Багровый – цвет мостовых

– Интересное строение, – проронил Франц, придерживая локоть подруги.

– К тому же удобное, – подтвердил хозяин, приноровившись к их медленной поступи. – Одно мгновение ты дома, а второе – уже на работе.

– Ступени, однако, старые.

– Конечно старые! Они поживучей некоторых монархов будут.

Поднявшись, они очутились в комнате с выцветшими, что было заметно даже во тьме, обоями в худую полоску. Угрюмым одиночкой в углу выделялось кресло; заметив его, молодой человек повел Рене в ту сторону, рассеянно перебирая успокаивающие слова.

Девушка покорно следовала за провожатым. Обстановка квартиры ее не смущала, не трогала. Мысли покинули голову; пусть временно, но даже так, опустошенность – одно из ужаснейших чувств. Изредка, словно из другого, неведомого ей мира, она слышала голос друга и повиновалась ему слепо, ведь глаза с трудом привыкали к мраку.

– Присаживайся, – мягко велел ей шепот, и Рене опустилась в кресло, подобно марионетке с внезапно оборвавшимися нитями.

Замерцал огонек керосиновой лампы, играя с густыми тенями. Хозяин быстрым шагом вышел и скрылся в коридоре.

Франц присел на корточки возле подлокотника, не выпуская из рук ладонь бедной путницы. Онемев, он всматривался в ссадины и слегка запекшуюся кровь на коже Рене, на чуть надорванный воротник нежного оттенка с багровыми вкраплениями. Уста отказывались шевелиться, а разум – находить верные слова среди тех, что ласточками роились в уме. Как же молодой человек корил себя за безмолвие! Столь сильно он желал высказать свое негодование и сожаление, столь мил, утешителен был бы для него звук ее голоса.

И Рене не роняла ни звука. Она лишь сидела сгорбившись, вперив взгляд в незримую точку и чувствуя тепло кончиков пальцев Франца на своем запястье.

Вместе с ветром, вздыбившим штору, в комнату вошел Мар. Из тканевой сумки, принесенной им, он извлек вату. Рене заметила также принесенную рюмку, и в ее взоре мелькнул вопрос.

– Ничего не поделаешь, – перехватив ее взгляд, изрек Мар. – Уверен, польская водка не хуже врачебных штучек справляется с инфекцией.

Девушка не издала ни звука; происходящее едва задевало ее сознание.

– Всего несколько царапин, – говорил хозяин, окуная кусочек ваты в рюмку. – Глубоких, правда, – Одной рукой подставив лампу поближе, дабы свет падал на гостью, мужчина продолжал: – Ты устроила ему знатную выволочку, увечья с ним надолго! – он склонился над путницей и приложил мокрую вату к ее шее. – Смел…

Рене вздернула голову и сквозь стиснутые зубы зашипела. Наморщенный лоб покрылся испариной. Вырвав ладонь из рук Франца, бедняжка впилась ногтями в обивку кресла.

Сильные боли не сопровождали ее долго. С мастерской аккуратностью Мар перебинтовал раны девушки за считанные минуты, время от времени пытаясь ее приободрить. Франц же в конец растерял все необходимые слова и безмолвно, но не безмучительно, наблюдал за ней.

– У тебя прекрасные духи! – искренне заявил хозяин, завязывая последний бинт на предплечье Рене. – Не будь в обиде, я лишь разнообразил палитру запаха. Что? Я читаю в твоих глазах недовольство. Неужели тебе не нравится? Брось, это восхитительно.

Мар выпрямился, взяв опустошенную рюмку; его теплая улыбка ясно виднелась во мраке.

– Готово.

Он вышел в коридор и очень скоро вернулся, не дав злобным мыслям пробраться в думы гостей. Мар принес две новые рюмки и протянул молодым людям.

– Прочь тревога, прочь тоска! Посмотрите на них. Вы заставляете приведений завидовать, но напрасно, у меня из бледных только вы. Вернитесь к жизни, напуганные воробьи.

Голова девушки приподнялась; Рене без раздумий приняла напиток хозяина кафе и поморщилась. Юноша последовал ее примеру.

– Коньяк? – кашлянул Франц.

Часы в коридоре пробили двенадцать ударов. Первые из них застали гостей покидающими скромную квартиру, а последние вознеслись над пустотой. Мар убедился, что в кафе без него ничего не произошло и решил проводить молодых людей до угла улицы Пуатвен. Они отблагодарили его за помощь и попрощались, однако зоркие глаза смотрели вслед уходящим, пока их фигуры не смешались с ночью.

– Не переживай, я провожу тебя до дома, – мягко сказал Франц.

Сие заявление оживило девушку.

– Нет-нет! – запротестовала она. – Только не это. Неужели мои поиски были напрасны? И этот побег… Ради возвращения?

– Хорошо, что ты предлагаешь? – недоумевающе спросил друг, заботливо придерживая ее плечо.

Рене помедлила с ответом. Она ясно осознавала неверность в направлении на Ла Файет. Заявить прямо о своих намерениях ей стоило огромного труда.

– Можно я пойду к тебе?

– Ко мне? – брови Франца подпрыгнули от удивления; осмыслив ее слова, он хмыкнул: – Точно желаешь посетить уголок бедности? Уверен, наши дома разные, тебе будет некомфортно.

Девушка убежденно мотнула головой.

– Не веришь мне, – продолжал студент. – А я тебе скажу: там жутко тесно!

– Я могу спать на полу, – легко отозвалась Рене.

– Такие жертвы? Однако нет, я бы не допустил такого, – молодой человек некоторое время помолчал, а затем вздохнул: – Прости, мне ведь завтра на работу. Как я тебя провожу до дома завтра, если уж ты хочешь ночевать у меня?

– Не иди на работу!

Смешок вырвался у Франца, и он с беззлобной иронией покосился на подругу.

– Я не могу так, извини.

– Можешь, – упорно протестовала девушка. – Я принесу тебе сколько хочешь денег.

– Не стоит, Рене, я справлюсь!

Безмолвие окутало их уста, как чернота – крыши зданий. Звезды не сияли. Их перекрыли густые тучи, прогоняемые упрямым ветром.

Две фигуры замерли на перекрестке. В этот миг они были похожи на затерявшихся птенцов, однако их наполненные мыслями взгляды являлись слишком тяжелыми для свободных птиц.

Девушка с тоской повернулась к юноше.

– Останься со мной, – лишь молвила она, и руки ее сами собой опустились.

Легкий холодный порыв, словно морской бриз, пробудил дрожь.

– Хорошо, – сдаваясь, расплылся в улыбке Франц.

Силуэты продолжили путь в умиротворенной тишине, столь приятной тишине согласия и счастья.

Быстротечность

радости

Свет встретил обитель студентов весьма хмуро. Ночь незаметно для сновидений перетекла в пасмурное утро, закутавшееся в облака, словно замерзшая дама в заячий тулуп. Размытая точка блеклого солнца восходила над горизонтом.