Счастливый принц. Сказки

Деликатный румянец залил нежные лепестки Розы, подобные нежному румянцу на лице новобрачного, когда он в первый раз целует свою суженую. Однако шип ещё не коснулся сердца Соловья, и потому сердцевина Розы оставалась белой, ибо лишь живая кровь соловьиного сердца способна налить жизнью сердце Розы.

Снова и снова Розовый Куст призывал Соловья ещё крепче прижиматься к его шипу.

– Крепче, ещё крепче прижмись ко мне, милый Соловушка! – орало Розовое Древо, – Ибо день не должен наступить раньше, чем роза станет алой!

Соловушка бросился на шип, и его острие вдруг прикоснулось к его сердечку. И тогда нестерпимая, жестокая боль пронзила его трепетное тельце. Всё нестерпимее и мучительнее становилась боль в груди Соловья, всё громче звучала его песня. Теперь он пел о Любви, которая достигает вершины в своей Смерти, о бессмертной Любви, которой не страшна могила.

И тогда роза зарделась в своём великолепии, подобная утренней заре Востока. Кончики лепестков окрасились кремовым цветом, а её сердцевина алела теперь кроваво, как рубин.

Но теперь голос Соловья стал слабеть, наконец его крылья болезненно трепетали, его очи туманились. Теперь песня его то и дело прерывалась и соловью казалось, что кто-то всё сильнее сжимает его сердце.

Наконец завершилась его прощальная трель. Белая Луна услыхала её, и словно позабыв о наступающем утре, замерла не небе. Алая Роза словно услышала её голос, и полностью раскрыла все свои лепестки, как будто в экстазе, и трепеща, простёрлась всем своим телом к первому утреннему лучу. Гулкое эхо повлекло последнюю трель Соловья к пурпурной пещере в горах, будя спящих в ней пастухов. Трель пронеслась по шумливым тростникам на реке и те понесли её и послали далёким морям.

– Смотри! Смотри! – кричал Розовый Куст, – Роза является нам в красе своей!

Ничего не ответил Соловей. Он лежал мёртвый в высокой траве с острым шипом в сердце.

В полдень Студент отворил окно и выглянул в мир.

– Как? Возможно ли большее счастье? – воскликнул он, – Алая роза здесь! Никогда в жизни я не видел розы прекраснее этой! Она так прекрасна, и я подозреваю, что она носит какое-то чересчур длинное Латинское имя.

И Студент высунулся из окна и сорвал Розу.

Потом он, схватив шляпу и сжав розу в руках, поспешил к Профессору.

Дочь Профессора сидела у порога дома и мотала голубую шёлковую нить на катушку, и её крошечный дог примостился у её ног.

– Вы обещали мне танцевать со мной, если я принесу вам алую розу! – взволнованно воскликнул Студент, – Это наиалейшая Роза в мире! Этой ночью приколите её поближе к сердцу, и когда мы начнём танцевать, она расскажет вам, как сильно я вас люблю!

Но тут брови девушки нахмурились.

– Я опасаюсь, что это не вполне подходит к моему наряду! – холодно ответила она, – И помимо всего, племянник Камергера прислал мне кучу настоящих драгоценностей, а ведь все на свете знают, что драгоценности куда дороже каких-то жалких цветов!

– Вот это ответ! И вот какова ваша благодарность! – горестно загнусил Студент, и со злобой бросил розу на камни мостовой. Она скатилась в тележную колею и тут же была раздавлена тяжким колесом омнибуса.

– Неблагодарна? – Сказала, выпрямляясь, девушка звенящим голосом, – Я должна сказать вам, что вы нахал и грубиян, и, помимо всего, кто ты такой? Всего-навсего какой-то жалкий студентишка! Ни за что не поверю, что у вас, господин студентик, имеются такие же чудные серебряные пряжки к башмакам, какие я видела у племянника Камергера?

И она надменно встала с кресел и исчезла в комнатах дома.

– Какая глупая нелепица – эта Любовь! – ахнул Студент, и побрёл прочь, – В ней нет и половины той пользы, что есть в Логике! Она только манит, никогда не исполняет своих несбыточных обещаний, и меж тем требует веры в невозможное! Факт, она так непрактична – как она нелепа в наш век, век практицизма, век пользы, век машинерии, вернусь-ка я лучше к своей милой Подвальной Философии и начну штудировать Чердачную Метафизику!

Он заполз в свою пыльную каморку, скинул с полки огромную проеденную червями инкунабулу и стал перечитывать её наверно в сотый раз.

Великан-Эгоист

Каждый полдень, как только дети возвращались из школы, она как принято, заглядывали поиграть в сад Великана.

Это был большой, прекрасный сад, с мягкой, зелёной травкой.

Здесь повсюду из травы выстреливали, как звёздочки, головки изумительных цветов и здесь произрастали ещё двенадцать персиковых деревьев, каждую весну покрывавшиеся нежными розовыми и перламутровыми цветами, превращавшимися осенью в замечательные вкусные плоды. Птицы облюбовали эти деревья и обожали сидеть на них, распевая такие очаровательные песни, что дети прекращали свои игры, чтобы послушать их.

– Как здорово здесь! – кричали дети друг другу.

Как-то раз Великан вернулся домой. Он нанёс визит своему другу – Корнуэльскому Людоеду, и задержался у него в гостях на целых семь лет. За семь лет он наговорился всласть и переговорил обо всём, о чём может говорить уважающий себя великан. Его с трудом можно было назвать словоохотливым великаном, и наконец он решил вернуться в свой замок. Когда он возвращался, он увидел, что дети играют в его саду.

– Что вы здесь делаете? – заорал он жутким голосом, и дети бросились врассыпную.

– Мой собственный сад – это мой собственный сад! – сказал Великан, жахнув ногой в землю, – И любой должен знать, что никому не позволено играть здесь, кроме меня! Затем вокруг сада он возвёл высокую стену и и прибил к ней огромный биллборд:

«Вход запрещён!

Нарушителей ждёт суровая кара!»

Да, этот Великан на самом деле был большущим эгоистом!

Теперь бедным детям негде было играть. Они попытались играть на дороге, но там было так пыльно и валялось множество острых валунов, и детям не пришлось по вкусу играть там. Теперь, когда заканчивались уроки, они собирались возле стены и бродили вокруг, вспоминая свой прекрасный сад, который был теперь отгорожен стеной

– Как здорово нам было там! – говорили они друг дружке.

Затем, когда пришла весна, и везде вокруг набухли маленькие почки и поселились маленькие пташки. И только в саду Великана-Эгоиста по-прежнему царила Зима. Птицы не желали распевать свои песни там, где не было детей, и деревья забыли цвести. Однажды прекрасный цветок высунул голову из травы, но когда он увидел грозный билл-борд, он так сконфузился из-за детей, что тут же спрятал голову в землю и впал в спячку. Из всех, кто был полностью доволен всем, остались только Снег и Мороз.

Весна позабудет про этот сад! – радостно воскликнули они, – И мы будем поживать здесь весь год напролёт!

Снег покрыл траву толстым белым ковром, а мороз расписал все деревья слепящим серебром.

Затем Снег и Мороз призвали к себе в напарники Северный Ветер, и мгновенно он был тут как тут. Он весь был замотан в густые меховые дохи и целыми днями ревел и выл в саду, а порой стонал в печной трубе.

– Изумительное местечко! – шипел он, – Здесь не хватает только Града! Надо его пригласить сюда!

И Град не заставил себя ждать!

Каждый день три часа кряду он барабанил по черепичной кровле замка, пока от черепицы ничего не осталось, и с великой яростью катался по саду. Он был облачён в серые наряды и славился ледяным дыханием.

– Я отказываюсь понимать, почему так запаздывает Весна! – забеспокоился Великан-Эгоист, сидя перед окном и посматривая на свой холодный, белый сад, – Я надеюсь, что погода скоро улучшится!

Но Весна так и не явилась, а за ней не пришло и Лето. Осень одарила богатыми плодами все окрестные сады, кроме сада Великана-Эгоиста. Его она обошла стороной.

Он слишком эгоистичен! – сказала Осень. Теперь в саду Великана бродила только Зима, Северный Ветер и Град, и Мороз, вместе со Снегом плясали до упаду между голых деревьев.

Однажды утром Великан проснулся в своей постели, услышав нежную, тихую мелодию. Услышанная мелодия была так сладостна, что он поневоле подумал, не королевские ли музыканты едут мимо его замка. Но по настоящему это была всего лишь маленькая коноплянка, распевавшая за окном. Великан в своём замке уже столь долго не слышал пения птиц, что чириканье коноплянки показалось ему самой чудесной музыкой в мире.

Тут Град прекратил свои пляски у него над головой, а Северный Ветер перестал выть, и в приоткрытое окно потянуло невероятно приятным ароматом.

– Я верю, что Весна наконец вернётся сюда! – сказал Великан, взвился с постели и прильнул к окну и стал глядеть наружу.

Что же он увидел там?

Он увидел там совершенно удивительную картину. Через маленькую норку в стене дети проникли внутрь двора и расселись на ветвях всех деревьев. Куда бы ни смотрел Великан, на всех деревьях, на каждой из ветвей какой-нибудь ребёнок болтал ногами. И деревья так возликовали возвращению детей, что мгновенно покрылись листочками и зацвели, мерно качая ветвями над головами детишек. И пташки весело порхали над их головами, щебеча от восторга, и головки цветов качались средь травы и смеялись, как нежные колокольчики. Это была просто незабываемая сцена, и только в одном углу сада осталась царить Зима. Это был самый дальний, самый тёмный угол сада, и именно там обнаружился ещё один маленький мальчик. Он был такой крошечный, что даже не мог дотянуться ни до одной ветки, и только ходил кругами вкруг дерева и громко рыдал. Бедное деревце было с ног до головы укутано снегом и льдом, и Северный Ветер крутился и выл над ним.