Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания

Идеология – это система глубоко укоренившихся верований, касающихся фундаментальных вопросов человеческой жизни. Идеология играет определенную роль и в психологической войне. Различия в верованиях, которые не затрагивают фундаментальных вопросов, обычно определяются как различия во мнениях. Вы верите в необходимость крупных пошлин, а я – в то, что пошлины вообще не нужны. Вы верите в то, что существует один мир, а я в это не верю. Вы поддерживаете республиканцев, а я – демократов. Но, несмотря на все эти различия, мы верим в то, что зарплата должна выплачиваться в деньгах, что для создания семьи надо обязательно зарегистрировать свой брак или обвенчаться. Мы верим в то, что большая часть промышленных или личных товаров должна находиться в частной собственности, мы доверяем правительству, верим в то, что большинство всегда право, в то, что выборы должны быть демократическими, верим в свободу слова и т. д.

Если же наши различия во мнениях столь велики, что мы не можем договориться по одному из политических вопросов, тогда это уже не различия во мнениях, а различие идеологий. Идеология затрагивает сами основы нашей жизни. Вы, возможно, не захотите жить в одном городе со мной; мы не можем чувствовать себя безопасно в присутствии друг друга; каждый из нас может опасаться за то влияние, которое другой окажет на нравственный облик людей, живущих вместе с нами в одном городе. Если бы я был нацистом, а вы – демократом, вы, возможно, не хотели бы, чтобы мои дети жили рядом с вашими. Если бы я верил, что вы – хороший человек, но поддались влиянию Сатаны, и при этом знал, что вы не имеете права голосовать, что вам нельзя доверить имущество, что вам нельзя поручить командование солдатами, что вы в целом агрессивны и опасны, вам было бы очень трудно общаться со мной.

Во время религиозных войн вовсе не метафизические теории заставляли протестантов и католиков уничтожать друг друга как еретиков. В XVII веке протестанты прекрасно понимали, что будет с ними, если верх возьмут католики, а католики знали, что ждет их в случае прихода к власти протестантов. В обоих случаях новые правители, боясь своего свержения, казнили прежних правителей и использовали дыбу, виселицу и тюрьмы для борьбы с контрреволюцией. Люди, не разделявшие их идеологию, не имели права на свободу. И если противник не хочет уважать вашу личную безопасность, то вы, в свою очередь, не должны уважать его собственность, свободу слова и безопасность. Абсолютным минимумом любой идеологии является признание, что человек, живущий на идеологически однородной территории (то, что нацистский генерал Хаусхофер, вслед за Рудольфом Кьелленом, называл геопсихической зоной), будет уважать личную безопасность и другие права индивидуумов, живущих на одной с ним территории.

В наше время мы наблюдали, как испанцы все меньше и меньше доверяли друг другу, и для того, чтобы одна из групп населения смогла почувствовать себя в безопасности, потребовалась ожесточенная гражданская война, продолжавшаяся много лет. За четыре года Испания из республиканской страны превратилась в диктатуру. Конечно, ни в том ни в другом случае правительство не имело единодушной поддержки населения, но для того, чтобы контролировать большую часть страны, оказалось достаточным сформировать однородное правительство и создать единую систему обучения. Другие страны мира имеют разную степень идеологической сплоченности. Скандинавия казалась всем весьма однородной, пока немецкое вторжение не выявило скрытые и не видные глазу разногласия, благодаря которым во главе Норвегии встал Квислинг. В России, Италии и Германии из идеологии сделали фетиш. В этих странах попытались четко определить, что есть ортодоксия, а что – ересь. Это было сделано для того, чтобы контролировать образ мыслей всего народа страны. Но большинство стран мира страдает от довольно сильной идеологической путаницы или нестабильности основных верований. У этих стран не только нет средств для исправления сложившегося положения, но они даже не ищут их.

Образование

Процесс образования осуществляется обычно в специальных учреждениях, где люди передают своим детям чисто практическую информацию, необходимую в современной жизни. Кроме того, детей обучают тому, что нужно, чтобы стать хорошими людьми, гражданами, христианами или последователями других вер. В демократических государствах идеологическую нагрузку несет лишь незначительная часть образовательного процесса; в других частях, на уровне мнений, правительство контролирует идеологию только с помощью различных запретов – например, законов, карающих непристойное поведение, богохульство, подрывную деятельность и др.

В идеологизированных государствах, целью которых является формирование единого мировоззрения у всех жителей страны, процесс образования насыщен агитацией и строго регулируется, поэтому население живет в условиях постоянной психологической войны. Еретиков казнят или заставляют замолчать какими-нибудь другими способами. Исторический материализм или марксистская «объективность», народ, фашизм или «новая демократия» объявляются критериями добра и зла, даже в не связанных с идеологией отраслях знания. Образование и пропаганда превращаются в непрерывное промывание мозгов. И когда подобные государства начинают воевать с государствами, у которых нет такой мощной пропагандистской машины, либеральные страны оказываются в проигрыше, поскольку не имеют опыта в административном и механическом аспектах пропаганды. Образование и психологическая война – это все равно что ледник и лавина. В обоих случаях умы людей будут затронуты, но скорость и методы совершенно разные.

Умение продавать идею

Умение торговать тоже связано с психологической войной. Пропаганду часто называют особым искусством нашего времени – умением продать свой товар с помощью печати, радио и телевидения. Это неудачное сравнение появилось из-за неумелой американской пропаганды за морем в начальный период Второй мировой войны. Некоторые из американских пропагандистов совершенно не понимали природу психологической войны.

Преданность своей стране в годы войны обеспечивает идеология, а не мнения. Человек, оставаясь во всех других аспектах порядочным гражданином, никогда не захочет, чтобы его страна потерпела поражение. Желание сдаться – даже сама мысль о возможной сдаче – это всегда трагедия для всякого ответственного, пребывающего в здравом уме человека. Немец, желавший рейху поражения, считался в Германии предателем, точно так же, как любой американец, мечтавший о выходе США из войны и об уничтожении американских евреев, считался бы предателем в своей стране. И эти желания никак нельзя сравнивать с выбором зубной пасты, дезодоранта или сигарет.

Реклама в мирное время достигает больших успехов потому, что она не затрагивает главного; выбор, который делает покупатель, для него не так уж и важен, он важен продавцу. Сигареты «Кэмел» и сигареты «Олд коин» – это всего лишь сигареты, человек все равно станет курить, даже если их не будет. Так что ему по большому счету не важно, какие покупать. Если «Кэмел» связан в его мозгу только с табаком, а «Олд коин» подсознательно вызывает в памяти настойчивый образ ножек актрисы, которая их рекламирует, то он выбирает «Олд коин». Поэтому в 1941–1942 годах большая часть американской пропаганды напоминала рекламу, поскольку американцы в своей повседневной жизни не могли без нее обойтись.

Тем не менее искусство продавать в определенном смысле помогает военной пропаганде, знакомя аудиторию с нужными идеями в прессе и по радио. В результате этого чужая реклама может достичь умов американцев только в условиях конкуренции с местной. Иностранной рекламе очень трудно привлечь внимание американцев, которые живут в окружении почти бесконечной коммерческой рекламы очень высокого качества. Коммунистическая и фашистская партии никогда не привлекут внимания общественности в Соединенных Штатах, если ограничатся только проведением своих «собраний», на которые является человек триста, или развешиванием нескольких дюжин плакатов в метро. Чтобы политический пропагандист добился внимания публики, он должен превзойти рекламу мыльных опер, прохладительных напитков и переплюнуть купающихся красоток, рекламирующих сырой пенсильванский или светлый табак. Поэтому чужая пропаганда либо проходит незамеченной, либо камуфлируется, стараясь стать похожей на местную рекламу и использовать все существующие средства массовой информации. Крикливая коммерческая реклама делает американцев глухими к пропаганде даже своего собственного правительства и в определенной степени снижает их бдительность. Но в то же самое время эта реклама воздвигла настоящую Великую стену в умах американцев, делая их невосприимчивыми к иноземным и сомнительным призывам, благодаря чему Соединенные Штаты никогда не поддаются идеологическому вторжению из-за моря.

Психологическая война и пиар

Психологическая война и пиар различаются по аудитории, на которую они направлены. Психологическая война направлена на врага, а связи с общественностью призваны воздействовать в основном на аудиторию в своей стране. Но и те и другие оказывают влияние на нейтралов, иногда довольно большое, что сильно мешает делу. В некоторых странах военной пропагандой и пиаром занималось одно и то же учреждение, вроде японского Дзёхо кёку (см. гл. 10). По традиции, связи с общественностью в американской армии и военно-морском флоте основываются на следующих идеях: новости должны быть полными, насколько это позволяет военная цензура; они должны сообщаться своевременнно и в интересной форме; они должны укреплять доверие народа к своим вооруженным силам; и их тон (не менее важный, чем содержание) не должен способствовать повышению боевого духа врага. Эти идеи оправданны при правильном использовании прессы, но они могут ослабить военную пропаганду, если ей противостоит энергичный и изобретательный противник.

Отличить пиар от психологической войны, когда они используют одно и то же средство массовой информации, невозможно. В ходе Второй мировой войны Управление военной информации (УВИ) разработало подробные планы передачи новостей с фронта для различных аудиторий. К несчастью, сотрудники этого учреждения предполагали, что враг будет слушать только станции УВИ и что американские пресс-релизы, подготовленные армией и флотом для других стран, останутся им незамеченными. И, когда радио в Нью-Йорке или Сан-Франциско передавало сообщение о какой-нибудь битве или сражении, подготовленное специалистами по военной пропаганде, а офицеры-пиарщики армии и флота выдавали совсем другой взгляд на эти события, пресса и радио врага выбирали то, что им больше подходило, или цитировали оба американских источника, подчеркивая их противоречия.

Психологическая война и службы, призванные поддерживать высокий боевой дух солдат

Во всех современных армиях, в дополнение к службе связей с общественностью, имеются службы по поддержанию боевого духа. В них работают офицеры или наемные служащие, которые организуют досуг солдат, снабжают их образовательными материалами и материалами, повышающими их политическую грамотность, а также другими материалами, привлекающими внимание. Главная цель этих служб – свести на нет психологическую войну врага. Занимая внимание солдат своими программами, они не дают врагу возможности воздействовать на их умы. В годы Второй мировой войны радиослужба Вооруженных сил США создала глобальную сеть радиовещания для американцев и стала главным средством американской пропаганды во всем мире. Естественно, народы вражеских стран и союзников больше доверяли передачам, которые были предназначены для американцев, чем тем, которые были разработаны специально для них. В прошлую войну американские службы по поддержанию боевого духа с негодованием отвергали заявления о том, что они являются главными средствами пропаганды, совершенно справедливо утверждая, что их аудитория ждет от них простой информации, простых новостей и простого просвещения, без всякого пропагандистского подтекста. Тот факт, что на полях сражений все виды коммуникаций являются пропагандой, не всегда принимается во внимание, и мало кто знает, что только в одном или двух случаях, когда ситуация была критической, служба пропаганды и службы по поддержанию боевого духа координировали время подачи своих материалов и договаривались, на что надо сделать основной упор.

Следует, однако, отметить, что, как ни называй пропаганду, она все равно будет весьма лакомым куском, а убежденность пропагандиста в том, что он совсем не пропагандист, очень сильно льстит самолюбию. Службы по поддержанию боевого духа снабжали американские вооруженные силы новостями, развлечениями и книгами. У этих служб, помимо всего прочего, была большая паразитирующая аудитория – люди по всему миру слушали американские радиопередачи, читали американские журналы и покупали на черном рынке американские книги в бумажных переплетах. (Когда американский департамент информации и образования начал ввозить в Китай свежие издания, студенты Лиентского университета в Кунь-Мине, Юннань, возликовали. Много лет изолированные от всего мира, они могли теперь наслаждаться хорошими американскими книгами.)

Службы по поддержанию боевого духа не воспользовались возможностью вбить в головы американских солдат и своих иностранных слушателей некоторые наиболее эффективные аспекты американской психологической войны, но, не желая признаваться даже самим себе, что тоже являются пропагандистами, они только выиграли. Поскольку в Соединенных Штатах нет серьезных внутренних психологических расхождений, основные мероприятия этих служб автоматически совпадали с функциями психологической войны, просто потому, что в обеих этих службах работали дисциплинированные американцы-патриоты.

В немецкой и советской армиях службы по поддержанию боевого духа входили в состав скоординированной пропагандистской машины, которая занималась организацией психологической войны и связями с общественностью, а также руководила работой прессы и радио и народным образованием. В японской армии службы по поддержанию боевого духа в основном занимались удовлетворением физических и душевных потребностей солдат (снабжая их угощениями, открытками с картинками, амулетами, которые приносят удачу) и почти не имели отношения к передаче новостей и еще меньше – к официальной пропаганде.

Виды деятельности, связанные с пропагандой

В свободных странах работу всех средств массовой информации даже в годы войны скоординировать невозможно. Пресса, театр, кинематограф, частично радио, книжные издательства будут работать, как и прежде. Все эти частные организации являются неиссякаемым источником материала для новостей и других средств психологической войны. С помощью щадящей, но хорошо продуманной связи с цензурой органы психологической войны вполне могут осуществлять контроль над неправительственными материалами и не допустить, чтобы в вашем тылу циркулировали наиболее открытые формы вражеской пропаганды.

Новости становятся пропагандой, когда человек, сообщающий их, делает это с определенной целью. Даже если репортеры, редакторы и писатели не ставят перед собой никаких пропагандистских задач, источники этих новостей (человек, дающий интервью, друзья корреспондентов и т. д.) могут передавать новости прессе с совершенно определенной целью. Хорошо известны случаи, когда правительственные чиновники передавали сведения, полученные от своих соперников, в газеты и снабжали журналистов записанными во время разговора или после него материалами, что в данном случае является пропагандистским трюком. Поэтому психологическую войну следует планировать с учетом того, что гражданские средства коммуникации никуда не денутся и будут действовать безо всякой координации. В планах следует заранее предусмотреть возможность неожиданных ситуаций, иногда приносящих большой вред, которые возникнут из-за проведения частных операций на том же самом поле. Боевые офицеры могут очистить дорогу от гражданских машин для пропуска военных частей, идущих на поле боя, но офицеру, занимающемуся психологической войной, нужно самому прокладывать себе путь сквозь передачи гражданского радио и другие средства массовой информации, контролировать которые он не может.

Психологическая война также очень тесно связана с дипломатией. Это – неотъемлемый элемент стратегической дезинформации. В вопросах медицины психологической войне помогает опыт санитарной службы. Если в войсках одной из воюющих стран распространяется какая-то болезнь, то она же появится и в войсках другой стороны. Если американцев заедают вши и клопы, то те же самые насекомые отравят жизнь и врагу. В этом случае можно сообщить солдатам противника, насколько эффективней американские службы справляются с насекомыми. И наконец, психологическая война тесно связана с вопросом содержания военнопленных и с защитой своих собственных солдат, попавших в плен к врагу.

Но психологическая война является отдельной отраслью общей войны, хотя она связана со многими науками и перекрывает все другие функции войны. Ее можно разделить на три части: общую схему психологической войны, противодействие операциям психологической войны врага и проведение своих собственных тактических операций. Каждой из этих частей в этой книге посвящен особый раздел. В любом случае следует помнить, что психологическая война – это не закрытая операция, которую можно провести втайне, а как раз наоборот, психологическая война, чтобы достичь нужного результата, должна стать частью повседневной жизни и борьбы той аудитории, на которую она направлена.

Глава 3

Определение психологической войны

Психологическая, или пропагандистская, война стремится достичь своих целей без применения военной силы. В отдельные периоды истории пропаганда считалась занятием весьма неблагородным[3 - Например, в 1920-х годах советская пресса с удивлением и презрением отзывалась об операции, которую проводили британцы на северо-западной границе [своей империи]. На самолетах устанавливались громкоговорители, которые с небес на языке пушту сообщали, что Бог рассердился на жителей этих мест за то, что они взбунтовались против англичан. В результате этого племена были рассеяны и вскоре сдались. Русских возмутил этот маневр, хотя они сами вели широкомасштабную пропаганду во внутренних районах другого склона Памира. Вот только русские утверждали, что Бога нет, и их пропаганда не давала желаемых результатов. Они считали, что использование местных суеверий в психологической войне недопустимо.]. Солдату гораздо естественнее полагаться на свое оружие, а не на слова, и после Первой мировой войны многие не хотели совершенствовать это оружие – пропаганду – несмотря на то, что сам Людендорф считал ее самым большим достижением союзников. Тем не менее в годы Второй мировой войны психологической войной занялись многие американские офицеры армии и флота, и ряд самых лучших операций был проведен без помощи гражданских лиц или спонсорской помощи (например, капитан Дж. А. Бурден, служивший в Гуадалканале, писал свои собственные листовки, готовил тексты публичных обращений и разбрасывал все это сам с выделенного ему самолета морской авиации. Он делал это с бреющего полета, пока японцы не сбили его, и он не утонул в море. Он, возможно, что-то слышал об УВИ, но гражданское население о нем ничего не знало).

Теперь о психологической войне знают все. И в будущем главная проблема будет заключаться не в том, достойное это дело или нет, а в том, чтобы сделать ее более эффективной. Поэтому мы даем здесь определения этой войны не для того, чтобы уяснить, что это такое, а для того, чтобы сделать ее более удобной и оперативной. Что представляет собой психологическая война, мир узнал в годы Второй мировой войны.

Вы не найдете объяснения, что такое психологическая война, в словарях. Каждый может попытаться сам придумать ее определение. «Психологическую войну» и «военную пропаганду» можно определить так:

во-первых, решив, о чем мы говорим в данной ситуации, книге, беседе или исследовании;

во-вторых, выявив, какие органы выполняют данную задачу и какова сфера их ответственности;

и в-третьих, определив результаты, которых мы хотим достичь в ходе спланированных нами мероприятий.

Иными словами, офицер штаба нуждается в одном определении этого понятия, а боевой офицер – в другом. Политический лидер будет использовать еще более широкое определение, чем военные. Фанатик даст свое собственное определение или – что более вероятно – целых два определения: одно (например, «помощь демократии» или «пробуждение масс») для своей собственной пропаганда:, а другое (вроде «распространение лжи», «продажная пресса» или «опиум для народа») для пропаганды противника[4 - Газеты сообщали, что Хью Лонг ввел в язык сельских местностей Луизианы новое слово для обозначения «капиталистической прессы» – «оболванивающая пресса». Внушая своим последователям презрение к ней, он довел их до такой точки, когда они уже не верят ни единому печатному слову, а верят лишь тому, что внушает им их «старина Хью, король всех рыб». Эта операция была проведена очень грамотно, поскольку один из самых эффективных способов лишить людей веры в пропаганду противника – это привлечь их внимание к тому, что говорит оппонент, а потом как бы между делом подсунуть им «правду» (иными словами, то, как видит это событие сторона, которая занимает «правильную» позицию). Лонг приписывал газетам ложь, которую они никогда не публиковали, и называл «ложью» (на самом деле это были исторически достоверные факты) то, что они публиковали. А поскольку большинство его последователей либо вообще бойкотировали прессу, либо читали ее, не веря ничему, они так и не узнали, действительно ли газеты печатали то, в чем их обвинял Лонг. Можете проверить действие этого трюка на своих соседях или друзьях. Процитируйте какое-нибудь «идиотское» высказывание из газеты (вроде таких: «Еврейская газета «Вперед» пишет, что потребление соленых огурцов приводит к безнравственности» или что «парижская газета «Времена» утверждает, будто Аляска собирается отделяться»), и ваш слушатель будет сильно возмущаться тем, какие глупости пишут в газетах, но никогда не проверит, действительно ли они это опубликовали. Такое часто случается в жизни – умный пропагандист приписывает своему оппоненту множество примитивных и глупых высказываний. Сколько людей знают, что на самом деле говорили по этому или иному поводу коммунисты? Или не поленились проверить, каковы в действительности требования сионистов? Или чего требуют арабы от палестинцев?]. Даже военные не могут дать определенное понятие «пропаганды», которое подходило бы для всех случаев жизни, поскольку военные операции изменяются, а военные определения необходимы для создания системы передачи команд.

Первый метод определения хорош для исследовательских целей – он помогает разложить политико-милитаристскую ситуацию на понятные компоненты. Второй метод – организационный – применяется тогда, когда имеется организация, которая поможет пояснить определение, например: «Пропаганда – это то, чем занимаются в УВИ и ОСС». Третий метод, оперативный или исторический, полезен для оценки ситуации после того, как операция завершилась; так, историк может сказать: «Вот как поступали немцы, думая, что занимаются пропагандой».

Поскольку первым уроком всякой пропаганды является обоснованное недоверие, было бы глупо и абсурдно верить тому, что нам говорят о пропаганде. Пропагандисты, которые служат во всех армиях и правительствах мира, являются большими специалистами по оправданию своей работы, да и мы сами посчитали бы их очень странными, если бы они не рассказывали нам о том, какое замечательное дело они делают. Пропаганду нельзя оценивать теми же мерками, которыми мы оцениваем другие дела. Следует оценивать ту роль, которую она сыграла в военных операциях, поскольку в военное время она является их частью.

Широкие и узкие определения

Слово «пропаганда» возникло от названия департамента в Ватикане, который занимался распространением веры. Определений понятия «пропаганда» множество. Наиболее интересные критические, аналитические и исторические труды на эту тему были написаны в Америке Уолтером Липпманом, Гарольдом Ласуэллом и Леонардом Дубом, но и многочисленные авторы в других странах внесли свой вклад в исследование этого вопроса. Некоторые из их работ представляют большой интерес. Чтобы объяснить, чему посвящена наша книга, приведем следующее определение пропаганды: «Пропаганда – это планомерное использование любых форм коммуникаций для того, чтобы оказать влияние на умы, чувства и поступки группы населения с четко обозначенной целью».

Это определение можно назвать широким, поскольку под него подпадают и призывы покупать зубную пасту «Антидент», и вера в теологический принцип полного погружения (это означает, что если вы хотите креститься, то должны полностью погрузиться в воду), призывы покупать цветы для своих дядюшек ко Дню дядюшек, а также давать пощечины японцам, бороться с фашистами в своей стране или делать все, чтобы ваши подмышки приятно пахли. Все это пропаганда в широком смысле слова. Но поскольку военное и военно-морское министерства никогда не объединяли корпус капелланов, систему военных магазинов, кампании по обеспечению безопасности и борьбу с венерическими болезнями в определение «пропаганда», следует сузить это определение, исключив из него те формы, которые обслуживают личные или неполитические потребности людей. Суженное определение звучит так: «Пропаганда – это планомерное использование любых форм общественных или массовых коммуникаций для того, чтобы оказывать влияние на умы и чувства определенной группы населения с четко обозначенной общественной, военной, экономической или политической целью».

Это можно назвать повседневным определением термина «пропаганда», поскольку оно приводится в большинстве гражданских учебников для вузов. Что же касается военной пропаганды, то необходимо добавить к нему еще несколько слов, говорящих о том, что пропаганда направлена исключительно против врага:

«Военная пропаганда – это планомерное использование всех форм коммуникации для того, чтобы оказывать влияние на умы и чувства противника, а также нейтральных и дружественных групп за границей, с четко определенной стратегической или тактической целью».

Заметим, что если коммуникация не спланирована заранее, то пропагандой ее назвать нельзя. Если американский лейтенант высунет голову из башни танка и прокричит японцам, прячущимся в укрытии: «Эй вы, чертовы обезьяны, выходите оттуда, иначе мы вас прикончим!» – это может сработать, а может и нет, но в техническом смысле – это не пропаганда, поскольку лейтенант не планировал применить эту форму коммуникации заранее и решил оказать влияние на умы и чувства японцев спонтанно. Если бы он тщательно обдумал свои слова и сказал бы по-японски: «Приказываем противнику прекратить сопротивление; в противном случае американская армия заранее сожалеет о неизбежных последствиях применения ею огнемета», то его призыв (правда, с большой натяжкой) можно было бы назвать пропагандой.

Кроме того, у пропагандистской акции должна быть цель. Этот пункт не зря включили в определение, поскольку общение, как в годы войны, так и в мирное время, очень часто осуществляется ради удовольствия говорящего, а не ради того эффекта, который оно должно оказать на слушателей. Во время Второй мировой войны процветали такие виды коммуникации: посылка японцам карикатур, на которых они были изображены в смешном виде, коверканье немецкого языка, обзывание итальянцев привычными, но неприятными кличками. Те, кто занимались этим, получали массу удовольствия, но мало кто понимал, зачем он это делает. На самом деле это сильно раздражало врага и укрепляло его стремление продолжать борьбу. (Устрашающие крики были хороши в эпоху древних войн, когда воевали примитивным оружием, но в современной военной пропаганде они – большая роскошь. Запланированное раздражение врага, конечно, играет свою роль – маленькую и особую. Но применяется этот вид психологической войны довольно редко).

Понять, что такое психологическая война, очень легко, если считать ее простым использованием пропаганды в военных целях, как явствует из следующего определения: «Психологическая война включает в себя использование пропаганды против врага совместно с другими операциями военного, экономического или политического характера, если это потребуется».

В этом смысле «психологическая война» – очень успешная операция, проведенная в годы Второй мировой войны под руководством Объединенного комитета начальников штабов. Отделы психологической войны были созданы на всех основных театрах боевых действий, и американские военные усвоили доктрины этой войны.

Существует, однако, еще несколько смыслов, в которых используется термин «психологическая война». Один из таких весьма неприятных смыслов стал известен во время немецкого завоевания Европы – это война, проводимая психологическими методами. Для американцев психологическая война служила дополнением к обычным военным операциям и велась с помощью средств массовой информации; для нацистов это было осуществление политической и военной стратегии с помощью достижений психологической науки. Для американцев это была модификация традиционных военных методов с помощью эффективного и великодушного использования нового оружия; для немцев же это была трансформация процесса войны в целом. Это очень важное различие, которое требует отдельного анализа.

Война, проводимая психологическими методами

Для обозначения страшной, ужасающей стратегии Гитлера в период с 1935 по 1941 год было придумано много названий. Один автор, Эдмонд Тэйлор, назвал ее «стратегией террора», написав книгу под этим заглавием (Бостон, 1940), а еще – «войной нервов». Другой автор, Ладислас Фараго, политический журналист, начавший свою карьеру в качестве представителя пятой колонны стран оси на Ближнем Востоке и закончивший ее сотрудником американского отдела, который занимался планированием психологической войны в военно-морском флоте, выпустил книгу под названием «Немецкая психологическая война: полный критический обзор с аннотациями и библиографией» (Нью-Йорк, 1941). В этом труде он привел краткое изложение сотен немецких книг по вопросу психологии и войны. Большая часть этого материала была посвящена методам обучения персонала, психосоматической медицине и другим аспектам психологии, не имеющим никакого отношения к пропаганде, но сама книга в целом является впечатляющей демонстрацией тех гигантских усилий, которые приложили немцы, чтобы подвести под свою войну научную основу. За этим трудом быстро последовали другие книги и статьи, посвященные «изобретениям» немцев.

Когда ажиотаж немного улегся, выяснилось, что эти «изобретения» можно объединить в две группы:

во-первых, превосходную или казавшуюся превосходной синхронизацию политических, пропагандистских, карательных и военных акций;