая к петле две катушки, чтобы подобрать тон нитки.

– Ты знала?

– Рано или поздно это должно было случиться. Держись за работу. И за неё, – она кивнула на внучку. – Дальше будет очень плохо.

Папа невольно отшатнулся.

– Держись, говорю, – строго сказала Екатерина. – Возьми молоток и гвозди, прибей полку на кухне в углу. Полка на антресолях. Икону поставлю.

– Да, – папа поспешил уйти.

Девочка молча переодевалась за створкой шкафа.

– Бабуль, разве это плохо, что можно ходить в церковь?

– Нет, не плохо. Но когда об этом говорит правительство, значит надеяться остаётся только на Бога. Со своими задачами оно не справилось.

Девочка только пожала плечами.

– Урок тебе первый, – сказала Екатерина, разглядывая стежки. – Когда человеку страшно или не понятно, что делать, надо начать делать что-то простое и знакомое. Это успокаивает и внушает уверенность. И когда беда, и когда печаль, и когда жить не хочется. Надо начать делать маленькие простые задачи.

– И всё наладится?

– Нет, наладится не всё и не сразу. Но дорога откроется. Точно тебе говорю. Потому что все дороги они в душе. Она уже всё знает, что будет. Но страх глаза застит, то есть, закрывает. А как ты с закрытыми глазами идти будешь? Не туда или споткнёшься.

Девочка зажмурилась.

– Глаза и у души есть, – сказала бабушка, чиркнув ножницами. – Душой смотри, сердцем слушай. А глаза и уши обманут. Повесь пальто.

Девочка открыла глаза и взяла починённую одежду.

– Урок окончен, – сказала Екатерина, захлопнув шкатулку с рукоделием.

– И всё?! – удивилась малышка.

– Думаешь, этого мало? Научиться видеть душой и слушать сердцем могут единицы, уж поверь мне. Вон, у твоей матери вообще булыжник вместо сердца. Как будто не моя дочь. Сила не просто её стороной обошла. А прямо очень большой крюк сделала. И это хорошо. Таким силу давать нельзя. Беда одна будет. Дополнительный урок тоже окончен. Марш руки мыть и обедать.

Вечером на маленькой кухоньке их квартиры было народу больше, чем вообще могло поместиться. По привычке говорили тихо, много курили. Несмотря на открытое окно, дым тянул под дверь. Девчушка то и дело тёрла нос, который нещадно щипало и пыталась не чихнуть. Ноги мёрзли, потому что с дымом вместе по полу струился холодный воздух из открытого в кухне окна. Она различала лишь цветные пятна за огромным рифлёным стеклом белой двери. Но то, что произошло в школе, вызвало нешуточную тревогу у всех взрослых. Это и было главной темой посиделок. Девочка мало что понимала, но одно было ясно: взрослые подозревают, что грядёт что-то плохое, очень и очень нехорошее и будет ещё хуже. Как-то до этого она не очень понимала, хорошо оно или плохо, сравнить было не с чем. Жили, как все. Но, видимо, жили как-то не так. А теперь что?

Задумавшись, она не заметила, как дверь открывается, и в клубах удушающего сигаретного дыма на неё вывалилась мама:

– А ну брысь отсюда! – прикрикнула она и успела отвесить подзатыльник дочери.

Девочка заплакала и тихо поплелась в комнату.

– Ну и сука ты… – услышала она голос папы в коридоре, уже закрывая за собой дверь спальни.

Она упала на кровать, уткнулась в подушку и тихонько заплакала. Ну, за что?

Кто-то подошёл и сел рядом. Она глубже зарылась в подушку.

– Малыш, – папа осторожно погладил её по плечу. – Очень больно?

– Нет, – раздалось из-под подушки.

– Обидно?