У Истока. Хранители. Том 2. Таёжный пояс

И третья история была очень и очень похожа, но вот она и оказалась самой разрушительной. Её муж. Он тоже пришёл заказать дизайн-проект. С ним у неё не было связано вообще никакого прошлого. Она первый раз его увидела, как и всех клиентов, в приёмной и никакого особого внимания этой встрече не предала. И сама толком не поняла, как между встречей ранней весной и свадьбой ранней осенью успела его так близко подпустить, что отправилась под венец, как овца на заклание. Овца, только так она о себе и думала.

Дед напоминал, что это опыт и нечего тут кровь из самой себя пить, а то кончится.

Но она ещё не отпустила это, оно ещё болело, угнетало и мешало.

Старалась, старалась. И только теперь поняла, что эта история: я пришёл – пришла заказать проект – что-то важное значила. Что-то в этой истории должно было дать ей какой-то ключ, какое-то понимание того, что с ней, с ними, со всей это историей в тот момент происходило. Как будто именно в этот момент она стояла на развилке, где были три дороги, как перед Ильёй Муромцем и она, конечно, выбрала не ту. Она сбежала от своей боли, сбежала от мысли о том, что причинит боль их паре, если например, его новая девушка увидит хоть какой-то намёк на чувства между ними, поймает хоть один её взгляд любви, брошенный на неё. Получалось, что только она виновата сейчас в том, что происходило. Она свернула не туда.

Но Николай раз за разом говорил, что так видимо и должно было случиться, чтобы она восстало мощно. Как древняя мать прародительница, так настоящая ведьма. Почему-то светлым силам никак не получалось пробудить её иначе.

Зато теперь она не просто проснулась, а как будто переродилась. Почти. Почти переродилась. Но определённо её отъезд был самым лучшим из имеющихся во Вселенной вариантов. Потому что со стороны всё было настолько хорошо и очевидно, что иногда волосы вставали дыбом от того, что она видела в своей жизни открывшимися глазами. Было горько, больно, обидно, стыдно. Всё вместе. Хотелось бы всё изменить. Но ничего обратно уже не вернёшь.

Итого, оставалось принять, что одна и та же ситуация не просто намекала, а криком кричала: тут что-то не то. Надо выбирать сердцем. Душу слушать. Она не обманывала.

Конечно, единственно желанный вариант контракта был с ним.

Вот оно, то самое слово. Контракт! Контракт!

Контракт света и тьмы.

Или контракт света и света. Договор. Союз! Единение.

Все эти синонимы тут подходили. Они про любовь, про дружбу и про то, чтобы стать спиной к спине в последней битве. Или плечом к плечу, или лицом к лицу. Но только, чтобы сказать – мы победим! Мы сильнее. Мы свет!

– Мы – Свет! – вскочила она со стула и подпрыгнула, раскиснув руки. Малышка удивлённо подняла голову и уставилась на маму:

– Мы – Свет, дочка, мы – Свет, – она весело подбежала к ней, подхватила её на руки и закружилась по комнате.

Николай остановился на пороге, видя, как её энергополе взорвалось и заливает комнату неравномерными, но энергичными и яркими всполохами. Может, когда хочет. Помнит, но не верит пока, что помнит, и что может, тоже не верит. Просто слишком сильно били, просто слишком сильно устала, просто столько раз говорили, что она никто и звать её никак, что она и сама поверила, хотя вот третьего дня сказала, что старушка к ней пришла. Ларисой звать. А она и правда третьего дня умерла. Так испугалась, подумала, Николай шутит. Еле убедил, что она снова видит умерших и это нормально. Вот лишнее доказательство её связи со всеми мирами. Мёртвые сразу её нашли, потому что чистые души шли к чистому проводнику, чтобы сказала родным, что с ними всё в порядке и они попали куда надо, чтобы по ним не плакали, не убивались.

Ему очень и очень хотелось уже увидеть её в полноте силы, когда она ни на минуту не будут сомневаться в том, что она великая волшебница, мать-прародительница миров, она и есть Исток, часть Его и Свет. Она и есть Любовь. Вот когда это снова станет частью её органики, тогда у неё не будет уже сомнений в своей Силе. Вот тогда эта Сила. Ох, хотел бы он это увидеть!

Глава 10. Знаки

Лето набирало силу. Уже не такая сочная зелень была на деревьях. Становилась жёстче и выше трава. В саду появились первые крошечные завязи плодов. А на клубнике и вишне ягоды готовились поменять окраску с сочно-зелёной на более съедобную.

Ведьма собрала дочку, закинула в корзинку еды, квас, молоко и свистнула Снежка. Он нехотя забрался в машину, сел осторожно на сиденье и поставил в линеечку лапы. Ведьма улыбнулась и покачала головой: какой-то безупречный пёс.

Девочку она пристегнула сзади, хотя поначалу так и собиралась ехать с ней на руках. Что тут, деревня пустая, по сути. Но сердце нехорошо ёкнуло и она решила не рисковать. Деревня деревней, поэтому тут тем более никто от бешеных куриц не застрахован.

Ей наконец захотелось поездить вдоль деревни и куда-нибудь дальше, лишь бы дорога подходила большому внедорожнику. Хотелось посмотреть окрестности, но так, чтобы не сбивать ноги и не мучить малышку. Приехать, сесть на капот и сидеть, глядя на прекрасное, столько, столько позволит природа, погода и жёсткий металл машины. А потом… Да как воля вольная подскажет.

Сегодня, впервые за много дней и ночей, она почему-то чувствовала себя свободной. Чувствовала, что может не сидеть дома, не прятаться в четырёх стенах, не бояться выходить дальше забора, в образном смысле, потому что забора никакого вокруг дедовой усадьбы не было. Тут, кажется, и зайцы за капустой на огород не заходили, понимая, кто перед ними и что. Хотелось сделать что-то для себя, по-настоящему для себя. Так, чтобы ни у кого не спрашивать разрешения, никого не просить, просто сесть за руль своей машины и ехать, сколько захочется. Отдыхать в поле и на опушке леса или на той стороне озера, сколько захочется. Есть пирожки и запивать квасом. Сгрызть яблочко и закопать семечки на опушке леса, чтобы лет через тридцать здесь же сорвать с ветки такое же сочное жёлтое яблочко. Она улыбнулась своим мыслям и, если бы не внезапно глухо рявкнувший Снежок, точно бы задавила целый выводок гусят. Она резко затормозила и посмотрела на собаку. Снежок как будто укоризненно сдвинул брови и странно бурчал что-то, клацая зубами.

– Ну, говорящей собаки у меня ещё никогда не было, – шёпотом сказала девушка, чувствуя, как похолодело всё внутри.

Гуси тем временем миновали дорогу и разбежались по травке на противоположной стороне.

– Спасибо, Снежок, – она чуть тронула его за лапу. – Спасибо, вот видишь, там чутьё сработало, пристегнуть дочку, а тут нет.

Она повернулась к малышке. Та безмятежно улыбалась, тиская большого белого кролика в голубой кофтейке. Она что-то нежно рассказывала ему на своей непереводимой речи, состоящей, из урчащих, пищащих и каких-то музыкальных буквально звуков.

– Хорошо, что мы вместе, – сказала она, ни к кому не обращаясь.

И не понятно было, говорит она о дочери, собаке или вообще обо всех, кто сейчас входил в её ближний круг и каждый день давал ей силы жить и смысл просыпаться по утрам и вести этот странный бой.

Снежок аккуратно переставил лапы, снова выстроив их в линию, и гордо задрал голову.

– Как человек прямо, – сказала ведьма вслух.

За деревней дорога превращалась в слабо намеченную в траве колею. С одной стороны было фермерское поле ещё одного предпринимателя, который приехал на село возрождать традиции. Сам он был не местный, но только здесь ему согласились выделить поля под лён, уж слишком они были заброшенные и заросшие. И полями не назвать. Но дед Коля сказал, что мужик оказался на удивление упорный и за четыре года из пустоши, поросшей кустарником, снова сделал годное поле. Сейчас здесь волнами качался на лёгком летнем ветерке набирающий рост молодой лён.

– Как море, – ведьма приостановилась, вышла из машины, чтобы насладиться его мерным колебанием. Чем дольше она смотрела, тем отчётливее ей казалось, что оно какое-то густое, что это самое пространство движется и меняет свою плотность и структуру, что время как будто тут тоже приобретает непонятную текучесть. А если долго-долго смотреть, то можно раствориться в нём, стать то ли ветром, то ли волной на этом поле, стать чем-то, у чего даже имени нет.

– Прямо гипноз, – шёпотом сказала она и залезла обратно в машину. – Дальше поедем. Я тут прямо теряю связь с миром.

Ещё пару километров вдоль леса широким привольем расстилались дикие луга. Разнотравье пестрело цветами, колосьями, гудело пчёлами и шмелями. Вот тут была жизнь, вот тут волны хоть и были такие же текучие, но разновысокие травы не создавали такого гипнотизирующего эффекта. Здесь губы сами собой расплылись в улыбке. Настоящая жизнь, она именно такая: разная, пёстрая, непредсказуемая. В каждый миг можно что-то своё увидеть. Она высунулась в окно, подставив лицо ветру. Становилось жарко и хотелось к речке, пройтись по мокрому песочку и может даже искупаться.

И небо ответило. Потянуло речкой. Это был тот самый влажный, полный запаха водорослей, рыбы и стоячей воды, дух, который не перепутаешь ни с чем.

– Ты знаешь, где речка? – весело спросила она Снежка. Собака высунула розовый язык и зачавкала.

– Пить хочешь? Я тоже!

Она перегнулась через собаку и открыла дверь:

– Веди!

Собака радостно вываливалась в траву и помчалась по дороге.

Ведьма газанула и буквально спустя пару минут оказалась на берегу медленной широкой речки. Берег удачно окаймляли раскидистые ивы, от чего вид у него был совершенно сказочный и романтичный. Ветки концами плескались в воде, где-то вдали ударила по воде хвостом здоровенная рыбина. Над головой пронёсся вёрткий зимородок.

– Да ладно, ну просто идеальное место, – всплеснула руками ведьма.

Песочек на небольшой латке берега был чистый. Только птичьи лапки и следы улиток написали на нём что-то утреннее, что-то особенное. Снежок помедлил минутку, глядя на ведьму, и направился к воде. Он долго и с удовольствием пил, пока девушка с дочкой расстилали на травке одеяла, доставали корзинку с припасами и раскладывали игрушки.

Потом он подошёл к одеялу и внимательно посмотрел на всех и всё. А потом весело свалился в траву, задрав лапы кверху. Девчушка расхохоталась. Зазвенели над лугом колокольчики.

«Такая простая семейная идиллия», – подумала девушка и снова перед её внутренним взором, как последние несколько дней встал в полный рост её любимый. Он улыбнулся, чуть прищурив серые глаза и так и остался висеть в воздухе. Даже если она отводила взор или пыталась поменять мысли, всё равно он стоял как будто где-то рядом. Наблюдал за тем, как она вдруг стала снова улыбаться и как её душа снова ищет красоту вокруг, чтобы очередной раз поразиться силе и мощи творения, немыслимому разнообразию всего того, что создал кто-то непознаваемый для всех для них. На её руку села большая оранжевая бабочка. Она даже дышать перестала, боясь спугнуть такую красоту. Бархатистые крылья переливались на солнце от каждого её движения, длинные невыносимо тонкие усики сворачивались в колечко на конце. Бабочка сделала пару шагов. Стало щекотно и ведьма пошевелилась, спугнув нежданную гостью:

– Хороший знак, – почему-то на глазах выступили слёзы. – Очень хороший.

Вообще день был странный и хороший. Ничего особого не происходило, но почему-то хотелось за каждый шаг в этом дне говорить такое искреннее и волнующее спасибо, как будто сбылись сразу все мечты. Что-то грандиозное и невыносимо щедрое заполнило внезапно всю её и все пространство вокруг. Мимолётно, но возвращалось чутьё, предвидение, буквально на уровне интуиции, какого-то слабо различимого отражения будущего. Как будто что-то говорило с ней простыми и понятными даже детям знаками. Как будто она снова должна была научиться жить, любить, доверять себе и своему дару. Как будто сама, как её маленькая дочка, училась делать первые шаги и складывать в слова странные музыкальные звуки.

Сквозь боль и отчаяние, сквозь настоящую физическую невыносимую боль, она родила несколько месяцев назад новую себя. Когда дошла до дна, когда почти умерла от побоев, когда поняла, что от будущего её отделяет всего один вздох… Там, на пороге нежизни она приняла решение жить. Она прорыдала, прокричала и проревела все свои боли, страхи и ужас одиночества, все утраты, все скорби, все потери. Она обвинила себя во всём и оправдала. Она сама себя приговорила, отбыла наказание и вот вышла на свободу. Вышла туда, где была рождена на этот белый свет ещё десятки лет назад. Ей снова придётся узнать себя, снова научиться ходить, говорить, применять свои способности. Слава богу и всем, кто их ведёт, что не придётся делать это в одиночестве. Теперь она обрела своего настоящего учителя. У неё есть опыт прошлой жизни в этом же теле, в этом же мире, но это прошлая жизнь, в которой она была как будто чужой себе.

Она даже не одну жизнь прожила, а как будто несколько: детство, юность, где всего пару лет было отведено красивой и взаимной любви, и снова одиночество и ужас плена у этого страшного человека, за которого она почему-то вышла замуж.

«Это происки тёмных», – сказал Николай. Много ещё предстоит понять из того, почему так сложилось. Почему именно так сложилось? Почему тёмные имеют над ней такую силу? Почему на борьбу с ними брошены такие сильные тёмные маги. Почему им не дают быть вместе настолько отчаянно и настолько болезненно? Почему их столько смертей вокруг окружало и как теперь сделать так, чтобы сохранить всех своих, чтобы выстоять и чтобы снова обрести его. Она была уверена сегодня, что этот образ, висящий в тенях ивовых кос, не морок, а какой-то знак, что он думает о ней, он любит её так же, как она сегодня любит весь мир в полноте его. Она снова вытерла слёзы. Это были слёзы радости, которые сегодня никак не хотели быть просто влагой её тела. Они хотели выхода. Душа как будто проснулась и рыдала от счастья, что она, наконец, свободна, она услышана и теперь она может нести свой свет так, как это повелел Исток. Где же ты, о центр мироздания, и творец всего сущего?