Багровый – цвет мостовых

– Ты был прав, Тома, – тихо признался Гаэль. – Я и впрямь опечален.

Мальчик с тревогой посмотрел на друга, ничего не говоря и дожидаясь, когда тот продолжит.

– Сейчас, как ты знаешь, июнь. Я окончил колледж несколько недель назад и тянул время, хоть у меня заканчивались деньги. Что я имею в виду?..

Снова молчание. Война меж мыслями является причиной запинок и долгих пауз.

– Мне нужно уезжать, – сокрушенно доложил Гаэль, не в силах смотреть на собеседника; однако если бы он перевел взгляд, то наткнулся бы на преданную, исполненную решительности улыбку.

Когда-нибудь люди научатся смотреть в глаза.

– Все еще не понимаю из-за чего ты грустишь, – просто заявил Тома. – Я ведь поеду с тобой.

Студент живо обернулся, не веря своим ушам; на его лице застыла неловкая милая улыбка. Крепко обняв ставшего столь дорогим мальчика, он пробормотал:

– А я опасался, что ты захочешь остаться…

– Ни за что! Ни за что! – выпалил Тома, округляя глаза. – Я никогда с тобой не расстанусь! Никогда. Если кто-то нас разлучит, я сбегу от него и найду тебя все равно!

Тронутый такой бескорыстной верностью, Гаэль поднялся с дивана и стал напротив мальчика, с наигранной торжественностью произнося слова:

– Властью, данной мне мною, – эта фраза вызвала хохот у ребенка; юноша же, сохраняя артистизм, был якобы серьезен. – Объявляю Тома, пяти лет от роду, моим братом, и обещаю верой и правдой служить ему, помогая в трудную минуту.

Стоя на диване, Тома был практически на одном уровне с Гаэлем.

– Я принимаю эту честь с благодарностью, – ребенок подражал тону старшего; во взоре его не прослеживалось и намека на фальшь. Он у обоих излучал искренность. – Я буду предан тебе вечно!

Если бы кто-нибудь посторонний наблюдал эту сцену, он бы назвал ее слишком театральной. Однако, так как в комнате не нашлось ни единого, кто мог судить, души двух людей верили и четко знали, что произнесенная речь не пуста.

Этим же прекрасным вечером Гаэль и Тома вместе пошли в город и купили два билета на поезд до Плимута и на пароход, отчаливавший вечером следующего дня. Придя домой, они собрали вещи, и молодой человек отплатил хозяину дома за аренду.

Часа в четыре утра жильцы оставили комнату, а в шесть – завтракали, слушая стук колес поезда. Прибыв в Плимут, путники отобедали и разместились на пароходе.

Ночью не появлялось желание спать. Тома, выйдя на палубу, завороженно смотрел на удаляющуюся землю, а когда и ее очертания поглотил мрак, мальчик поднял голову и долго смотрел на небо.

Путь

домой

На утро пароход прибыл в Кале.

Помогая Гаэлю нести его вещи, Тома был слегка рассеян; его расширенные глаза пробегали по каждому пассажиру, любому прохожему; здания и природа в виде одиноких деревьев также не оставались обделенными его вниманием.

– Тома, будь внимательнее! – остерег малыша Гаэль, когда они вместе сошли с судна.

Мальчик обернулся, но от неожиданности не сразу разобрал по-французски. Новый для него язык теперь звучал везде. Он не являлся напечатанным текстом на пожелтевших страницах, он был свеж, дышал, жил, доносился из уст окружавших мальчишку горожан, звучал в разных тембрах и с множеством интонаций. Чувствуя разгорающееся волнение, Тома не отходил от своего названого брата дальше, чем на метр. Голова его кружилась от потока голосов. Задрав голову, он посмотрел на Гаэля; взгляд того был ясен и полон нежности.

– Куда мы идем? – по привычке малыш говорил с ним на английском, собеседник это заметил, однако он такой привычки не имел.

– Сейчас позавтракаем, а затем будем искать карету, чтобы поехать в Реймс, – отвечал Гаэль. – Мне нужно навестить отца. Он не знает о нашем приезде, так что для него это обернется сюрпризом.

Улица л'Этап, по которой ступали путники, вливалась в многоголосую Оружейную площадь, где развернулась ярмарка; веселая толпа наполняла окрестности гулом и рокотом. Поверх их голов высилась Сторожевая башня с гигантской разверзшейся пастью, словно кричащий зверь, тонущий в потоке людских тел.

Карету удалось найти лишь после обеда, ближе к вечеру; мало кто соглашался мучить лошадей долгой дорогой. Все же уговорив извозчика, путники загрузили свои вещи, уселись поудобнее и отдали приказ ехать.

– Уверен, тебе понравится старый добрый Реймс, – негромко проговорил Гаэль, когда мальчик устало положил голову на один из чемоданов. – Мой отец примет тебя, будто родного сына, ты можешь не беспокоится, он справедлив и добр.

– Прямо как ты, – заметил Тома, взирая на брата из-под полуопущенных век.

Карета была наглухо закрыта со всех сторон, а полумрак внутри нагонял сон на ребенка.

– Возможно, но он все еще мой недосягаемый идеал, – серьезно изрек юноша; в какой-то момент он просиял улыбнувшись. – У нас прекрасный дом! Я помню, окно моей комнаты выходило на восток, и я любил просыпаться рано и следить за тем, как светлеет небо. Подвигал стул, залезал на подоконник и сидел, наслаждаясь сладковатым ночным воздухом. Рядом с окном рос аккуратный клен, чья крона была естественна и кругла; он успокаивающе шептал мне колыбельные при малейшем порыве ветра. У нас есть дивный сад, я обожал там гулять, особенно, если нужно побыть наедине с мыслями. Со всех сторон тебя окружают подстриженные кусты, миловидные деревца… Как только мы приедем, я познакомлю тебя с нашими дорогими слугами, у нас их не много, но они не просто рабочие, они – члены семьи. Их совсем не много. Самый близкий наш друг – садовник, синьор Моретти, знавший меня с рождения. Право, эти люди дороги нам с отцом. Еще у нас есть небольшая конюшня, нашей лошади уже двадцать шесть лет. Представляешь, Тома, она старше меня на четыре года! Ее зовут Тереза, она кочевала с моим отцом, когда тот покидал Корсику, и до сих пор она с ним. Какое же кроткое существо наша Тереза! Если захочешь, ты можешь прокатиться верхом, Тома, это совершенно безопасно. В этих черных глазах теплится столько ума и любви, что заглянув в них, ты не сможешь не отразить эту любовь и признательность в своих глазах и на своем лице…

Тома, борясь с усталостью и сном, старался внимательно слушать. Хоть во взоре можно было по ошибке прочесть безучастие, его сердце трепетало от теплоты, звучавшей в голосе Гаэля.

– Извини, что утомляю тебя разговорами, – сконфуженно сказал он, очнувшись от воспоминаний. – Поспи, дорога длинная.

Малыша не стоило уговаривать. Глаза его сомкнулись, и спустя каких-то несколько секунд пришел крепкий сон.

Тома пробудился, когда карета остановилась.

– Мы приехали? – зевнул мальчик, потягиваясь и разминая затекшую спину.

– Нет, – в недоумении нахмурился Гаэль и поспешил выйти. – Жди тут, – скомандовал он и закрыл дверцу.

До слуха мальчишки донесся разговор, из которого он понял, что возница дальше не поедет даже за дополнительную плату: лошадь вымотана. Словно в подтверждение, дверца кареты снова отворилась, и Гаэль с озадаченным видом попросил Тома выйти, а сам начал доставать чемоданы наружу. Дождавшись полной разгрузки транспорта, возница сел на козлы; лошадь двинулась тихим шагом.

Вечер обретал густую окраску. Путники, нагруженные вещами, направились искать другой экипаж.

По правую сторону от Тома расположилось огромное здание с двумя рядами окон с голубыми деревянными ставнями; над полукруглыми воротами, выкрашенными в такой же цвет, значилась надпись «H?pital Gеnеral», обрамленная искусными завитками. Слева, на фоне просыпающихся звезд, высился грозный шпиль белесой церкви.

– В каком мы городе? – поинтересовался ребенок.

– Это Сент-Омер, замечательнейшее место! – сообщил юноша. – Я тут был несколько дней до отъезда в Англию.

И здесь отыскать карету представлялось практически невозможным, особенно на ночь глядя. Извозчики разводили руками и качали головами, слыша предложение о поездке до Реймса или хотя бы до Лана. «Переждите ночь, на утро легче будет найти желающих,» – советовали они, однако молодой человек дорожил временем и наотрез отказывался ночевать. Огромного труда стоило выловить в сети улочек фиакр и упросить кучера за повышенную плату доехать до Арраса. Гаэль погрузил багаж, помог Тома забраться и устроился сам. Их снова ждал долгий путь, единственное утешение – он был легче, благодаря лунной и тихой ночи, навевавшей дремоту и позволявшей забыться.

Одной рукой обнимая спящего маленького брата, Гаэль тоже уснул незаметно для себя.

За

плеском

волн

не

слышно