Послание в будущее

Наконец, он поднял голову и произнес еле слышно:

– Я не могу… Оставьте меня здесь, чтобы я спокойно покинул эту жизнь и воссоединился с любимой семьей.

Тогда Ланецкий сказал:

– Подумай, сын мой и, принимая решение, помни, что ты был торжественно посвящен в пасторы братства, и тогда ты давал клятву, что по первому зову послушно явишься перед лицом Бога и церкви, с чистым разумом и с готовностью служить Христу. Ты служишь церкви, божественному слову, тайным ключам и таинствам. Мы выбрали тебя, увидев, что ты питаешься божественным словом, ты можешь учить, ты трезв, благоразумен и одарен всеми качествами, которые нужны настоящему пастору. В глазах братьев ты посол от Христа, обещавший посвятить себя церкви, а не самобичеванию. Принимая решение, помни и то, что дети не умирают! Они есть наше бессмертное наследие. Ты должен знать прежде всех в нашем братстве, что смерти нет! То, что считается лишь концом, есть наше истинное духовное рождение.

Ян закрыл лицо руками и ответил сквозь слезы:

– Не могу…

Тогда епископ встал и сказал напоследок:

– Ян-Любящий, мой дорогой сын! Я приму любое решение твое. Продолжим разговор, когда захочешь. Знай, что скоро начинается совет старейшин и общий собор у часовни, где мы будем решать нашу дальнейшую судьбу. Ты знаешь, все нуждаются в тебе. Решай, будешь ли с нами, живыми, или похоронишь себя для тех, кого Бог уже призвал к себе.

Не поднимая головы, Ян повторил:

– Не могу…

Тогда епископ вышел из шалаша, оставив Яна одного со своим горем. За дверью он нашел близнецов и спросил удивленно:

– Что с вами?

– Мы бегали и искали Ясема!

– Но нигде не нашли.

Епископ кивнул:

– Посидите здесь. Возможно, учителю потребуется ваша помощь.

Эраст и Бенедикт с готовностью кивнули.

– Мы будем часовыми.

– Лучшими часовыми!

5. Рай сердца

Вечером беженцы Брандиса собрались перед палаточной часовней на общий собор. Плотники наскоро соорудили трибуну для выступающих, повсюду загорелись самодельные лампы и факелы, тут и там разожгли костры. Все с терпением ожидали выхода старейшин Братского Единства, которые уже несколько часов совещались в часовне. Шепотом распространялись слухи:

– Императорская армия наступает.

– Рассказывают, что папа болен…

– Черная смерть погубила почти все население Пшерова.

– Там погибли жена и дети учителя.

– Потому он не выходит, скорбит в шалаше.

– Как такое горе пережить?

– Только верой в Бога.

В это время Ян сидел у стола, склонив голову, и плакал. Ему было очень тяжело переносить сердечную боль. Он повторял себе:

– Конец моим надеждам! Горе мне, горе! Готов умереть тысячу раз, чтобы увидеть свою семью, нежели быть здесь и испытывать такую жестокость. Лучше бы мне никогда не родиться. Скрыться бы мне в пустыне от всего… Ах, Боже! Если ты существуешь, то смилуйся надо мной несчастным!

Сказав это, он ужаснулся…

Он только что усомнился в существовании Бога.

– Боже! Что со мной происходит? Я гибну…

Перед шалашом по–прежнему дежурили часовые.

Пока старейшины задерживались, Мария, мать Ясема, тихо запела у костра.

«Господи, помилуй, Господи прости…»

Эта тихая песня ореолом закружилась вокруг костра, и ее подхватили другие женщины:

«Помоги мне Боже крест свой донести…»

Тогда молитва усилилась, разлетелась по всему городу, и ее подхватили все.

«Ты прошёл с любовью Свой тернистый путь,

Ты нёс Крест безмолвно, надрывая грудь…»

Ян, ошеломленный от осознания своего сомнения в Боге, встал, дотянулся до свечки на столе и зажег ее.

Затем он сел перед свечкой и начал произносить свою внутреннюю молитву, которая приоткрывала для него дверь ко Христу. Она потекла током по всему телу, и Ян почувствовал головокружение. Мир начал уходить из–под его ног, и тогда перед ним возникли невероятные образы.

Сначала они появились в дальнем, западном, углу комнаты. Угол, казалось, расширился до беспредельности, и перед Учителем предстало какое-то поле брани или массовой казни. Оглядываясь, учитель увидел множество умирающих в мучении и в агонии людей. Их состояние было самое жалкое. Смертельно раненные ползали в грязи и рыдали; искали свои оторванные конечности и в ужасе пытались собрать и уложить свои органы обратно в себя. Были и те, кто умирал в почтенном возрасте, однако, их мучение было не менее ужасным.

Множество было и тех, кто умирал не от ран, а от бубонных опухолей. Их тела смердели, они мучились, обезображенные опухолями и нарывами, беспомощно возводили руки к небу.

Каждый с ужасом, рыданием, страхом и содроганием отдавал свою душу, не зная, что с ним будет, и куда попадет он из своего мира.

И ходили между этими несчастными чумные врачи в ужасающих масках. Они проверяли то одного несчастного, то другого, однако, помочь не могли никому. Их суета была излишней.

Ян в ужасе смотрел на страшную картину и искал свою семью среди этих несчастных. Он кидался от одного края к другому. Не было ни Магдалены, ни мальчиков. В их поисках он достиг края поля брани, где увидел, как чумные врачи выбрасывали в бездонную яму за край солнца и света всех без разбора, как умирающих, так и уже усопших.

Ян в ужасе заглянул туда, и перед его глазами предстал мрак кромешной тьмы, границ которой человеческий разум не в состоянии найти. Там были лишь черви, жабы, гады, гной, смрад, запах серы и смолы.

Это был неописуемый ужас.