И пока мне не заткнули рот кляпом, я плюю ему в лицо, а затем с превеликим удовлетворением наблюдаю, как слюна скользит по переносице его орлиного носа.
Он обжигает меня яростным взглядом, который, впрочем, меня не пугает.
– Вырвите моряку ногти!
– Что?! – ахаю я. – Нет! – Я выворачиваю голову к Энтони, оставляя в кулаке Данте клочок своих волос. – НЕТ! Не трогайте Энтони. – Боги… что я натворила? – Вырви мои ногти!
– Королеве ногти нужны, а пленнику они ни к чему. – Данте наблюдает за тем, как двое солдат приближаются к Энтони, в чьих глазах застыл ужас.
– Единственное, для чего я их использую, – это чтобы расцарапать тебе лицо, так что лучше вырви их, Данте.
Он лишь смотрит на меня со скучающим видом.
– Прошу, не мучай его. – Мне противно, что он вынуждает меня умолять. – Данте, пожалуйста!
Я ловлю его взгляд. Он такой холодный, что кровь стынет в жилах.
В уголках глаз собираются слезы.
– Прошу, вели им перестать.
Он не велит.
Когда болезненные стоны Энтони переходят в крики агонии, я обиваюсь горячими слезами.
Я плачу за него.
Плачу вместе с ним.
Кажется, будто пытка длится целую вечность. Когда он затихает, я осмеливаюсь взглянуть на друга.
Энтони лежит на боку, волосы прилипли к потному лицу, веки плотно закрыты, кончики пальцев алые. Под связанными руками расплывается скользкая лужа. Я перевожу взгляд на грудь и пристально смотрю, пока не замечаю движение грудной клетки.
Жив. Он жив. Осознание этого едва ли прогоняет ужас и чувство вины, разрывающие сердце. Я отомщу за тебя, Энтони. Клянусь!
Я обращаю всю силу свирепого взгляда обратно на Данте.
– Почему ты стал таким жестоким?
– Из-за тебя, Фэллон. Ты сделала меня таким. До того как ты пробудила перевертышей, я не жаждал свергнуть брата.
– Ты переплыл Филиасерпенс!
– И что?
– И то, что это обряд посвящения для лючинских королей! Значит, ты жаждал занять трон до того, как я его тебе преподнесла. Так что, на хрен, не смей обвинять меня в том, каким бессердечным ты стал.
Данте фыркает.
– Раз уж я бессердечный, то как можно назвать твоего маленького павлина-короля? Ты в курсе, сколько трупов он оставил гнить на моей земле?
Я вполне осознаю, что моя пара – смертельно опасный воин и пролил немало чужой крови. Осознаю также, что Лор и сам считает себя монстром. Однако нет худшего монстра, чем фейри, чьи руки все еще удерживают меня.
– Лор хотя бы защищает своих друзей. Останется ли у тебя кто-нибудь в конце твоей вендетты против воронов?
Губы Данте сжимаются в жесткую полосу.
– Это не вендетта, а гребаная война. И ее развязала ты.
– Вечно у тебя виноваты другие, – бормочу я сквозь зубы.
– Что ты вякнула? – Его глаза почернели от негодования: естественно, он меня услышал, все же наши лица так близко, что моих влажных щек касается его зловонное дыхание. – Уж лучше тебе меня не оскорблять, иначе я отыграюсь на твоем морячке.
Я плотно сжимаю губы, не желая навлекать на Энтони дополнительную беду.
После целой минуты молчания Данте говорит:
– Так-то лучше.
И вновь меня опаляет вонючее дыхание. Я приоткрываю губы, чтобы поберечь нос. Всегда ли у него изо рта воняло протухшими морскими водорослями и гнилью или это вызвано неббенским химикатом, который он принимает?
Я удерживаюсь от вопроса ради безопасности Энтони.
– Оставить тебя связанной или ты станешь хорошо себя вести?
– Я буду хорошо себя вести, – бурчу я. Кто в здравом уме попросит своего мучителя не снимать наручники?
Данте отпускает мои волосы, одновременно виноградные лозы отступают от ноги. Кожу покалывает, когда кровь вновь приливает к поврежденным участкам плоти.
– Юстус, открой хранилище!
Ну разумеется, здесь присутствует и генерал! Удивительно, как он не поучаствовал в сопровождающей меня процессии.
– Зачем нам в хранилище?
Ладонь Данте наконец отрывается от моей спины, но только для того, чтобы схватить плечо.
– Там я храню свое новое сокровище.
Речь о Мериам?
Данте затаскивает меня в очередное помещение без окон. Большую часть поверхностей покрывает обсидиан, но одна стена представляет собой массивную золотую панель, облицованную граненым ониксом в форме гигантской буквы «Р» со множеством изгибов и завитушек.
Данте дергает меня к стоящему к нам спиной Юстусу. Мне совсем не по душе его манеры, однако взгляд на неподвижную фигуру Энтони вынуждает меня проглотить возмущение.
При виде друга мысли переключаются на Имоджен и лидера повстанцев-людей, Вэнса, которые отправились на поиски Энтони и в результате оба пропали. Здесь ли они? Или же опасения Ифе оправдались и ее сестра превратилась в вечно-ворона? Я не спрашиваю у Данте, на случай если он не знает об их участии.
Как и моя клетка, а также хранилище Акольти, бронированная золотая стена открывается с помощью магии. Юстус поливает граненые камни водой из ладоней. Я замечаю, что он разбрызгивает воду струями, начиная с низких камней и переходя к более высоким.